Она что, дом перепутала?!!!
Он попытался поймать, и горшок, и Лину, он сказал: «Что ты? Что с тобой?»; он сделал неверный шаг назад…
Это был Андрей.
Она узнала его голос, она поняла, что это он; больше она ничего не понимала, но это был Андрей, Андрей!..
Поздно. Они падали. Они летели оба, вместе с горшком, прижатым между их тел; он — навзничь, назад, Лина на него…
Потом было больно.
Потом не было ничего.
Глава 41
… Лина открыла глаза. Где она? Должно быть, в больнице. Тусклый свет. Неудобно, жестко. Холодно, ужасно холодно.
Где ее одеяло?
Лина открыла глаза, на этот раз на самом деле.
Она лежала на крыльце, на каменном полу, ее голова очень болела.
Даже не болела, а раскалывалась, разрывалась от боли.
Она села, придерживая голову руками, словно пытаясь утихомирить жгучие волны, захлестнувшие ее.
Что она тут делает, на крыльце? Почему она не дома?
Упала она, что ли? Не мудрено, она такая неловкая.
Она с трудом повернула немножко голову.
Рядом с ней валялись черепки разбитого горшка, цветок поломался, корни его жалобно торчали вверх, земля рассыпалась, покрыв комками каменный пол.
Вот, горшок разбила…
Нужно еще немножко, осторожненько так, повернуть голову, потому что там еще что-то лежит. Что она еще разбила?
Там лежало не «что-то».
Там лежал…
Там лежал Алекс.
Она все вспомнила.
Она вспомнила так много всего сразу, что ничего не могла понять.
Она еще не знала, что именно она вспомнила, но уже знала, что вспомнила все.
Она встала на четвереньки, и, стараясь не слишком шевелить головой, подползла к Алексу.
Он лежал в нелепой позе, подвернув под себя одну ногу, раскинув руки. Голова его была в крови. Кровь была на деревянных перилах крыльца.
Что она сделала. Что она наделала. Лина, Лина, ты погубила все.
— Алекс, любимый! Андрей! Алекс… Отзовись!
Нет ответа. Она его убила.
Не может быть! Это невозможно, этого не могло случиться, это мне снится! Мне снится кошмарный сон, я в больнице, я насмотрелась фильмов ужасов, у меня амнезия, и все это я придумала!
Не придумала. И нет у нее никакой амнезии, теперь — нет. Есть только Алекс, которого она убила.
Но… Почему она решила… Надо послушать сердце!.. Или пульс…
Лина положила к себе на колени руку Алекса и стала прощупывать пульс. Пульс не слышался. Или она его не нашла?
Лина безуспешно водила закоченевшими пальцами по его запястью.
Пульса не было.
Подтянувшись на застывших от холода и боли руках, она положила свою голову ему на грудь.
Что это бьется?..
Его сердце?
Ее чудовищная боль стучит у нее в ушах?
Его сердце!
Еще раз: его сердце?
Нет, ее боль.
Алекс, любимый, не надо, не умирай, прошу тебя-а-а!!!
Лина приподняла его голову. Затылок был весь в крови и нельзя было определить, куда именно пришелся удар…
Но, может быть, его еще можно спасти? Реанимация! Они умеют, они знают, как; у них всякие аппараты есть, они его вернут к жизни, не может ведь быть, чтобы он умер, ушел, исчез теперь, когда они только нашли друг друга!
Невозможно, нельзя!!!
Лина с трудом поднялась. Она не могла понять, сломано у нее что-то или нет — болело все. Но это не имело ни малейшего значения.
Она доковыляла до дверей. Ключи все так же торчали в замке. Она отперла дверь, вошла.
Это был ее дом, их с Алексом дом, родной, знакомый. Но она не смотрела по сторонам. Добравшись до телефона, она набрала номер «Скорой». «Он умер, — сказала она, — я убила его. Скорей!» Медленно и трудно передвигаясь, она стянула со стола, празднично сервированного на двоих (Марией Сергеевной, должно быть, — мелькнуло у нее в голове, — для нас…) скатерть и снова вернулась на крыльцо.
Подложив скатерть под голову Алекса, Лина опустилась рядом с ним на холодный каменный пол.
Сколько она так просидела, она не знала. Она шептала ему какие-то слова, полные раздирающей нежности и просьб — ее простить и не умирать; она плакала, тихо роняя слезы на его неподвижное, безжизненное лицо, над которым она склонилась; она вытирала с его щек свои слезы, и снова что-то шептала, и снова роняла слезы, и снова вытирала…
Вдалеке раздался протяжный вой сирены. «Скорая» приближалась.
Лина тяжело поднялась, чтобы открыть ворота. Стиснув голову руками, чтобы остановить всплески боли, застилавшей глаза, она медленно обошла распростертое тело мужа, поискала глазами пульт дистанционного управления…
И увидела, что Алекс смотрит на нее.
Ноги ее подкосились, и Алина опустилась на пол, утирая новые слезы, — на этот раз, слезы радости, — и, ловя его живой взгляд, только и сумела прошептать: 'Ты жив! Боже мой, какое счастье, ты жив!.. '
Алекс шевельнулся.
Он приподнял немного голову, но снова со стоном уронил ее на скатерть.
«Лежи-лежи, не двигайся» — всхлипывала Лина.
Алекс улыбнулся краешками рта.
— Я, кажется, голову немножко ударил, — сказал он хрипло.
Лина перестала плакать и смотрела на него, улыбаясь сквозь еще не высохшие слезы, пытаясь совладеть со своим севшим от рыданий голосом, чтобы сказать ему, что она все вспомнила, все поняла, что она его любит, и теперь они будут всегда вместе!..
— Не надо плакать, — произнес Алекс, слабо приподнимая руку, чтобы дотронуться до ее руки. —
