Эфраим Севела
Северное сияние
Синопсис сценария полнометражного художественного фильма
Сценарий был впервые написан в 1961 году. Разные варианты его были трижды приобретены советскими киностудиями, и каждый раз руководство Госкино закрывало им путь в производство, никак не в состоянии провести разграничения между пацифизмом и борьбой за мир.
Приехав после долгой эмиграции в Москву уже как гражданин США, я извлек этот злополучный сценарий из недр советских архивов и убедился, что он не только не утратил своей актуальности, а, напротив, приобрел еще более острое звучание в мире, отказавшемся от «холодной войны».
Это будет фильм о чуде, которым является мир на земле. Когда даже злейшие противники могут оставаться в живых и искать пути сосуществования, что им в голову не приходило в угаре взаимоистребительной бойни.
На северном участке советско-германского фронта второй мировой войны два отличных летчика, русский и финн, в воздушном бою оказались сбитыми и, очутившись на земле в бескрайней и безлюдной тундре, чтобы не погибнуть и выйти к людям, вынуждены идти вместе, помогая друг другу, но порой готовые убить один другого. Их одиссея — это мучительный путь к человеческому взаимопониманию, которого они достигают, оставшись вдвоем, изолированные от погрязшего во вражде мира, и которое они теряют при первых признаках приближения к этому миру.
Последний патрон в пистолете они приберегают для самоубийства тому, кто выйдет в расположение неприятеля. В траншеях и воронках от взрывов, что встречаются им на пути к людям, они находят приметы то одной, то другой враждующей стороны, и каждый раз пистолет с единственным патроном переходит к тому, кто добровольно обрек себя на достойную смерть, нежели на унижение плена.
И наконец, они вышли на людей. Двое мужчин, в рваных летных комбинезонах, заросшие бородами и ставшие похожими на пещерных людей, заслышали звон колокольчика. Опасливо озираясь друг на друга, они устремились на этот перезвон, что сулил жизнь одному и погибель другому.
Среди карликовых северных березок они увидели безрогую козу и пасшего ее белоголового мальчика. На шее у животного позвякивал колокольчик.
На двух языках обрушился на мальчика вопрос:
— Кто здесь? Русские? Финны?
Мальчик в недоумении смотрит на этих двух почти безумных людей.
— Война кончилась, — улыбнулся мальчик.
И два бородача, потрясенные чудом, о котором им поведал мальчик, припали друг к другу, и их могучие плечи затряслись в беззвучном плаче.
А колокольчик все звенит на шее у козы, взирающей на плачущих мужчин и никак не способной понять, что же происходит на земле.
В фильме почти не будет разговорного текста. Лишь порой возникнут два внутренних монолога, то как размышления одного из персонажей, не знающего языка своего товарища по несчастью, то пересекающиеся как спор, как столкновение двух думающих про себя людей.
Весь фильм — действие и музыка.
А сам фильм — крик о мире, которого как чуда ждет земля. Предлагаю два эпизода как образцы того, каким будет завершенный сценарий.
Тундра. Ветер.
Русский пытается разжечь костер. Ударом тыльной стороны ножа о камень высекает искры. Они ярко вспыхивают в темноте. Но огонь не загорается.
Солдат слизывает с расшибленных пальцев кровь, дрожа от холода, извлекает из рваной подкладки комбинезона кусок ваты, подкладывает ее под «кремень».
Снова от ударов ножа вспыхивают яркие искры. Они падают на вату, но она не загорается.
Он нервничает, бьет сильней и сильней. Вскрикнув, трет ушибленную руку.
Налетает сильный ветер. Рвет лохмотья комбинезона. Продувает насквозь.
Он поднимается с колен, ударом ноги раскидывает кучу хвороста. Ветер подхватывает сухие ветки, уносит в темноту тундры.
А летчик пускается в путь. Идет, наклонившись вперед. Холодный ветер сбивает его в сторону. Изорванный воротник больно хлещет по лицу. Чтобы как-то укрыться от порывов ветра, он поворачивается к нему спиной.
Стоит так, с трудом удерживаясь на месте. Щурится. И вдруг замечает в тундре… пятно неярко мерцающего света.
Подгоняемый ветром, он бежит в сторону костра.
Тундра. Костер. Ветер.
У костра сидит сонный финн. Рукой с пистолетом прижимает к груди раненую руку. Он достает из кармана завернутый в станиоль кусочек шоколада — остатки неприкосновенного запаса. Кладет его в рот. Слизывает со станиоля крошки. Вдруг настораживается. Выставив пистолет, как затравленный зверь озирается по сторонам.
Темная тундра молчит. Лишь завывает ветер, да потрескивает, шипит пламя костра.
Постепенно финн успокаивается. Еще раз оглядевшись вокруг, он смыкает тяжелые веки.
Дрожа от холода, бесшумно крадется в темноте русский. Ему нужен огонь. Только огонь…
Спит у костра финн, прерывисто дышит, стонет во сне. Вот он приоткрыл глаза, поправил больную руку, прислушался и вдруг, вскочив на ноги, выстрелил наугад в темноту. Один раз, другой…
Из темноты прогремел ответный выстрел. Финн опрометью бросился от костра.
Русский торопится к огню. Но едва он появился в круге света, как из темноты прозвучал выстрел. Русский отпрыгнул назад, в спасительную темноту.
Трепещет на ветру пламя костра.
В темноте дрожит, топчется на месте русский. Смотрит с тоской на огонь.
Жарко пылает пламя, трещит, сыплет искрами.
А по другую сторону от светового круга в темноте дрожит от холода раненый финн, стонет от боли и тоже с тоской глядит на недоступный огонь.
Костер становится все меньше и меньше… и исчезает в ночи.
