Другие наслаждались, много говорили за едой, подолгу разглядывали суп и закуску: грибы в большой тарелке, капусту в миске, огурчики в деревянном бочонке — в Сибири они особенно красивы на деревянном струганом столе; третьи ели просто так, для порядка: надо — вот и едят. Эти нравились Ане больше всего.
«А может, я все это сочиняю, — подумала Аня, — оттого, что Вихрь ест, как дышит. Он раз сказал, что жена, еще до того как ушла от него, однажды вместо супа поставила ему воду от вымытой посуды, а он ее все равно съел. Он смеялся, а мне плакать хотелось — как же она так с ним могла поступать, и почему он над этим смеется?»
Аня услыхала, как Вихрь укрыл кастрюлю с картошкой и придвинул ее к печке. Потом он отошел к узенькой железной кровати, стоявшей возле двери, и снял сапоги.
— Вихрь, — тихонько позвала Аня. — Вихрь...
Она не думала за мгновение перед этим, что окликнет его. Это в ней случилось помимо нее самой.
— Что?
— Ничего.
— Почему не спишь?
— Я сплю.
Вихрь усмехнулся.
— Спи.
Он сбросил пиджак, повесил его на стул, вытащил из кармана пистолет и положил его рядом.
— Вихрь, — сказала Аня еще тише.
Он долго не отвечал ей и сидел замерев, только глаза откроет, закроет, откроет, закроет...
— Вихрь, — снова позвала его Аня, — ну пожалуйста...
А после стало так тихо, будто все окрест было небом, и не было ни тверди, ни хляби, ни говора леса, ни шуршания поземки, ни потрескивания березовых, мелких, сухих поленцев в раскаленной добела печке, ни зыбкого пламени свечи.
И были рядом двое, и было им тревожно и счастливо, и боялись эти двое только одного — окончания ночи.
...Поэт — это радарная установка высочайшей чувствительности:
Считается, что эти стихи написаны после войны. Может быть. Но услышаны они были — поэтом, увидены им и приняты радаром его обостренных, трагических чувствований ранним зимним утром последнего года войны.
— Что ж ты плачешь, маленькая, — шептал Вихрь, — я верю тебе. Я люблю тебя, разве я могу не верить тебе?
— Я сейчас не от этого плачу.
— А отчего?
— Оттого, что мне так хорошо рядом с вами.
— Тогда улыбнись.
— Я не могу.
— Я прошу тебя.
— Тогда мне надо вас обманывать.
