– Не слишком-то усердствуйте, – приказала Клара, отчего-то чувствуя острое разочарование. – И давайте дальше, наверх… он тут один, но всё равно, на всякий случай.
Валькирия молча кивнула и скрылась за изломом лестницы.
– Тащите его, – распорядилась Клара, тоже начиная подниматься. Она не сомневалась – больше в одинокой башне никого нет и быть не может.
Первый и второй этажи башни оказались нежилыми. За немногочисленными дверьми располагались кладовые, добросовестно обысканные сверху донизу валькирией и Тави. Самый верхний уровень был жилым. И не просто жилым, а вдобавок ещё и настоящей магической мастерской.
По углам на массивных столах чёрного дерева возвышались какие-то аппараты, сложное переплетение тонких стеклянных трубок, в которых кипела, испарялась, конденсировалась, возгонялась и прочее, прочее, прочее какая-то жидкость. Это скорее подошло бы алхимику, если бы Клара не почувствовала – машины эти не что иное, как сработанные по последнему слову техники этого мира устройства, позволяющие обнаружить любое магическое проявление в радиусе полусотни лиг. И не просто обнаружить, но ещё и указать почти что точное местоположение. Совсем, совсем неплохо для закрытого мира…
Кроме того, в комнате имелось неимоверное количество каких-то древних статуэток, подставов с грубо обработанными камнями, по стенам развешаны связки трав, какие-то засохшие венки и гирлянды, в отдельном застеклённом кабинете собраны почерневшие кости неведомых созданий – словом, чуть ли не весь магический арсенал, какой можно было собрать в этом слое Реальности.
Пленника деловито прикрутили к массивному креслу, что стояло возле вычурного письменного стола. Он уже успел смириться с бессмысленностью сопротивления и только часто икал от страха.
Клара вздохнула и, морщась от боли, занялась долгой и утомительной процедурой – надо было сделать так, чтобы пленник понимал их вопросы и мог бы на них отвечать.
Далеко-далеко от Северного Клыка, где оказался в эти мгновения отряд Клары Хюммель, в тёплом солнечном Ордосе, в стенах Академии Высокого Волшебства к кабинету милорда ректора господина Анэто рысью сбегались деканы, поддерживая полы длинных мантий.
Наблюдатель в башне Сим, сменивший на этом посту формально выслужившегося старика Парри, получивший после всего случившегося всю возможную магическую машинерию, прислал сообщение через кристалл.
Вернее сказать, успел прислать, пока в его башню не вломились те самые
Глава четвертая
Эгест. Некромант и Рысь
Что такое, в сущности, ассасин Храма, если этот Храм до сих пор не владычествует над всей Ойкуменой?
– Ну, вот и всё, государи мои, – повторил отец-инквизитор Этлау. Было видно, что повторять это доставляет ему немалое удовольствие.
Ведьма, Фесс и Прадд с Сугутором оказались в сплошном кольце. Инквизиторы смешались с обитателями Кривого Ручья. Давление на Фесса спало, казалось бы – можно атаковать, и, наверное, иной некромант не колеблясь призвал бы неупокоенных, и неважно, сколько они разорвут людей, тех самых, коих он, некромант, взялся защищать и оборонять.
Наверное, маг Неясыть тоже поступил бы так – в самое первое время после того, как он попал в этот мир.
Неясыть, но не Фесс.
Взлетели десятки луков и арбалетов, беря на прицел дерзкую троицу.
Фесс замер. Магия бездействовала, но начинало действовать нечто более мощное, чем некромантия или даже чародейство Спасителя. И это
– На прорыв! – заорал Прадд.
Кажется, больше им и в самом деле ничего не оставалось.
Этлау, не таясь, стоял на краю помоста, скрестив руки на груди, и издевательски улыбался. Он ничего не боялся, даже того, что в широком рукаве того же гнома, известного мастера-умельца, вполне могла притаиться трубка-самострел, снаряжённая железным болтом, что с такого расстояния пробьёт даже кольчугу, буде осторожный инквизитор всё-таки сподобился надеть её под рясу.
Значит, магия мертва, мелькнуло в голове Фесса. Этлау скорее всего заимел какой-то артефакт, полностью гасящий всю и всяческую волшбу в своей ближайшей окрестности, и отец-экзекутор теперь явно надеялся на численный перевес своих подручных, как и на крайне невыгодное положение окружённой четвёрки. Трое опытных бойцов устоят против сотен, сражаясь в крепком месте, но не окружённые со всех сторон. И перспектива прострелить своих же собственных товарищей явно не остановила бы тех, кто сейчас целился в некроманта из луков и арбалетов.
Магия мертва. Но не значит ли это, что мертво правило одного дара, уже доставившее ему столько неприятностей в этом мире?!
Правило одного дара – ты не можешь разом быть и великим воином, и изощрённым волшебником. Что-то одно. Твоё тело служит или оружием само по себе – или оно просто то средство, при помощи которого ты обращаешься к запредельным силам.
«Эх, где моя глефа…», – подумал Фесс. Подумал и сам тотчас похолодел от ужаса – воспоминания продолжали возвращаться. Наверное, могут вернуться и другие – вместе с навыками…
Но тут его размышления, и без того оказавшиеся сжатыми в исчезающие доли мгновения, оказались прерваны – Прадд и Сугутор сшиблись со сплошной стеной инквизиторов, и топор с секирой дружно запели согласную песню смерти.
