усадьбе, расположенной между Соляной и Номентанской дорогами, поблизости от Рима. Нерон не стал даже одеваться. Как был, в одной тунике и босой, император вскочил на коня. Один из слуг успел накинуть на его плечи черный плащ, и всадники вихрем понеслись по дороге.
Они не решились войти на виллу открыто и, отпустив коней у одной из неприметных тропинок, пошли через тростник, подстилая одежду под босые ноги Нерона. К задней стене виллы удалось подобраться с огромным трудом. Увидев яму, из которой черпали песок для строительных нужд, Фаон предложил Нерону спрятаться в ней на время. «Я не пойду живым под землю!» – с ужасом воскликнул Нерон. Тогда слуги начали рыть тайный ход на виллу, а император, укрытый плащом, изодранным терновником, сидел в раздумье у тропинки. Зачерпнув воды из грязной лужи, он проглотил ее со словами: «Вот напиток Нерона!». Он так устал, что еле держался на ногах. Когда лаз был вырыт, император на четвереньках пробрался на виллу и, зайдя в первую попавшуюся каморку, упал на жалкую, едва прикрытую старым плащом подстилку. Потом он попросил немного поесть и чего-нибудь выпить. Однако предложенный ему хлеб из грубой муки Нерон решительно отверг; ограничился только тем, что выпил совсем немного теплой воды.
Позор бывшего правителя Римской империи был поистине ужасен. Не в силах вынести подобного падения, слуги молили Нерона уйти как можно достойнее. Тот действовал как в тумане: приказал снять с него мерку и вырыть немедленно могилу. Он стоял и смотрел, как копают его могилу, постоянно всхлипывая и повторяя: «Какой артист погибает!».
Тем временем из Рима прибыл скороход с письмом, которое передал Фаону. «Что там?» – тревожно спросил Нерон. Не в силах далее выносить неопределенность, он вырвал письмо из рук слуги и прочел, что сенат объявил его врагом государства, который заслуживает смерти по обычаю предков. Не зная, что это за казнь, бывший император поинтересовался, что же его ждет впереди. Ответ был ужасен: его голову должны зажать в колодке и засечь до смерти розгами. Позорная, долгая и ужасная смерть!
Нерон в ужасе заметался. У него с собой было два кинжала. Император трогал то один из них, то другой, пробовал, какой острее, потом прятал и со слезами на глазах говорил, что такого быть не может, потому что он уверен: роковой час еще далек. Он просил Спора начать плач по нему, чтобы таким образом добавить мужества перед лицом смерти, он уговаривал и бранил самого себя: «Живу я гнусно, позорно. Не к лицу Нерону, не к лицу. Нужно быть разумным в такое время. Ну же, ну же, мужайся!». Пока он так терзал себя и окружающих, послышался топот коней. Это скакали римские всадники, получившие приказ доставить живым в Вечный город ненавидимого всеми тирана. Услышав стук копыт, Нерон задрожал и вскричал: «Коней, стремительно скачущих, топот мне слух поражает!». Эта фраза скорее напоминала сцену из театральной постановки, нежели слова мужественного государя.
Государственный советник Эпафродит понял, что следует помочь императору уйти достойно, раз он сам не в силах сделать это. Эпафродит прижал меч к горлу Нерона и тихонько подтолкнул его. Дальше было уже легче, поскольку враг государства наконец конкретно понял, что от него требуется. Острие свободно вошло в шею Нерона.
Когда в каморку зашел центурион, император был еще жив; он дышал и даже мог что-то говорить. Центурион зажал плащом рану. Со стороны казалось, будто он хочет Нерону помочь. Император прохрипел: «Поздно!». Еще он успел сказать безо всякого выражения: «Вот она – верность!». Это были его последние слова. Наклонившись, центурион понял, что Нерон не дышит.
Несостоявшийся бизнесмен, инженер и изобретатель Дональд Кроухерст после очередной неудачной попытки разбогатеть и прославиться решился на самоубийство, шагнув за борт своей яхты, дрейфовавшей посреди океана. Кроухерст был действительно талантливым инженером, но всю жизнь его преследовали неудачи. После многочисленных провалов и разочарований в бизнесе он предпринял последнюю попытку победить наконец свою неумолимую судьбу и взять реванш. Кроухерст подписался на участие в морской гонке. Соревнование предполагало многомесячное кругосветное плавание без остановок в портах. Таким образом, участники гонки лишались всякой помощи извне, общения с людьми. По условиям состязания лишь тот из них становится победителем, кто сумеет пройти положенный маршрут до конца (протяженность составляла 30 000 миль) и не нарушить установленных правил, т. е. в течение по меньшей мере 10 месяцев будет находиться в полной изоляции от окружающего мира. Победитель, конечно же, получил бы и почет, и славу, а помимо этого, и солидную награду.
Кроухерст был не очень опытным моряком; кроме того, судно, на котором он отправился в путешествие, было построено наспех и вряд ли могло тягаться с другими, более оснащенными судами участников соревнования. Но Дональд был уверен в победе, в своем успехе, хотя никто не мог понять, откуда взялась эта уверенность. Возможно, то была его последняя надежда, соломинка, за которую хватается утопающий.
Свой тримаран Кроухерст с гордостью окрестил «Тейнмаутским электроном». Однако «Электрон» не оправдал своего названия и оказался не таким скорым судном. Уже в первые дни гонки и конструкция тримарана, и его оборудование начали давать сбои. Кроухерст понимал, что если он срочно что-то не предпримет, то его участие в гонке на этом закончится. И он решил пойти на подлог.
Дональд завел второй судовой журнал, в котором описывал якобы проделанный маршрут, фиксируя по времени свои действия и местоположение. Этот журнал он планировал затем предъявить арбитрам гонки, естественно, после того, как с триумфом пересечет финишную черту.
Пока остальные участники соревнования сражались со стихиями в открытом океане, Кроухерст мирно дрейфовал вдоль берегов Южноамериканского материка, старательно скрываясь от проплывавших мимо судов. Никто и не догадывался об истинном положении дел. Весь мир, следивший за гонкой, был уверен, что тримаран Кроухерста опережает прочие на опасном маршруте и лишь судно Тетли составляет ему конкуренцию.
Тем временем Дональд решил пристать к берегам Южной Америки в местечке под названием Рио-Саладо. Он был вынужден сделать это, чтобы привести в порядок судно, произвести надлежащий ремонт и еще раз обдумать ситуацию. Его начинали одолевать сомнения: правильное ли он принял решение, отважившись на обман? Он не выходил на связь, надеясь все списать потом на неисправность генератора радиостанции. Однако сам он непрерывно следил за сообщениями о передвижении других участников гонки.
Так случилось, что его главный конкурент Тетли сошел с дистанции. Его судно попало в сильнейший шторм у Азорских островов и затонуло. Теперь неоспоримым лидером гонки оставался лишь Кроухерст. Он уже не мог проиграть, ведь находился впереди всех, но очень боялся разоблачения, поскольку судьи рано или поздно открыли бы обман.
Между тем в родном Тейнмауте уже вывешивали флаги в честь победителя, все горожане были оживлены предстоящим триумфальным возвращением Кроухерста, превратившегося в мировую знаменитость. Возможно, это всеобщее ликование еще больше усилило отчаяние Дональда: как он мог смотреть в глаза землякам, которых обманывал самым подлым образом?
Записи в бортовом журнале, сделанные в этот отрезок времени, свидетельствовали о том, что рассудок горе-мореплавателя окончательно помутился. Бредовые рассуждения о космосе и разуме перемежались с математическими вычислениями. Возможно, в этом и можно было обнаружить некий глубинный смысл, но тем не менее подобные пространные рассуждения не имели ни малейшего отношения к маршруту морской регаты. Специалисты, тщательно изучившие судовые книги Кроухерста, позже констатировали, что в период с декабря 1968 года по 30 июня 1969 года, более пяти месяцев, несчастный Дональд был вынужден вести двойную игру, тщательно скрывая от всего мира, что он давно выбыл из соревнования. Раздираемый противоречиями, Дональд окончательно запутался. Психическое напряжение достигло наивысшего накала, поэтому вполне допустимо, что в этот критический момент ему и пришла в голову шальная мысль шагнуть за борт, чтобы разом разрубить узел проблем.
До сих пор многие не верят в гибель Кроухерста, ведь его труп так и не был найден. В первых числах июля потрепанный тримаран «Электрон» был обнаружен в 700 милях от берегов Англии. Судно нашли британские ВМС. Спустя еще некоторое время весь мир узнал о великом обмане Дональда, после того как были найдены оба бортовых журнала. Сам же виновник громкого скандала словно в воду канул. Некоторые сострадательные земляки Кроухерста полагают, что находчивый инженер все-таки соорудил из обломков тримарана плот, еще находясь в Саргассовом море. На этом плоту он якобы пустился вплавь к островам Зеленого Мыса, дабы навсегда укрыться от людей и позора. Кое-кто, говорят, даже видел его не то на Канарских, не то на Азорских островах…
Жена изобретательного путешественника, между прочим, тоже так и не смирилась с гибелью любимого, поэтому долгие годы провела в томительном ожидании.
После поражения казацкого мятежа возглавлявший его генерал Каледин застрелился. А началось все в Петрограде…
Когда политическая обстановка уже не сулила счастливых перемен, генерал Алексеев вместе со своим адъютантом ротмистром Шапроном, согласно намеченному ранее плану, 30 октября 1917 года отправился на Дон. 2 ноября они уже прибыли в Новочеркасск. В этот же день генерал без промедления приступил к активным действиям по организации вооруженных сил, созданию мощной армии, на которую белогвардейские военачальники возлагали большие надежды.
Юго-восточный район России, в частности Дон, славился своими доблестными воинами. Здесь еще оставались преданные монархии офицеры, юнкера, ударники и солдаты. Алексеев и его окружение надеялись с их помощью навести в государстве порядок. Конечно, вряд ли казаки согласились бы спасать все Отечество, но генерал знал наверняка, что «собственное свое достояние и территорию казаки защищать будут». Однако обстановка на Дону сложилась не совсем подходящая и обнадеживающая. Казачий атаман Алексей Каледин, познакомившись с планами белогвардейского руководства, лишь посочувствовал. Но на просьбу «дать приют русскому офицерству» ответил вежливым отказом, поскольку знал, что настроения казаков были далеко не самыми лучшими в этом смысле. Каледин попросил Алексеева не задерживаться надолго в Новочеркасске и перенести всю свою деятельность куда-нибудь за пределы области. По его мнению, Алексеев мог благополучно перебраться в Камышин или Ставрополь.
К своему разочарованию, генерал Алексеев не получил на Дону ни теплого приема, на который так рассчитывал, ни материальной поддержки. Но данное обстоятельство не обескуражило генерала. Он немедленно телеграфировал в Петроград в одно благотворительное общество. В зашифрованном послании говорилось о переправке в Новочеркасск офицеров. Затем он выбил у мест? ного руководства помещение одного из лазаретов, расположенное на Барочной улице, которое превратилось в офицерское общежитие и собрало под своей крышей всех добровольцев. Вскоре в Алексеевскую организацию поступило первое пожертвование – 400 рублей. Благотворительное общество оказало некоторую поддержку, но, конечно, эти средства были мизерными для создания серьезной и мощной армии. Русское общество как будто игнорировало сложившуюся опасную ситуацию.
Алексееву, который в былые времена располагал миллионной армией и миллиардами военного бюджета, теперь пришлось из кожи вон лезть ради того, чтобы добыть хотя бы десяток кроватей для своего общежития, несколько пудов сахара и хоть какую-то сумму денег для содержания бездомных офицеров, юнкеров, кадетов, которые стекались в Новочеркасск под крыло Алексеевской организации со всей страны. Бывшие белогвардейцы сначала приходили по одному, потом целыми группами. Кто-то бежал из советских тюрем, кто-то спасался от большевиков, кто-то искал прибежища после развала своей войсковой части – всех их объединяла ненависть к новому строю, к новому порядку, а вернее, беспорядку.
Казачий Дон превратился в своего рода маяк, к которому устремились все преданные павшей монархии офицеры, голодные, оборванные и обездоленные, но не павшие духом. Многие из них не имели ни малейшего представления о своей дальнейшей судьбе, они просто шли на Дон, ведь именно здесь была вековая колыбель казачьей вольницы и именно с Доном народная молва упорно связывала имена лучших белогвардейских и казачьих вождей.
