лиг.
Он ничему не удивлялся. Ни тому, что может дышать воздухом чужого мира так же, как в своём, что земная тяга здесь такая же, как в Мельине, что здесь такое же солнце, а по ночам на небосвод величественно выплывает большая луна – правда, в отличие от ночного светила Мельина, здешняя луна имела какой- то оранжеватый оттенок и по-другому расположенные пятна – собственно говоря, только это и убеждало Императора, что он именно в
След он чувствовал постоянно. Чувствовал боль, отчаяние и ужас Тайде и мысленно по десять раз на дню давал себе страшную клятву отомстить её похитителям так, что их крики и вид их мук заставят содрогнуться и небо, и землю.
Насколько мог судить Император, существо, похитившее Тайде, направлялось на северо-запад – опять же, если принять, что стороны света здесь расположены точно так же, как и в Мельине.
Разумеется, его появление не могло пройти незамеченным – и притом не только неразумными хищниками, видевшими в нём только странную двуногую добычу, ходячий кусок мяса. Леса кишели и бесплотными существами – иные из них были совершенно безопасны и сами первыми улепётывали с его дороги, как, например, мелкие лесные духи, обитатели крон и подкореньев; другие долго тянулись за ним, жадно пялились в спину, выжидая удобного момента, чтобы напасть. Таким он, когда кончалось терпение, просто показывал белую перчатку, до сих пор полную нерастраченной магической силы, – и лесные тени поспешно отступали, втягиваясь обратно в свои дупла, забиваясь в логова и бормоча ему вслед всякие нелестные слова. Но, разумеется, ни один из них не решился предложить ему честный бой – или хотя бы ударить в спину.
Был седьмой день его пути сквозь леса, когда ему наконец встретилась живая душа – хотя вернее будет сказать, что душа-то как раз была более чем мёртвой.
Уже со вчерашнего дня Император чувствовал за собой слежку, и на сей раз это был не какой-нибудь мелкий лесной призрак. Нет, за Императором шёл некто, не обделённый ни силой, ни хитростью, ни отчаянностью. Внимательный, чуткий и осторожный. Такой не попадётся в простенькую ловушку наподобие ловчей ямы, не стоит даже и пробовать – только зря дашь ему понять, что ты настороже и ожидаешь нападения. Император шёл как ни в чем не бывало – но правая рука его не отрывалась от белой кости, плотно облегавшей левый кулак. Самое надёжное оружие, вернее меча и стрелы. Судя по всему, обитатели этого мира тоже это чувствуют – иначе уже давно попытали бы счастья.
Этот седьмой день выдался труднее предыдущих. Местность начала понижаться, величественные лесные исполины и твёрдая почва под ногами уступали место мягко хлюпающему покрову болотных трав, источавших дурманные пряные ароматы. Замелькали чёрные лужи, где буйно цвели невиданных размеров громадные кувшинки и лилии – точнее, цветы, очень похожие на кувшинки и лилии. Замельтешила мелкая болотная живность, всякие там лягушки и ящерицы; тонкие оранжево-чёрные змейки деловито засновали среди зарослей тростника, на густых лианах с мясистыми зеленоватыми листьями расселись какие-то странного вида пичуги, точнее, не птицы даже, а что-то вроде не то лягух, не то ящериц с крыльями, словно позаимствованными у летучих мышей. Голубые, красные, розовые хищные цветы охотились за толкавшимися в воздухе насекомыми. Из зарослей, там, где странные местные родственники ветвистого бамбука были переплетены лианами настолько густо, что не оставалось и малейшего прохода, то и дело раздавались необычные вздыхающе-чавкающие звуки, а время от времени долетали глухой рёв и плеск, словно там в болотной жиже ворочалось и рычало какое-то животное.
Император обнажил меч. Самым разумным было бы вырубить себе надёжный и толстый шест – не очень-то благоразумно разгуливать по топям неведомой глубины в тяжёлых пластинчатых латах, но Император чувствовал – со здешними обитателями спор будут решать мгновения, и их может не оказаться – не оказаться на то, чтобы успеть бросить слегу и вырвать оружие из ножен.
Изрядно выбившись из сил, Император одолел примерно полторы лиги и остановился отдохнуть на небольшом островке посреди бескрайних густо заросших топей. Островок этот казался последним форпостом настоящих лесов, оставшихся за спиной Императора, – здесь к небесам поднималось одно-единственное, но зато настоящее дерево из тех, что не обойдёшь и за пятьдесят шагов.
Император с наслаждением выбрался на твёрдую землю. Впереди среди живых зелёных берегов текла неширокая речка, вся покрытая громадными, как пиршественное блюдо, плоскими листьями лилий с острыми загнутыми краями – ну точно блюда, срывай и подавай на стол! Как перебраться через речку – тоже задачка, но об этом он подумает после. Отдохнуть, отдохнуть, отдохнуть…
Он даже не стал разжигать костра, что раньше делал всегда – не для того, чтобы согреться, а на тот случай, если пожалует кто незваный. Просто привалился спиной к тёплому шершавому стволу, положив меч поперёк колен. Прикрыл глаза. Со стороны могло показаться, что усталый путник просто беспечно спит.
Впереди послышался осторожный шорох, на самом пределе доступного человеческому уху. Такое не под силу даже зверю. Даже тигр не может подобраться к жертве совершенно бесшумно. И девятьсот девяносто девять из тысячи не услышали бы этот едва различимый шорох.
Однако Император был именно тем самым, тысячным.
