Оказалось, четырехмерное пространство есть точка, где Топос тесно слит с Хроносом. В этом случае возможно видеть как сам предмет, так и то, что находится у него внутри. Наступает единство формы с содержанием. У человека эта точка находится на макушке, в районе седьмой чакры, индусы называют её дырой Брахмы. Существо, достигшее этого уровня, получает неограниченное по нашим меркам могущество. Оно видит и знает все вокруг, как бы становясь Божеством.
На дисплее возник красно-зелёный объёмный бублик, именуемый по-научному тором, и чья-то невидимая рука начала его медленно сжимать в точку, давая возможность наблюдать, как внутренняя поверхность сворачивается вокруг воображаемого центра, а края наружной — смыкаются друг с другом. И в результате получается дуплекс-сфера, то есть шар в шаре, она же модулятор великого французского архитектора Корбюзье.
Находясь в центре подобной энергетической конструкции, действительно было возможно видеть форму предмета и его внутреннее содержание, а чтобы не оставалось и тени сомнения, компьютер предложил желающему надеть специальный шлем. Это было неуклюжее сооружение с торчащими во все стороны проводами, собранное «на колене». Доверяя собственному изделию, Эдик решительно водрузил его себе на голову — и отправился на прогулку по зеленой внутренней поверхности сферы. Достиг центральной точки и... вышел, наружу.
Обитатели тороидального мира больше не могли его видеть. Он для них просто исчез, словно кубик для двумерного муравья. Эдик стащил с головы шлем и едва слышно прошептал:
— Эврика. Эврика...
Хотелось немедленно звонить Льву Поликарповичу и почему-то Скудину, но на это ещё надо было решиться. Эдик вылез из-за компьютера и некоторое время просто стоял у окна, глядя с высоты двенадцатого этажа на пустынные улицы, освещённые лишь кое-где редкими свечками фонарей.
Потом на столе у него за спиной мелодично запищал телефон.
— Да?
— Извините, что в такой поздний час беспокою, — прозвучал женский голос, от которого у Эдика почему— то перехватило дыхание и по спине побежали мурашки. — Я с поезда, а он опоздал... Вы, по- моему, домработницу искали?..
Братство Кольца
Грех роптать! В общежитии для командного состава КГ пока ещё имелись в наличии и свет, и газ. Жить можно. Особенно когда на кухне хозяйствует Клавдия Киевна, орлица, белая лебедь, боевая подруга, мать-командирша. Хоть плита и горела еле-еле, вода в кастрюле понемногу готовилась закипать. Клавдия Киевна только слегка сомневалась, что в неё положить. В холодильнике сберегалась замечательная астраханская сельдь, обещавшая дивную гармонию с вареной картошкой. Однако картошку ещё нужно было почистить, а у Клавдии Киевны сердце обливалось кровью при мысли о том, чтобы заставлять голодного Андрошу ждать целых двадцать лишних минут.
Решившись наконец, Клавдия Киевна потащила из морозилки большой пакет «Шкиперских» пельменей, купленных на развес. Но едва она начала теребить полиэтиленовые ушки пакета, связанные таинственным, ведомым только продавцам нераспутываемым узлом, как в дверь постучали.
— Товарищ майор! Андрон Кузьмич! Вас к телефону! Говорят, срочно!
Бедная Клавдия Киевна расстроенно захлопнула морозилку. Вполне могло оказаться, что её майора прямо сейчас опять потребует служба, которая была у него, без всякого преувеличения, и опасна, и трудна. А она — ох, женская доля! — опять останется его ждать, даже не получив удовольствия подоткнуть ему одеяло и немножко посидеть рядом с ним, спящим.
Собакин, только что устало расположившийся за столом, молча вылетел в коридор.
Дежурство у него нынче выдалось напряжённое. Боевой расчёт поднимали по тревоге три раза подряд, и все три раза впечатления были неслабые.
Для начала черти принесли на Театральную площадь пятерых желтокожих воинов. Как объяснил штатный консультант-историк, гаврики были из «тигровой гвардии» легендарного китайского полководца Чжэн Чэньгуна. Каждый «тигр» был под два метра, легко поднимал над головой камень в полтора центнера весом, а своим мечом-алебардой «чой-янг-до» с одного удара убивал лошадь. Поди таких обиходь.
Только «красноголовые» Собакина успели утихомирить китайцев, как прямо у Финляндского вокзала объявились японцы. Двое самураев, вывалившихся из дыры, не подумали прерывать смертельного поединка. Как раз когда подоспел боевой расчёт, один из двоих ударом «монашеского плаща» — кэса-гири — рассёк своего врага надвое. И тут же, пребывая в боевом экстазе, вырвал из поверженного тела печёнку. Которую и принялся с жадностью пожирать...
Спасибо хоть на том, что после этого он не сопротивлялся.
Едва молодые сотрудники успели как следует проблеваться, как пришёл третий вызов, и Собакин понял, что этот день сделает из него специалиста по Востоку. Напротив Смольного объявилось не менее дюжины раскосых красавиц, смуглокожих и совершенно нагих. Тут уж встал в тупик даже штатный консультант, сумевший лишь приблизительно распознать в них гарем какого-нибудь азиатского владыки. Эпоха и страна так и остались загадкой.
И вот, только-только прибыл домой...
«Ну, что там ещё?..»
— Собакин слушает.
Удивительное дело, ему звонил фээсбэшный полковник Скудин. Да ещё и не просто желал узнать, как жизнь, но, по его словам, имел тему для серьёзного разговора. И потому экстренно просился в гости к Собакину вместе с седым профессором, хозяином шустрого терьера. Досада Андрона Кузьмича сменилась воодушевлением. Принимать гостей он любил. Увы, времена сортирного изобилия миновали, кажется, безвозвратно, но чем богаты... Собакин вернулся в комнату и велел Клавдии Киевне чистить картошку и лук, а сам взялся обдирать сельдь. Гости должны были подъехать как раз минут через двадцать.
— До чего же вы, ребята, вовремя. — Майор крепко пожал Скудину руку, поздоровался со Звягинцевым и с порога, не дав слова сказать, потащил за стол. — Давайте, а то остынет.
В самом деле, что за серьёзные разговоры на голодный желудок?
Фирменный селёдочный салат удался на славу. Клавдия Киевна владела гениально простым секретом его приготовления, а именно: размятую картошку следовало сдабривать постным маслом, пока она не остыла. Тогда салат становился не дежурной закуской, которую лениво ковыряют вилкой и оставляют недоеденной, а полноценным обедом, не требующим никаких иных блюд, потому что божественный вкус ничем не хочется перебивать.
Пока хилый газ силился подогреть чайник, Собакин вопросительно глянул на Скудина:
— А в чем, собственно, дело, товарищ полковник?
— Проблема в кольце. — Иван Степанович для наглядности показал на своё, обручальное, из принципа не перекочевавшее на левую руку.
— Видите ли... — взял слово профессор. Как любой настоящий учёный, он умел объяснить премудрость науки даже бесконечно далёкому от неё человеку. Выслушав краткий пересказ лекции, прочитанной Виринеей в машине, Собакин секунду молчал, а потом бросил косой взгляд на Клавдию Киевну
