– В шесть секунд, значит? – спросил Саша задумчиво.
– Да уж не в шестьсот.
– Я к тому, – сказал Саша, – что сегодня ночью в Пушкине скончался некто Кемаль Губаевич Сиразитдинов…
– О! – поднял палец Осаф Александрович. – Колоритнейшая, господа, личность был безвременно усопший. Святой жизни люди уходят… Как говорило когда-то армянское радио, «мы не знаем, что такое горжетка, но если это то, что мы думаем»… Не смотрите на меня так, Марина Викторовна, умоляю… Так вот, если это то, что мы думаем, по нему льёт горькие слезы местный профсоюз киллеров, коего дела он отечески направлял последние года два или три…
– Притом странная, говорят, кончина была, – подхватил Саша. – Пятьдесят пять лет, нам бы с вами его здоровье, и – жуткий инфаркт. А телохранитель… кстати о телохранителях… его в закупоренной, как бункер, квартире кто-то слегка придушил, так, что бедняга оклемался к полудню… а парень подготовленный… Кто, что – хоть тресни… Посторонних отпечатков, естественно, никаких, только то, что у Губаевича на кровати кто-то в джинсах сидел…
– Оригинальнейшая примета, – вздохнула Пиновская.
– А кроме того, в двух шагах от местной ментовки кто-то оставил «Ауди» с тремя любимыми «нукерами» покойного. Избитыми до непотребного состояния…
– Рискну предположить, – сказала Пиновская. – Версия, конечно, шаткая, но…
– Безусловно имеющая право на существование, – поддержал Дубинин. – Дерзайте, Мариночка. Мы в вас верим.
– Гуд-баевич, – проворчал Саша. – Гуд-бай, бэби…
– Если Губаевич в самом деле опекал наёмных убийц, и это у него получалось, на него вполне могли вывести Скунса. По международным каналам. Для начала Скунс убивает Петрухина, а потом ему предлагают контракт, Серёженька, на тебя. Он едет за тобой в Токсово и нежданно-негаданно напарывается на конкурентов. В порыве законного возмущения он отбивает у них жертву. И, жаждая насолить конкурирующей фирме…
– А рожна ему Кемаля-то убивать, если он от него и работал? – мрачно поинтересовался Плещеев.
– Если Марина Викторовна рассуждает правильно, – сказал Саша, – а я склонен думать, что она права… остаётся принять, что и токсовская тройка работала от него же.
– Ну и зачем, интересно, он их послал, если у него Скунс есть?
– Возможность только одна, – развёл руками Дубинин. – Получив на тебя заказ, Скунс тянет резину либо вовсе отказывается. И вот, дабы не потерять лицо…
– Это не одна причина, а целых две, – заметила Пиновская.
– «Тянет резину»… – сморщился Лоскутков. – «Отказывается»… Наёмный убийца?..
– А ты вспомни репутацию Скунса, – сурово посоветовала Марина Викторовна. – Вспомни. Саша скупо улыбнулся и процитировал:
– «Чисто мифологический персонаж»…
– Хватит о грустном! – потёр ладони Дубинин. – Зная твою, Сергей Петрович, выдержку, наблюдательность и профессионализм, я рискую предположить, что мифологический персонаж готов обрасти плотью и кровью. Итак, подробности, подробности!..
Секунду Плещеев молчал. «Рост примерно сто семьдесят, не больше, волосы седые, коротко стриженные… Физически очень силён, в рукопашной схватке смертельно опасен… отличный водитель… новая „Нива“…» Да, он много чего мог бы теперь поведать про Скунса… Он пожалел, что не может встретиться глазами с Дубининым и посмотреть на него честным и абсолютно искренним взором.
– Какие подробности? – спросил он устало. – Только то, что машина у него была вроде ВАЗовская,! по звуку мотора… Глаза у меня после удара, сами понимаете… Ну, и голос… Дефектов речи замечено не было, характерных словечек тоже…
Пиновская и Дубинин многозначительно переглянулись. Лоскутков улыбнулся, как Будда, и закатил глаза к потолку.