Он не пошевелился. Только голова его чуть-чуть завалилась набок – словно сон окончательно сморил беспечного странника.
Упруго толкнулся в лицо воздух. Тварь – кем бы она ни была – потеряла терпение и прыгнула вперёд. Теперь Император ощутил и её голод – страшный, мучительный, нечеловеческий, но и отнюдь не звериный.
Меч не поможет, понял он. Время словно бы остановилось. Продолжался прыжок твари, а Император с какой-то злой, кровожадной радостью (наконец-то настоящая схватка!) перекатился через плечо в сторону – доспехи ладил настоящий мастер своего дела, и подвижные сочленения допускали и не такие фокусы – и вскинул сжатую в кулак левую руку.
Незачем рисковать необходимостью повторных ударов. Как говаривал один из великих полководцев древности, первый и последний маршал Империи, Тригг из Дельбара: «Бить так бить!»
Императора охватила волна яростного жара, выплеснувшаяся сила опалила его самого – зато в ушах музыкой раздался истошный, пронзительный, поднимающийся до высот полной неслышимости не то вопль, не то визг твари. Упредивший удар смял её, отбросил далеко в болото, словно изломанную куклу, и там оставил.
Правда, оставил живой, а должен был – по вложенным Императором в удар силе и ненависти – испепелить и развеять по четырём им же вызванным ветрам.
Только теперь Император открыл глаза. Шагах в двадцати от него, в болоте на ровном зелёном ковре, среди многоцветных цветочных венчиков, возникла рваная чёрная дыра, где сейчас кто-то слабо трепыхался и бултыхался.
Проклятье, его должно было спалить в пепел, а потом сжечь и саму золу, подумал Император. Как говорится, силён, бродяга. Что ж, не к лицу владыке Мельина покинуть поле боя, не взглянув в глаза врагу – и лишив его тем самым последнего coup de grace,[8] как сказали бы в совсем другом, далёком от Мельина мире…
Держа меч наперевес, Император двинулся через болото. Шёл осторожно, в любой миг ожидая подвоха и внезапной атаки, – кто знает, на что способен его неведомый враг? – однако тот, похоже, больше был занят сейчас тем, как выбраться из воды на более-менее прочный покров.
Император слышал неразборчивое шипение и сдавленные проклятия. Что это были именно проклятия, сомневаться не приходилось – итак, чужак владел членораздельной речью, что уже хорошо. Правда, здешнего языка Император, само собой, не знал, но ничего – «языка» сумеем разговорить и не зная ни слова по-здешнему…
Не доходя пяти-шести шагов до пятна воды, Император остановился. Перед ним с трудом шевелился, судорожно и коротко дёргая тонкими, обтянутыми серой блестящей тканью руками, несомненно, человек, но человек уж больно какой-то странный: череп голый, морщинистый, блестящий, и кожа тоже вся серая, вся покрыта каким-то редким белёсым пухом, уши острые, словно у Дану или эльфа, а плечи узкие, мальчишке впору. Спину врага окутывал плотный чёрный плащ, сейчас весь намокший, отяжелевший и совершенно отчётливо тянувший своего хозяина ко дну. Пальцы у нападавшего оказались длинными и тонкими, ногти – что неожиданно – тщательно отращёнными, ухоженными и не без щегольства покрытыми алым лаком, под стать мельинским модницам.
Барахтавшийся с трудом поднял узкую, вытянутую голову – и на Императора взглянули тёмно-фиолетовые глаза с розовыми белками, глубоко затаившиеся под безбровными дугами; серая кожа на лбу собралась бесчисленными морщинами. Тонкие лиловые губы чуть приоткрылись, и Император увидел тонкие иголки сахарно-белых клыков.
Вампир. Никаких сомнений. И тут всё та же нечисть!
Вампиров Император ненавидел, и это было одно из немногих положений, по которым он соглашался с Радугой. Имперский закон предписывал уничтожать племя ночных кровопийц под корень, – правда, правитель Мельина подозревал, что маги Семицветья сами грешили тем, что выводили всё новые и новые породы вампиров – быть может, готовились к большой войне уже тогда?..
Как бы то ни было, к настоящей войне они, маги, так и не успели.[9]
Как известно, обычная сталь против вампиров бессильна. Даже меч Императора Мельина, выкованный не простыми кузнецами. Нужно серебро, причём не простое, а
– Погоди, – прохрипел вампир, жестом отчаяния и мольбы вытягивая вперёд костлявую руку. Кстати, интересно, как это он выдерживает солнечный свет?.. – Погоди, человек издалека. Не убивай. Может, у меня найдётся, чем выкупить свою жизнь?..
Никогда не разговаривай с вампирами – первый и главный закон для тех, кому пришлось сойтись с ними лицом к лицу. Император невозмутимо сделал шаг назад, поднимая белую перчатку так, что она смотрела прямо в глаза увязшему в болоте кровососу. Лицо у того задёргалось, болезненно и жалко скривилось, казалось – ещё миг, и из фиолетовых глаз польются горючие слёзы. Интересно вот только, какого они окажутся цвета?..
– Не… убивай… я… скажу… про ту, за кем ты пришёл сюда… человеческая… нет, не человеческая… женщина… эльфка… тёмные волосы… носила ошейник, на шее след остался… её… несли…
Император чуть-чуть опустил перчатку. Лицо его оставалось непроницаемым, однако ободрённый вампир затараторил, словно торговец на рынке, боящийся упустить выгодного покупателя:
– Её украли… в твоём мире, человек… правитель, вижу, большой правитель… украли призраки… утащили… через Разлом. