— Придется вызывать на помощь всю нашу бригаду курьеров, — сказал я.
— Ты шунтируешься вверх по линии в 1105 год, разыщешь Метаксаса и объяснишь ему, что произошло. Затем вызовешь подкрепление, и все займутся выслеживанием Зауэрабенда по различным временными линиям.
— А ты?
— Я остаюсь здесь, — сказал я, — до без одной минуты двенадцать. В этот момент тот из нас, что сейчас наверху, намеревается шунтироваться назад на чуть меньше тринадцати минут, чтобы искать Зауэрабенда…
— …бросив свою группу без попечения…
— …Да, и КОМУ-ТО все-таки надо оставаться с ними, поэтому я поднимаюсь наверх, как только он оттуда уходит, и отождествляюсь с тем изначальным Джадом, который был их курьером. И там остаюсь, продолжая существовать на основном временном базисе, пока не дождусь от тебя весточки. О'кэй?
— О'кэй.
— Тогда за дело.
Что он не преминул исполнить. Я же, все еще скрючившись в три погибели, продолжал трястись от страха. Такой сильной оказалась внезапно нахлынувшая на меня реакция на то, что только что произошло. Зауэрабенд исчез, а я, благодаря возникновению парадокса удвоения, наплодил своих двойников и всего за один вечер совершил больше времяпреступлений, чем даже знал их названий, и…
Мне хотелось расплакаться, как ребенку.
Тогда я еще даже не подозревал, что настоящая путаница только начиналась.
50
За одну минуту до двенадцати я взял себя в руки и поднялся наверх, чтобы выполнять обязанности первоначального, аутентичного Джада Эллиота. Когда я входил в комнату, я еще тешил себя наивной надеждой на то, что все стало на свои места, что Зауэрабенд снова будет в своей постели. Я помолился, чтобы все было восстановлено предпринятыми нашей бригадой энергичными действиями. Но Зауэрабенда в комнате не оказалось.
Означало ли это, что его так и не отыскали?
Совсем необязательно. Возможно, чтобы избежать еще большей путаницы, он вернется на наш маршрут чуть ниже по линии, ну, скажем, поздней ночью или где-то перед рассветом.
Или, может быть, он и возвращен к тому времени, откуда он совершил свой прыжок — примерно за тринадцать минут до полуночи, но мне не удавалось осознать факт его возвращения вследствие какого-то, неизвестного для меня воздействия парадокса транзитного отстранения, удерживавшего меня за пределами этого временного континуума.
Я не знал, что к чему. И даже не хотел знать. Я хотел только одного: чтобы Конрада Зауэрабенда обнаружили и вернули в надлежащее положение в потоке времени до того, как патруль поймет, что происходит, и привлечет меня к ответственности.
О том, чтобы заснуть, не могло быть и речи. В самом жалком виде примостился я на краешке кровати, то и дело поднимаясь, чтобы проверить наличие своих туристов. Гостмэны продолжали спать. Хэггинсы продолжали спать. Так же, как продолжали спать Пальмира и Бильбо с мисс Пистил.
В полтретьего ночи раздался тихий стук. Я мигом вскочил и распахнул дверь.
На пороге стоял еще один Джад Эллиот.
— Ты кто? — угрюмо спросил я.
— Тот же, кто уже был здесь раньше. Тот, кто отправился за подмогой. Нас, по-моему, за это время больше не стало, верно?
— Вроде нет. — Я вышел вместе с ним в коридор. — Ну? Что же все-таки происходит?
Он был грязным и небритым.
— Я был по горло занят целую неделю. Мы тщательно все прочесали, кверху и книзу по линии.
— Кто это — мы?
— Сначала я отправился к Метаксасу, в 1105 год, точно, как ты велел. Наша судьба его ужасно разволновала. Что он сделал прежде всего, так это поднял на ноги всех своих слуг, и стал у них выяснять, не объявился ли кто в районе 1105 года, соответствующий описанию Зауэрабенда.
