Укол делать вряд ли будут:
Актер не дурак, должен понимать, что труп первым делом на аутопсию отправится.
Наркотик этот исчезает из крови через три-четыре часа, да кто ж поручится, что тело не найдут раньше? Им самим выгодно привлечь внимание к даче, например, дверь оставить открытую, чтобы соседей заинтересовать: иначе труп может пролежать аж до следующего Галиного приезда. А им нужно, чтобы следствие заглохло как можно скорее.
Далее, Стасика по сценарию убивают. Ножом? Вряд ли, кровь много лишних следов оставляет на одежде, а в темноте от них трудно будет уберечься, — не рискнут же бандиты зажигать свет… Кроме того, если Нахаленок будет принесен в жертву, то воспользуются они, несомненно, огнестрельным оружием. Тем самым «большим» неопознанным пистолетом, о котором упоминали потерпевшие. С глушителем, к примеру.
И — пожалуйста, дорогая милиция, вот вам труп искомого бандита и одного из его приспешников! Как раз того самого, — вот повезло ментам! — которого смогут опознать свидетели. Просто подарочный набор.
Ну что ж, если Кис сделал верную ставку, то его сценарий будет не хуже. На этот раз удача должна ему даться в руки: он, право же, славно поработал и на прихоти дорогой содержанки заработал с лихвой! Ей осталось только благосклонно кивнуть Алексею и томно прошептать: я твоя…
Кис, окрыленный образом судьбы, склоняющей томную головку к нему на плечо, — причем очаровательная головка эта имела отчего-то полное сходство с Александрой — вышел из дома и направился к станции: гостей он ждал не раньше ночи, а пока что у него имелись дела в городе. А точнее, в Новогирееве.
Нахаленок
Нахаленка дома не было: его мать, вытирая руки о передник, пообещала, что «к обеду будет». Обед намечался в час дня.
Кис уселся в «Ниве», зорко наблюдая за подходами к дому.
Воспользовавшись нежданной паузой, он размышлял, оттачивая свой сценарий. Итак, если Артист будет выстраивать мизансцену перестрелки, ему придется позаботиться о том, чтобы милиция в нее поверила. Значит, в темную массу на кровати они стрелять не станут. Кроме того, Артист не дурак, знает наверняка, что расстояние, с которого произведен выстрел, эксперты установят играючи. А перестрелка не бывает вплотную, стреляют на расстоянии — именно с целью не подпустить к себе другого… Значит, им нужно «Стасика» вытащить из постели и отвести его «на позицию». Разделятся, скорей всего, два на два: одни держат перепуганного и дрожащего Стасика, другие становятся напротив. И, если расчет Алексея верен, то в паре напротив окажется именно Нахаленок… Он наверняка не стрелок — воришка-карманник, не более. Так что стрелять в «Стасика» будет второй. Он же, в случае чего, мальчишку придержит, когда его будут убивать те, кто останутся рядом со Стасиком…
И придется Кису сильно рискнуть и сыграть роль Стасика до конца, иначе они отвертятся: «пришли поговорить». Ну и что, что с пистолетом, нынче только так деловые разговоры ведутся! Наврут с три короба…
Был уже час дня, а Нахаленок все не появлялся. Кис выбрался из машины и занял позицию поближе к подъезду. Спустя десять минут он заметил синюю куртенку, возникшую из-за угла. Ага, мы иногда и ножками ходим, не все в тачках разъезжаем! Тем лучше.
Кис перехватил его у соседнего подъезда. Мальчишка, ощутив твердый кружочек дула, надавивший на его ребро, побледнел и замер. Кис взял его под руку, как старый добрый знакомый, и пригласил в машину. Нахаленок приглашение принял без колебаний, чему способствовало, несомненно, жесткое дуло у ребра.
В машине они просидели примерно час, беседуя. Мальчишка хмурился, смотрел недоверчиво и угрюмо, но слушал внимательно.
— И главаря вашего зовут Федор Горик, — нажимал Кис. — И живет он на Юго-Западной…
— Вы и это знаете? — удрученно проговорил Антон.
— Знаю. Также как и то, что теперь он сменил имя…
— Уж года три как сменил…
— А промышляете вы сексуальным разбоем все пять. Тебе сколько лет?
— Двадцать три.
— Значит, ты с восемнадцати в банде?
— У нас не банда! У нас отряд!
— Отряд — чего? Приматов?
Должно быть, Нахаленок ничего о приматах не знал, потому что, не заметив подвоха, ответил серьезно и даже торжественно:
— Мы боремся за справедливость!
Кис озадачился. Конечно, он что-то в таком духе и представлял, но думал все же, что к этой белиберде члены банды относятся с долей циничного юмора, а лапшу на уши Артист вешает только своим жертвам… А вот поди ж ты, и этому Антону, который оказался неожиданно старше, чем выглядел, тоже успешно навесил… Неужто пацан совсем придурок?
— То есть, когда вы отлавливали девчонок у дискотеки, насиловали их и грабили — это была «борьба за справедливость»? И потом, когда по заказам дамочек вы убивали их мужей — тоже за справедливость сражались?
Нахаленок понес такую чушь в ответ, что у Киса уши моментально свернулись в трубочки. Слушая пламенную мешанину про виноватых во всем коммунистов, евреев, новых русских, демократов и продажных баб, он только изумлялся, — нет, не тому, что Феде удалось придумать этот бредовый политически- националистический коктейль, — а тому что нашлись охотники употребить его в пищу для ума. Впрочем, наличие последнего у Нахаленка вызывало сильные сомнения: чтобы такое схавать, нужно вовсе мозгу не иметь… Самое же поразительное, что мальчишка ведь не дебил, не умственно отсталый; разве что по юности не разобрался? Да ведь двадцать три уже!
Хотя, сказал себе Кис, и совсем взрослые и даже вроде бы умные попадаются в сети — хоть партийных лидеров, хоть «гуру» в сектах, все одно. Так чего уж с Антона строго спрашивать…
— У вас политическая партия? — спросил он полуутвердительно.
Антон важно кивнул.
— Из четырех человек? — подковырнул Кис.
— Зачем же? Мы взяли одну существующую партию и просто навели в ней порядок… — Антон вдруг заговорил баском, явно подражая чужой интонации, должно быть Артиста.
— Какую же это партию вы «взяли»?
— Ага, — сказал Антон, оживившись, — значит, этого ты не знаешь! А я тебе не скажу!
— И не надо, сам найду. И как же вы до таких светлых идей добрались?
Ведь, насколько мне известно, Федя был бездельником и неудачником.
— Да так… — пожал плечами мальчишка, — от скуки. Стояли мы как-то у дискотеки…
… Вышло все от скуки. От нечего делать получилось. От тоски неудачника.
То есть, Федя, конечно, неудачником себя не считал… Впрочем, чего врать самому себе: был он неудачником и занудой, которой вечно проклинал несправедливую судьбу…
Федя был артистичен по натуре. Сын школьной уборщицы и рабочего, балованный и ленивый, но — откуда что взялось! — обнаружилась в нем тяга к искусству. Он ходил в драмкружок районного дворца пионеров и мечтал о карьере актера. Вот закончит он школу, вот поступит в театральное училище…
Но только для этого надо сдать экзамены. А для этого прочитать много книжек.
