оборудованная машина и электронный стетоскоп на окнах или хотя бы на стенах…»
Он и это знает, отметила я, — на этот раз про себя. Какая образованность в вопросах подслушивания!..
Мы замолчали. Я вглядывалась в полутемный двор. Проезжая часть была хорошо освещена, но остальная часть двора была погружена во мрак и лишь редкие машины разъезжающихся гостей или возвращающихся жильцов проскальзывали по нему фарами. Тот парень, если и торчал где-то под нашими окнами, ничем своего присутствия не выдавал.
— Интересно, давно они прослушивают мой телефон? — сказала задумчиво Шерил. — Могли они засечь наши с тобой разговоры?
— Могли, — сказала я, — только что с того? Я им не нужна. Или не буду нужна, как только они поймут, что твоя деятельность не имеет ко мне ни малейшего отношения. А вот ты… За тебя я волнуюсь, и даже очень.
— Заметьте, девочки, что телефон Шерил прослушивается не через сеть, а через специальный прибор, который работает в определенном радиусе. Из чего следует, что они могли слышать только те разговоры, которые…
— …ты вела, когда машина стояла здесь!
— Но мы не знаем, когда она стояла, кроме этих двух вечеров, — добавила Шерил.
— Ты вела за последние дня какие-нибудь важные разговоры, которые касаются твоей экологической деятельности? — заговорил было Джонатан, как вдруг телефон, предмет наших обсуждений за последние сорок минут, взорвался оглушительным звоном.
Мы окаменели.
— Кто это? — снова шепотом спросила Шерил. В голосе ее слышался ужас.
— Это ты у нас спрашиваешь? Тебе кто-то может звонить в такое время… — Джонатан покрутил запястьем, ловя слабый луч света, падавший в окно, — в одиннадцать вечера [8]?
— Не думаю, — снова прошептала Шерил. — Снять трубку?
— Раз мы сделали вид, что тебя нет дома, давай уж делать его до конца, — предложила я.
Мы молча созерцали орущий аппарат. Наконец, он угомонился. Я снова встала и подошла к окну.
— Вообще-то это логично, — сказал Джонатан. — Он не дождался никого в кафе, вернулся во двор и увидел погасшие окна. У него два возможных вывода: ты спишь или тебя нет. Вот он и решил проверить. Должно быть, ему досадно, что он тебя упустил, и теперь он гадает, как это могло получиться…
— И у него есть номер твоего телефона! — добавила я.
— Он есть, по-моему, у всех возможных спецслужб, хотя я в Красном списке [9].
— Это он! — шепотом заорала я, втираясь в занавеску. — Он смотрит на твои окна.
Шерил с Джонатаном тихо подкрались к окну и встали с обеих сторон, аккуратно вытягивая шеи, чтобы увидеть спортивную фигуру, крепко стоящую на тротуаре под нами.
— Не узнаешь? — прошептал Джонатан.
— Нет, темно, — прошептала в ответ Шерил. — Я лучше пойду сяду. У меня коленки ватные.
— Скажи-ка мне, Шерил… — медленно и в голос заговорил Джонатан. — У тебя какие замки на дверях?
— Какие «какие»? Я в них не разбираюсь, не понимаю, что ты хочешь о них узнать?
— Засов есть?
— Есть, даже два. А почему ты спрашиваешь?
— Это хорошо, — ответил Джонатан, отходя от окна. — Потому что он вошел в твой подъезд.
«Что делать? Что делать?» — заметалось по комнате полное ужаса восклицание. Однако, даже самый неподдельный страх не помешал мне осознать, что мы с Шерил повели себя совершенно одинаково: обе схватились за лица и завопили себе в ладони этот вопрос, причем совершенно риторический, поскольку ответа на него не имелось. У нас с ней, по крайней мере. Но, кажется, у Джонатана голова работала лучше, потому что он на нас прикрикнул:
— Замолчите вы, наконец, курицы! Слушайте внимательно! Сейчас я тихо выйду из квартиры и стану звонить в вашу дверь. Вы мне не открывайте и не шумите тут в квартире. Разыгрываем сцену под названием «никого нет дома». Я буду звонить долго и настойчиво…
— А если этот тип переждет, пока ты не уйдешь, и начнет сам сюда звонить?