— Вреда от этого никакого, как я полагаю.
— Попытаться же стоило, — согласился со мною мой близнец. — Затем Метаксас спустился в нынешнее время и позвонил Сэму, который прилетел из Нью-Орлеана и приволок с собою Сида Буонокоре. Метаксас также поднял по тревоге Колеттиса, Гомперса, Пластираса, Паппаса — всех византийских курьеров, всю нашу бригаду. Из-за трудностей, связанных с разрывами времени, мы не стали уведомлять об этом никого, кто находится на более раннем чем декабрь 2059 года, базисе нынешнего времени, но и без того нас набралось довольно много. Всю прошлую неделю мы были заняты тем, что перемещались во времени, один год за другим, охотясь на Зауэрабенда, расспрашивая о нем на базарах, выискивая любые намеки на его присутствие. Я работал по восемнадцать, по двадцать часов в день. Да и остальные были заняты не меньше моего. Это в самом деле замечательно — какую преданность все они проявляют!
— Действительно так, — сказал я. — И какова же все-таки вероятность, что его отыщут?
— Мы полагаем, что он не покинул окрестностей Константинополя, хотя в общем-то ничто ему не мешает спуститься по линии в 2059 год, переправиться в Вену или Москву и уже оттуда снова исчезнуть вверху по линии. Если он не объявится в Византии, мы проверим Турцию, а затем довизантийскую эпоху и только после этого дадим знать другим курьерам в нынешнем времени, чтобы они искали его на всех других маршрутах и…
Он обмяк в полном изнеможении.
— Послушай, — сказал я. — Тебе нужно хотя бы немного отдохнуть. Почему бы тебе не вернуться в 1105 год и не пожить пару деньков у Метаксаса? А когда отдохнешь, возвращайся сюда и позволь мне присоединиться к поискам. Таким образом мы можем чередоваться до бесконечности. И давай сохраним эту ночь в 1204 году в качестве нашей общей точки отсчета. Когда ты захочешь встретиться со мной, ты прыгнешь в эту ночь, поэтому мы не потеряем связь друг с другом. На это у нас может уйти пара жизней, но мы непременно вернем Зауэрабенда назад, в эту группу, до наступления утра.
— Верно.
— Значит все ясно? Ты проводишь несколько дней, отдыхая на вилле Метаксаса, и возвращаешься сюда через полчаса после момента нашего расставания. После чего отправлюсь я.
— Ясно, — сказал он и стал спускаться, чтобы шунтироваться на улице.
Я вернулся в комнату и снова заступил на свою грустную вахту. В три часа ночи Джад-2 вернулся, выглядя совершенно другим человеком. Он был чисто выбрит, благоухая после ванны, сменил одежду, по всей вероятности, хорошенько отоспался.
— Три дня отдыха на вилле Метаксаса, — сказал он. — Невозможно представить себе чего-либо, более великолепного!
— Ты выглядишь прекрасно. Даже слишком прекрасно. Уж не пробовал ли ты улизнуть, чтобы пошалить немного с Пульхерией?
— Мне это даже как-то в голову не приходило. Но что, если бы действительно у меня что-нибудь с нею было? Вот негодник, ты меня предупреждаешь, чтобы я оставил ее в покое?
— Ты не имеешь никакого права на то…
— Я — это ты, не забывай об этом. Неужели ты станешь ревновать к самому себе?
— По-моему, ты себе такого просто не позволишь, — сказал я. — Извини, я сболтнул глупость.
— Это я сделал глупость, — сказал он. — Мне обязательно следовало заглянуть к ней, пока я там находился.
— Ну, теперь моя очередь. Я посвящу какое-то время поискам, затем побуду на вилле, чтобы отдохнуть и восстановить силы, и, может быть, урву немножко удовольствия от общения с нашей возлюбленной. Ты ведь не станешь возражать против этого?
