Квартира Кемпа поразила Штирлица: в старый испанский дом, с его таинственными темными закоулками, длинными коридорами и громадными окнами, закрытыми деревянными ставнями, была словно бы
— Хотите виски? — спросил Кемп. — Или будете продолжать вино? Я жахну виски.
— Сколько у вас вина?
— Хватит. Дюжина. Осилите?
— Нет, мочевой пузырь лопнет, некрасиво. А пару бутылок высосу.
— Есть хамон18. Настоящий, из Астурии, очень сухой. Любите?
— Обожаю. А сыр есть?
— И сыр есть. Располагайтесь. Включить музыку? Я привез много наших пластинок. «Лили Марлен» поставить?
— Какое у вас воинское звание?
— Капитан. Я кончил службу капитаном. Останься в армии, был бы полковником.
— В каком году кончили служить?
— Давно.
— Просто так и сказали: «больше не хочу служить рейху и фюреру»?
— Нет, — ответил Кемп, расставляя на столе большие тяжелые бокалы, тарелки, на которых были изображены охотничьи сцены, бутылки, блюдо с хамоном и сыром. — Вы же прекрасно знаете, что так я сказать не мог. Меня перевели в министерство почт и телеграфа... Мы занимались атомным проектом. Штурмбанфюрер Риктер возглавлял административную группу, я курировал координационную службу, громадный объем информации, нужно было следить за всем тем, что выходило в печать на английском языке, на французском... Да и потом постоянные драки между теоретиками... Они вроде писателей или актеров... Грызутся день и ночь, толкаются, словно дети, только в отличие от малышей дерутся не кулаками, а остро отточенными шипами. Попробуйте вино. Каково?
Штирлиц сделал глоток:
— Это получше того, чем нас поил дон Фелипе.
— Да? Очень рад. Мне присылают вино из Севильи, там у нас бюро, мы купили хорошие виноградники. Эрл знает толк в коммерции... Еще?
— С удовольствием.
— А я добавлю себе виски... Хорошее виски, крестьянский напиток... Зря отказываетесь.
— Я не откажусь, когда вы устроите меня к себе. Напьюсь до одури. Обещаю.
— До одури — не позволю. На чужбине соплеменники должны оберегать друг друга. Неровен час...
— Когда вы уехали сюда?
— В сорок четвертом... Фюрер закрыл атомный проект как нерентабельный. А потом гестапо арестовало ведущего теоретика Рунге, они выяснили, что у него то ли мать, то ли бабка были еврейками, вы же знаете, не чистых к секретной работе не допускали... Ну, меня и отправили сюда, на Пиренеи...
— Кто? Армия?
Кемп впервые за весь разговор тяжело, без улыбки посмотрел в глаза Штирлица и ответил:
— Да.
— Разведка? Абвер?
— Нет. Вы же прекрасно знаете, что Гиммлер разогнал абвер после покушения на Гитлера, но ведь министерство почт и телеграфа имело свои позиции в армии...
— С какого года вы в ИТТ?
— С сорок пятого.
— Гражданин рейха работает в американской фирме?
— Почему? Это испанская фирма... И потом мне устроили фиктивный брак с испанкой, я получил здешнее гражданство, все легально. Как, кстати, у вас с паспортом?
— У меня хороший паспорт.
— Можно посмотреть?
— А зачем? Я же сказал — вполне хороший паспорт.
— Вы испанский гражданин?
— Нет, у меня вид на жительство.
— Что ж, на первое время — терпимо. Выпьем за успех нашей задумки, доктор Брунн. Выпьем за то, чтобы вы стали человеком ИТТ...
— Я за успех не пью... Суеверный. А за знакомство выпью. Спасибо, что вы подобрали меня на дороге.
— Не стоит благодарности. Как вы, кстати, там очутились?
— Ума не приложу.
Кемп плеснул виски в свой тяжелый стакан и, выпив, заметил:
— Сколько же лет вам надо было проработать в разведке, чтобы стать таким подозрительным?
— Жизнь, — ответил Штирлиц. — Где, кстати, сейчас этот парень из гестапо...
— Какой именно?
— Рунге? Нет, Риктер...
— Не знаю. Да и не очень интересуюсь этим.
— Не думаете о том, что эти люди могут нам понадобиться в будущем?
— «Нам»? Кого вы имеете в виду?
— Немцам.
Кемп поднялся, походил по холлу, потом остановился около окна, прижался лбом к стеклу и негромко ответил:
— Чтобы ответить на этот вопрос, доктор, я должен получить от вас исчерпывающие данные о том, кто вы, как сюда попали, с кем поддерживаете контакт и отчего оказались на той дороге, где автобусы ходят всего лишь два раза в день... Впрочем, если вы откажетесь это сделать, на работу я вас так или иначе устрою. Как любой немец, я сентиментален, ничего не попишешь.
...Расстались в три утра; Кемп вызвал такси, спустился на улицу, уплатил шоферу деньги, повторил, что ждет Штирлица завтра, в двенадцать, в своем кабинете на Аточе, вернулся в квартиру, выключил аппаратуру звукозаписи, достал из скрытой в стене фотокамеры кассету, тщательно завернул ее в светонепроницаемую бумагу, затем снял отпечатки пальцев Штирлица со стакана и бумажной скатерти, обработанной специальным составом, все это запер в сейф. Завтра
(О том, что «доктор Брунн» будет идти по дороге на Сиерру с двенадцати до двенадцати двадцати и что именно в это время его надо посадить в машину, ему, подполковнику абвера Рихарду Виккерсу, живущему в Испании по паспорту инженера Кемпа, пришло указание из «организации», причем он был предупрежден, что «объект» может представлять серьезный интерес в будущем, если только подтвердится, что он является именно тем человеком, которым заинтересовался генерал Гелен.)
Информация к размышлению (братья Даллесы, осень сорок пятого)
Они встретились в клубе во время ланча; сидели, как всегда, за столиком возле окна — там было их постоянное место; когда официант начал готовить стол к дессерту, Аллен вздохнул:
— Тяга к парадоксам есть первый симптом старения.
— Вот как?
— Определенно так; мы бежим главного вопроса: сколько еще