– …А нынче летом как-то возил я своих короедов в Кавголово, – неутомимо разливался Кефирыч. – Едем уже обратно, как раз на проспект Просвещения вывернули, всё хорошо, всё нормально, только гроза собирается. Ну, собирается и собирается, нам-то что? Домой едем. Потом вижу, стоят на одном перекрёстке «отцы родные», сразу два «Форда»… Стоят себе и стоят, я вообще сорок пять еду, ребятишек полная машина и не спешу никуда. Ладно. А гроза-то подходит, и, как всегда перед грозой, ветер – резкий, шквалистый. И что вы думаете, вот так шквальнуло и прямо у меня на глазах у одного мента сдувает с головы фуражку. А из фуражки-то, мать честная!.. – деньги веером! Полная фуражка денег оказалась! И как понесёт их ветром по проспекту!.. Не знаю уж, сколько там их у него было, много, наверное… А Просвещения – он длинный, прямой… Десятки, пятёрки, полтинники улетают… Мне на лобовое стекло доллар прилип… Гаишник ловить, мечется, жезлом машет, а машин полно, все видят, и каждый с наслаждением – би-би-и-и!!!
– А что ж он их в карман не положил? – спросил кто-то из слушателей. – Там же на форме карманов не обобраться…
Кефирыч развёл руками:
– Тайна сия велика есть…
Трое в лесу
До «серьёзных» грибов в Орехове было неблизко. Нина и её родители в лес не очень-то выходили, а Валерия Александровича в этом доме привечали не слишком. Поэтому, если позволяла погода, в сентябре они со Стаськой совершали одну-две вылазки в лес. Для мужчины и девочки это был праздник, для Нины Степановны – сплошное мучение.
– В могилу меня готовы уложить со своими грибами!.. – расстроилась она, когда подошла очередная суббота и её муж со Стаськой начали готовить корзины. – Вы что, телевизор не смотрите? Не знаете, какой сейчас бандитизм? Людей прямо на перекрёстках из машин выкидывают, а вы – в лес!.. В одну секунду по голове. дадут и…
Жуков по обыкновению промолчал, зная, что возражения только приведут к новому взрыву эмоций, а Стаська торжественно заявила:
– Тёть Нин, какой бандитизм? Мы же с дядей Лёшей поедем!..
Такой неожиданный аргумент сразил Нину Степановну, что называется, наповал. Она обречённо махнула рукой и больше не спорила. Валерий Александрович, напротив, испытал сложные чувства. Стремительный рост «дяди-Лёшиного» авторитета болезненно щёлкнул по его самолюбию. Он опять почувствовал себя так, словно его грабили. Жуков, однако, был человек чести и счёл своим непременным долгом всё рассказать Снегирёву.
Телефонный звонок застал Алексея за чаем. Он извлёк из кармана настырно пищащую трубку (квартирного номера он не давал никому), выслушал, несколько раз сказал «ага» и «угу», поблагодарил и распрощался. Он всегда так разговаривал, когда был не один. Многолетняя привычка брала своё: зачем кому-то догадываться, с кем он беседует и на какую тему? Ни по выражению лица, ни по случайно долетевшим словам… Он спрятал телефончик на место и потянулся за чашкой.
– Алёша, я понимаю, что это, конечно, совсем даже не моё дело, – сказала тётя Фира, – но вы, по-моему, какое-то очень приятное известие получили? Вид у вас, как всё равно с орденом…
За грибами поехали на снегирёвской машине. Алексей довёз до Луги раза в два быстрее, чем обычно получалось у Жукова, но он совсем не знал грибных мест. Двое штурманов успешно восполнили этот пробел. У них был при себе атлас области, испещрённый пометками за прошлые годы. Часам к десяти утра «Нива» одолела последние метры кочковатой лесной дороги и заняла позицию на широкой поляне. Стаська первой выпрыгнула наружу и сразу начала заглядывать под колёса.
