извне, хотя сам видел всё. Сквозь маленькие отверстия материала, призванного поглощать звук.
У стойки архангелогородского рейса начали регистрировать пассажиров. Их было немного: народ, когда-то штурмовавший авиакассы, в наше просвещённое время сидит дома или, если уж вусмерть приспичит, путешествует поездом. Валентин нашёл взглядом «биолога». Тот невозмутимо стоял за колонной и читал «Книжное обозрение». Мимо колонны как раз проходил рослый, красивый милиционер, в котором можно было без труда узнать Лоскуткова. Остальные эгидовские силовики бродили поодаль, распределившись по залу. Валентин посмотрел на часы. Послушал пиканье в ухе, по-прежнему не менявшее тон. Наверное, Микешко подгадывал к окончанию регистрации. По принципу «бережёного Бог бережёт»…
Между прочим, неделю назад на Невском проспекте к Валентину пристала религиозно озабоченная тётка. Этакая идейная нестяжательница, сознательно отринувшая Маммону. И тащилась за ним от Литейного до Садовой, уговаривая непременно явиться на собрание таких же свихнутых и тем спасти свою душу. При этом тётка искусно вплела в свою проповедь несколько заранее оговоренных фраз, и возле подземного перехода Валентин с раздражённо-скучающим видом – только отстань! – взял у неё комплект брошюр и листовку с изображением царства Божия. Выглядело царство как нельзя более заманчиво. Люди дружно и весело строили бревенчатые дома, на полях царило аграрное изобилие а-ля «Кубанские казаки», кошки и мышки пили молоко из одного блюдечка, а маленькие дети возились с тигрятами, и полосатая мамаша благосклонно взирала на них…
Идейная нищенка осталась спасать не успевших увернуться прохожих, а Валентин поехал домой – разбираться, кого там родная контора подписала в это самое царство. Хотя что касается Микешки, то рая ему…
Недавно по ящику показали телеспектакль, в котором известный артист, обычно выступавший в амплуа героя-любовника, немало шокировал своих почитателей, сыграв киллера. В финале его настигала милицейская пуля – под дружные всхлипывания в зале. «А как вы к ним по жизни относитесь?..» – спросил после спектакля молодой репортёр. «Как к… мату, – усмехнулся артист. Видимо, он предусмотрел подобный вопрос и заранее обдумал ответ. – Я за то, чтобы мата было поменьше и на улицах, и в книгах, и, конечно, на сцене. Но, сами понимаете, бывают же ситуации, когда только крепкое выражение и помогает выпустить пар… чтобы котёл не взорвался. Вот и заказные убийства… Не должны люди таким образом решать проблемы, уж что говорить. Но, к примеру, перед нами человек, идущий к деньгам и власти по головам, по жизням, по судьбам… Да ещё и устроился так, чтобы правосудию не подобраться… И вот если на его пути однажды встретится киллер…»
– У стойки такой-то заканчивается регистрация пассажиров, следующих рейсом Петербург- Архангельск, – донеслось снизу, и Валентин снова пошевелился в своём гнезде. На сей раз – беспокойно. Микешко не появлялся. То есть не просто отсутствовал – вообще до сих пор из Питера не выезжал. Валентин опять нашёл глазами «биолога». Тот сложил газету и озадаченно почёсывал в ухе. Эгидовская группа захвата всё так же разгуливала по залу. В целом обстановочка напоминала анекдот о двух наёмных убийцах, ждущих в парадном «клиента». Тот, известный своей пунктуальностью, почему-то сильно задерживается. «Вася, я уже беспокоюсь, – часа через три нервного ожидания говорит один киллер другому. – Может, с ним что-нибудь нехорошее произошло?..»
Зуммер в ухе у Валентина наконец поменял тон, и лежавший в засаде чуть вздрогнул, а рука потянулась к винтовке. Он, конечно, сразу понял свою ошибку, и напряжение отпустило. Данный конкретный сигнал означал отбой. Не «спасайся, кто может», а просто сворачивание операции. Валентин вздохнул и начал медленно, осторожно выползать из своей ухоронки ногами вперёд. Ползти было тяжеловато. Валентин твердо напомнил себе, что это подводят мышцы, затёкшие от длительного лежания. А вовсе не лишний вес, чёрт бы его побрал.
К тому времени, когда ноги коснулись ступенек железной технологической лесенки, он бесповоротно решил, что сегодня вечером не даст воли приступу чревоугодия и не станет опустошать холодильник. Дело не состоялось – так какой отходняк?..
Он знал, что всё равно не выдержит и объестся, и это не прибавляло ему хорошего настроения.
Ещё Валентин думал о том, что, может быть, сделал глупость, отклонив «левый» заказ на Валерьяна Ильича Галактионова. Нет, с зарабатыванием денег на стороне эгидовский специалист завязывать не собирался. И не то чтобы он, руководствуясь человеколюбивыми соображениями, принял решение «помиловать» жертву. Отнюдь, отнюдь. На нынешнем начальнике юридического управления пробу поставить было не легче, чем на его предшественнице, незабвенной Вишняковой. Просто со времени её «естественного» успения случилось ещё несколько громких убийств, спецслужбы не на шутку держали ухо востро, и после покушения Валентину пришлось бы уносить ноги от своих же коллег. Возможно, даже от Лоскуткова с ребятами…
Вот уж что ему совершенно не улыбалось. Даже за весьма солидные деньги.
Между тем Михаил Матвеевич Микешко своего намерения лететь в Архангельск не изменял. И весьма даже заблаговременно покинул особняк в Осиновой Роще, чтобы не опоздать к самолёту. День будний, в городе сплошные пробки, а объездную дорогу пока не построили. Так что даже «Мерседес Брабус», способный выдавать двести тридцать километров в час, иной раз вынужден ползти как улитка.
С севера на юг через Питер можно проехать разными способами, но Микешкин водитель предпочитал самый примитивный маршрут: через бывший Кировский мост, потом по Фонтанке – и на Московский проспект. Асфальт на Фонтанке отвратный, но в «Брабусе» этого практически не замечаешь. Да и охрана в джипе сопровождения не сахарная, не растрясётся. Зато в пробку, такую, чтобы полчаса ни взад ни вперёд, здесь практически не попадёшь.
Поездка выглядела совершенно обычной. О том, что в Петербург (и вообще в Россию) Микешко возвращаться не собирался, знал очень ограниченный круг людей.
В который ни водитель, ни охранники, естественно, не были вхожи.
А вот сам Михаил Матвеевич, как всегда устроившийся на комфортабельном заднем сиденье, с удивившим его самого чувством взирал сквозь тонированное стекло на мелькавшие в пасмурном свете дворцы, мосты и решётки. Он-то знал, что проезжает здесь, вполне вероятно, в самый последний раз. Так что когда одновременно захлопнутся пункты приёма-выдачи пресловутого порошка и все эти бабки забегают, как потревоженные тараканы, а в газетах заново начнут склонять его имя, – он будет уже весьма далеко. И даже имя у него скорее всего будет другое…
И тем не менее… Микешко прожил в Питере всю жизнь, и скорое расставание вызвало у «непостижимого змея» странный приступ сентиментальности. Даже неопрятно-серый снег не раздражал, как обычно. Даже попрошайка, бродивший по проезжей части перед Гороховой, не вызывал желания отвернуться…
Микешко знал, что последнее время у профессиональных сборщиков подаяний возникла своеобразная мода. Набивших оскомину «беженцев-погорельцев» и «обокраденных на вокзале» сменили облачённые в камуфляж «ветераны боевых действий». Нынче, благодаря, средствам массовой информации, все знают, как конкретно у нас государство заботится о тех, кого само отправило на убой. Люди не удивляются молодым мужчинам с мрачными лицами и явными следами увечий, просящим Христа ради на пропитание и лекарства. Не удивляются – и подают, сердобольные, отрывая от собственных невеликих доходов. Пока ещё подают…
У человека в потасканном камуфляже, скакавшего на костылях между автомобилями по широкой набережной Фонтанки, правая нога отсутствовала до колена. Бог знает, подумал Микешко, при каких обстоятельствах он её потерял. Но десять против одного, что не в Чечне и не в Афганистане, а существенно ближе. По пьяной лавочке под трамваем. Или вовсе в деревне, с бодуна свалившись под трактор… однако не в том суть. Когда очередной водитель прогнал одноногого прочь, тот с надеждой повернулся к богатому «Брабусу», и Микешко рассмотрел, что мужик не то чтобы откровенно попрошайничал. Вовсе нет: он кое-что пытался продать. Вместо обычной картонки с кратким перечнем просьб и несчастий, дополненных образком, у него на груди в прозрачном пакете висела толстая книга. Михаил Матвеевич увидел обложку и не поверил своим глазам. В залитую солнцем зелень болота лихо прыгала оранжевопузая с синим лягушка. «BOMBINA BOMBINA»!.. То самое, абсолютно свежайшее
