Давным-давно правил в городе Варанаси злой и несправедливый царь по имени Махапингала. Что ни день, совершал он по своей прихоти разные злодеяния. Словно сок из сахарного тростника, выжимал он из своих подданных налоги, карал их то и дело все новыми поборами. Всегда был он груб, суров и жесток и никогда не испытывал жалости к другим людям. Во дворце он был неумолим и беспощаден не только к своим женам, сыновьям и дочерям, но и к придворным, брахманам и знатным землевладельцам. Всем был он неприятен, словно песок в глазах, словно камень, попавший в пищу, словно колючка, застрявшая в пятке.
В то время Бодхисаттва возродился в образе сына этого царя. Когда после долгого царствования Махапингала наконец умер, все жители Варанаси радовалась и хохотало. Они привезли тысячу возов дров, сожгли Махапингалу, вылили на это место тысячу кувшивов воды и помазали на царство Бодхисаттву. «Теперь у нас справедливый царь»,— говорили они. По всем улицам было приказано бить в праздничные барабаны и поднять над городом стяги и знамена. У дверей каждого дома были сделаны навесы, и люди сидели под этими навесами на помостах, усыпанных печеным зерном и цветами, ели и пили.
На диване, стоявшем на пышно разукрашенном помосте, в окружения придворных, брахманов, знатных горожан и привратников под белым зонтиком торжественно восседал Бодхисаттва.
А в это время один привратник, стоявший возле царя, все время вздыхал и всхлипывал. Заметив это, Бодхисаттва сказал: «Эй, привратник, смотри, весь народ веселится и празднует смерть моего отца, а ты стоишь и плачешь. Разве мой отец был тебе так приятен?» И он произнес первую гатху;
Народ, царем Пингалой притесненный,
В его лишь смерти видит избавленье.
Так был тебе приятен Красноглазый,
Что ты о нем теперь, привратник, плачешь?
Выслушав его, привратник сказал: «Нет, не о смерти Махапингалы я скорблю. Моей голове с лихвой от него досталось. Всякий раз, выходя из дворца и возвращаясь обратно, царь Пингала, словно кузнечным молотом, давал мне по восьми ударов кулаком по голове. Боюсь я, как только попадет он в другой мир, стукнет восемь раз по голове Ямы, привратника ада, думая, что он меня бьет. «Слишком уж он непочтителен с нами», — скажут обитатели ада и отошлют его обратно на землю. И тогда он снова каждый день будет бить меня по голове. Вот чего я боюсь, оттого и плачу». И, разъясняя это, привратник произнес вторую гатху:
Всегда мне был противен Красноглазый,
Боюсь его сюда я возвращенья.
Он, в ад придя, побьет там бога смерти,
А тот, рассерженный, пришлет его обратно.
Выслушав привратника, Бодхисаттва сказал ему; «Царь Пингала сожжен на костре из тысячи возов дров, место сожжения залито водой из тысячи кувшинов, и борозду кругом провели. А существа, перешедшие в другой мир, в то же тело не возвращаются, поэтому ты не бойся». Так успокаивая привратника, он произнёс третью гатху:
На тысяче возов сожжен, из тысячи горшков залог,
Кругом прорыта борозда, не бойся, не вернется он.
После этого привратник успокоился, а Бодхисаттва, раздавая дары и совершая другие благочестивые деяния, справедливо управлял царством и возродился согласно карме.
Учитель, приведя эту историю, отождествил перерождения: «Тогда Пингалой был Девадатта, а сыном был я».
Древнеиранская литература
Вступительная статья, составление и перевод И. Брагинского
Произведения древнеиранской письменности являются частью культуры иранских племен и народностей, заселявших со II тыс. до н. э. обширные пространства Евразии — от Гиндукуша и до устьев Дона, от Каспия и до истоков Тигра и Евфрата. Обособление восточных иранцев от западных произошло в глубокой древности. Восточные иранцы искони заселяли Среднюю Азию (включая значительную часть нынешнего Афганистана и часть отрогов Гиндукуша), то есть земли к востоку и юго-востоку от Каспийского моря. У них были постоянные связи с населением Восточно-Европейской равнины, с тюркоязычными народностями, с Китаем и Индией. Центрами восточно-иранских народностей были области Ферганы, Хорезма, Согда, Памира и Хорасана. Западные иранцы жили к западу и югу от Каспийского моря, преимущественно на территории нынешнего Ирана (исключая Хорасан), и находились в постоянном общении главным образом со странами Междуречья и Средиземноморья. Их центрами были Мидия, Азербайджан (Атропатена), Фарс. Весьма тесные и разносторонние связи восточных и западных иранцев не прекращались веками.
О древнеиранской литературе, развивавшейся в течение почти целого тысячелетия, можно судить по таким памятникам, как «Авеста», фрагменты согдийской и парфянской литератур, по произведениям среднеперсидской письменности, развивавшейся частично на территории Хорасана, а в большей мере — Фарса.
«Авеста» — Древнейший иранский литературный памятник
«Авеста», священная книга зороастризма (парсизма), дошла до нас в двух основных редакциях (вариантах). Первая редакция представляет собою сборник молитв на так называемом авестийском языке, записанных особым, авестийским алфавитом. Эти молитвы и ныне читаются зороастрийскими (парсийскими) священниками при богослужении. Вторая редакция представляет собою в основном собрание тех же частей, что и первая, но расположенных в иной порядке, имеющем целью не чтение при богослужении, а систематическое изучение.
Авестийский текст в этой редакции, разбитый по книгам, главам и строфам, сопровождается комментированным переводом («Зенд») на среднеперсидском языке, записанным не авестийским, а «книжнопехлевийским» алфавитом.
Состав «Авесты» второй редакции таков:
1. «Вендидад» (искаженное среднеперсидское слово «Видевдат», от авестийского выражения: «Ви дэво датси», то есть «Кодекс против дэвов») представляет собою свод законов и предписаний, направленных на отвращение алых сил и демонов (дэвов), водворение праведности («аша», точнее «арта»). Содержит преимущественно в форме диалогов между Заратуштрой и верховным божеством — Ахурой Мазда предписания о поддержании ритуальной чистоты, об искуплении грехов и различные культовые указания, а наряду с этим элементы мифологии. Состоит из двадцати двух глав («фрагард»).
2. «Висперед» (среднепорсидское «Виспрат», от авестийского «Висператаво» — «все владыки», то есть «покровители благих существ») содержит молитвенные песнопения, состоит обычно из двадцати