— В крайнем случае, я сделаю вид, что ухожу, потом вернусь. Ему вы, естественно, тоже не открывайте и зубами громко не стучите от страха. Все! Я пошел.
— А это не опасно? — спросила я ему вслед.
Джонатан только махнул мне рукой, не оборачиваясь. Его жест означал, что я должна закрыть рот.
Он бесшумно приоткрыл дверь и выскользнул наружу, неслышно прижав дверь обратно. Палец Джонатана вдавился в кнопку звонка одновременно с шумом раскрывающихся дверей лифта. У нас над головой оглушительно зазвенел звонок. Я припала к глазку.
Джинсовый тип, не выходя из лифта, спросил у Джонатана, какой это этаж. Получив ответ, что четвертый, он чертыхнулся, что-то пробормотал, двери лифта закрылись и лифт поехал наверх.
— Девочки, — зашептал через дверь Джонатан, — он поехал вверх. Видимо, хочет убедиться, что Шерил мне не откроет дверь. Будет пережидать, пока я не уйду, и не исключено, что потом спустится сюда снова, чтобы, — слышишь, Шерил? — тебя подстеречь, полагая, что рано или поздно ты придешь домой… — шипел он через дверь. — Эй, слышите? Кажется, у меня есть другая идея! Шерил, открывай осторожно дверь и выходи. Мы с тобой тихо спустимся — он шум лифта услышит, но не догадается, что мы вдвоем и подумает, что это я ушел. Потом мы с тобой поднимемся вместе, будто ты только пришла, а я на тебя наткнулся, выходя.
Джонатан снова настойчиво позвонил к нам в дверь. «Шерил, — позвал он не очень громко, — ты меня слышишь? Это я, открой! Шерил!»…
Мы тихо отвели щеколду, приоткрыли дверь и Шерил через мгновение была рядом с Джонатаном.
— Закрой дверь на все замки, — прошептала мне Шерил, в то время как Джонатан снова заорал «Шерил, ты дома?» и даже легонько постучал в дверь.
Сделав небольшую паузу, Джонатан вызвал лифт.
Оставшись одна, я испугалась. Они должны были вернуться через каких-то пять минут, но я все же испугалась. Не отходя от дверного глазка, я пробежала рукой по всем замкам и все их позакрывала и задвинула, стараясь не шуметь. Когда на световом индикаторе над дверьми лифта высветился первый этаж, я услышала шаги по лестнице. Джинсовый тип спускался.
Меня словно пригвоздило к дверям, к глазку — я боялась от него оторваться, думая, что что-то может измениться в его внутреннем освещении и он может догадаться, что в квартире кто-то есть. И я осталась стоять, отделенная от него лишь весьма ненадежной дверью, через которую, казалось, он мог слышать мое учащенное дыхание. В связи с чем я едва дышала.
И вдруг с другой стороны глазка ко мне придвинулся его глаз. Меня охватила такая паника, что я чуть не помчалась прятаться под кровать. Может ли он видеть мой глаз, как я вижу его? Или с другой стороны нельзя рассмотреть? Ох, надеюсь, что нет… Как всегда бывает в таких случаях, ноги сразу затекли, стоять было неудобно, страшно хотелось сменить позу и дышать нормально. Но мне было страшно шелохнуться. Он все еще смотрел с другой стороны в глазок.
Наконец, он отодвинулся от него. Уф — сказала было я себе с облегчением, как над моей головой взорвался звонок. Я стояла, прилепившись к двери, без малейшего движения, и только мои барабанные перепонки содрогались от звона.
Должно быть, мне все-таки удалось его убедить, что дома никого нет.