Куда полетели сорвавшиеся стрелы, кого они разили – он не знал. Никого из их маленького отряда не задело, а всё остальное было неважно.
Фесс взмахнул рунным мечом и устремился за ними. Его охватывала странная лёгкость – все барьеры пали, и оставалось только одно – сражаться.
Да, в руке лежал эфес меча – вернее, его Фесс держал двумя руками, хотя лезвие было вовсе не так уж длинно – эфес меча вместо привычной глефы, но правило одного дара на него больше не действовало, и плоть сама вспомнила всё, что нужно.
Фесс так и не понял, как оказался остриём их маленького клина: Прадд и Сугутор прикрывали его справа и слева, а за спиной притаилась ведьма.
Лицо. Руки, сжимающие сталь. Глаза, открывшиеся из-под отлетевшего в сторону капюшона. Фесс ударил наискось, с потягом, перешагнул через первое тело, крутнулся вокруг себя, отбрасывая мечом нацеленные в голову колы, только отбрасывая, потому что колья эти были в руках крестьян, тех самых, кого и он, и ведьма, и Джайлз (так и пропал куда-то, бедняга) защищали от голодных призраков до последней крайности.
Ещё один инквизитор, в руках – железная цепь. Этот, кажется, что-то и в самом деле умеет – во всяком случае, первый выпад Фесса, что должен был стать для экзекутора и последним, он отбил.
«Найди Мечи… найди Мечи…» – навязчиво зазвучало вдруг в голове.
Фесс застонал. Нет! Нет, только не это, нет, он не уступит!
Он не ошибся. Каждый удар, каждое движение
Нет. Нет! Н-Е-Е-Е-Т!!!
Фесс хотел было швырнуть оружие наземь. Ловушка расставлена, и приманка на месте, но он не пойдёт в западню.
Даже ценой жизни тех, кто сражается с ним плечом к плечу?
Если Мечи попадут в руки тех, кто охотится за ними, все жизни враз потеряют цену.
Это колебание дорого обошлось Фессу. Следующий инквизитор, тоже, как видно, далеко не новичок в боевых искусствах, сумел поднырнуть под внезапно приостановившееся лезвие и коротким ударом дубинки оглушить некроманта.
Мир померк.
То, что я видел той ночью, не забуду уже никогда. Никогда, никогда, никогда, и умирать стану – у меня всё это перед глазами по- прежнему стоять будет. Инквизитор всё правильно рассчитал. И что у меня поджилки затрясутся, и что не посмею я против Святой Матери нашей пойти. Всё он про меня знал, до самого последнего донышка душу мою вскрыл, покопался там по-хозяйски эдак вот и приговор вынес. Простой такой, понятный и ясный. И не нашлось у меня ничего, чтобы возразить. Совсем-совсем ничего.
…Долго мне на огонь смотреть не дали. Толкнули в спину – кто-то из младших профосов. Смотрю я – а мне в руку клещи эдакие аккуратненькие вкладывают. И к жаровне так ненавязчиво подталкивают. А старший инквизитор смотрит на меня покровительственно, словно подначивает.
– Ну, что ж встал, сударь мой волшебник? – услыхал я. – Впрочем, ты сейчас не волшебник, ты сейчас просто один из младших инквизиторов и обязан выполнять приказы. Вот я тебе и приказываю – давай, у этой кровососки нам надо кое-что выяснить. И ты нам в этом поможешь. Ну а если не захочешь… – Старик усмехнулся. – Тогда ты сам знаешь, что будет. Есть у нас дальний такой монастырь… даже не монастырь, а так… на севере, в Железных горах… тюрьмы его глубоко под скалами, и открываются они в тоннели, ещё до гномов проложенные, а там, как ты понимаешь, такие твари живут, что ты молить их станешь, чтобы просто тебя сожрали, безо всяких фокусов.
Я сглотнул. Слышал я об этой крепости, слышал, что туда ссылают тех, кто перед Церковью провинился, но не просто так, а очень-очень сильно провинился, что даже лёгкой смерти на костре не заслужил. Если, конечно, смерть на костре можно лёгкой назвать.
Дрожа, я шагнул к жаровне. Положил щипцы на решётку раскалённую. Ведьма вдруг вздрогнула, стараясь поднять голову. И – встретилась со мной глазами.
Меня словно в челюсть кто ударил. Пудовым кулаком, каким и быка оглушить можно. Потому что не было в этих глазах ни страха, ни боли, ни даже презрения. Жалость – была. Самая настоящая жалость, как только мать пожалеть может. Или – старшая сестра любящая. Не видел я никогда такого и не думал даже, что такое возможно – палача своего жалеть. Нет, конечно, жития святых о таком говорили… но ведь то святые были, в Духе просветлённые, к Силе Спасителя приобщённые, в горние выси устремлённые, чьи мощи и по сей день чудеса творят, а тут… А тут была ведьма отвратная, кровососка безжалостная… нет… не безжалостная… она ведь людей защищала… сама в Кривой Ручей пришла… или…
Всё в голове у меня помутилось, а сам я не мог взгляда от её глаз отвести.
И тут услышал:
