— Сколько было у вас кресел?
«Они мотали Степку, теперь проверяют на мне. Но Степка говорил, что мотал его один старик, почему пришел штатский? Степка наверняка сидит в темной комнате, они его выдерживают — психологи чертовы. Но почему пришел гестаповец? Неужели Степка погорел? Или погорел я? Не может быть! Он не мог продать меня, не мог!» — быстро думал Коля, машинально отвечая:
— У нас было три кресла.
— Три кресла, — задумчиво повторил гестаповец, — это хорошо, что три кресла... Это отлично, что у вас было именно три кресла...
Он открыл толстую папку, на корешке которой было выведено по-немецки «Минск», и стал рассеянно рыться в бумагах.
«Такие номера у нас не проходят, — подумал Коля, — так пугают только дошкольников...»
— Это просто совершенно великолепно, что у вас было три кресла, — снова повторил гестаповец, — а за каким креслом работали вы?
— Когда как...
— Определенного, своего кресла у вас не было?
— Чаще всего я устраивался возле большого окна: была видна улица... Интересно, знаете ли...
— Девочки, ножки, юбочки...
— В том-то и дело.
— Сколько вам платили в месяц?
— У нас была понедельная оплата. Хозяин платил нам каждую субботу. Это приказ бургомистрата — платить понедельно, разве вы не слыхали?
Гестаповец чуть улыбнулся уголком рта, и Коля понял, что он ведет себя верно: его ловили с разных сторон, и не в лоб, а издалека, через детали.
— Скажите, пожалуйста, — спросил гестаповец, по-прежнему длинно растягивая гласные, — а какой-нибудь рисунок у вас на окнах был?
— Было два рисунка, — сухо ответил Коля. — Вы что, не верите моим документам?
— Какие были рисунки?
— Как всегда на паримахерских. Мужчина и женщина. С фасонными прическами.
— Хорошо... Какой машинкой вы работали? Русской или немецкой?
— Сначала русской, а потом достал немецкую, золингенской стали.
— Какая лучше?
— Конечно, немецкая.
— Почему «конечно»?
— Потому что фирма солидней.
Гестаповец распахнул свой черный портфель и достал оттуда ножницы, гребенку и машинку для стрижки волос.
— Сейчас вы покажете нам свое искусство, — сказал гестаповец.
— Согласны?
И, не дожидаясь ответа Коли, он сухо приказал:
— Пригласите Торопова.
— Сейчас же приглашу, господин Шульц, — ответил старик офицер и вышел из кабинета.
В голову Коли словно ударило: Шульц! Сначала он не понял, отчего его так ударило. А потом ясно услышал Степку, его рассказ про следователя гестапо Шульца — красномордого и здорового, который уговаривал его выступить на процессе как чекиста-связника.
12. А ГДЕ РАЦИЯ?
Аня проснулась через час. Ей казалось, что она только на минуту закрыла глаза. Аня увидела незнакомый потолок над головой (она всегда запоминала карнизы потолков и могла по ним безошибочно определить высоту комнаты), и все в ней закружилось, заметалось, напряглось. Но так было только одно мгновение, пока она не увидела возле окна Муху. Он сидел в той же позе, что и час назад, — опершись рукой на подоконник, выкрашенный жирной белой краской.
Он сидел, закинув ногу на ногу, — уютно, по-довоенному, нисколько не скованно, будто он вовсе не в тылу у немцев, а в штабном домике после возвращения с задания — сидит себе и отдыхает бездумно.
— Ну, — улыбнулся он, — отдохнула?
— Хорошо отдохнула.
— Я на тебя глядел: красивая ты. Зачем таких посылать? Можно кого поплоше...
— Это почему?
— Так... Если поплоше какая попадется — не жаль.
— Каждый человек — человек... Да и потом, не в вывеске дело.
— Ты про душу-то не заводи, не надо, — сказал Муха, — это мы в школе проходили. Рация где? Надо выходить к нашим, в лесу у местных партизан питание кончилось, они теперь немые.
— За рацией надо идти.
— У верных людей спрятала?
— Я ее закопала.
Муха присвистнул.
— Теперь черта с два найдешь!
Аня улыбнулась:
— Найду. Завтра же найду. Вдвоем пойдем?
— Нет, втроем. Я еще одного местного с собой прихвачу.
— Кто такой?
— Один... парень... Из моей группы.
— Он не наш?
— Раз мне помогает, значит, наш.
— Это понятно. Я спрашиваю: его тоже забросили или он местный?
— Местный. Я его тут вербанул.
— Как мне называть тебя? Мухой как-то неудобно звать.
— Я — Андрей. А ты?
— Аня.
— А по-настоящему?
— Я же не спрашиваю, как тебя звать по-настоящему...
— По-настоящему меня зовут Андрий, вот и вся разница.
Аня быстро глянула на Муху и подумала: «Что он, с ума сошел — настоящее имя говорит?» Она ничего не сказала ему, села к столику и, достав зеркало, стала причесываться.
— А ты чего незавитая? — спросил он. — Сейчас модно, чтоб с шестимесячной.
— Мне не идет.
— Одели тебя ничего, — продолжал Муха, — похоже... А остальные как? В трофеях или шили по заказу?
— Кто в чем...
— Резидент в синем костюме прыгал?
— Он прыгал в комбинезоне.
— А штиблеты на нем какие были? Не помнишь, какого цвета?
— Не помню...
— Ты на карте пометила место, где спрятана рация?
— Я карту закопала.
— Где?
— Здесь недалеко.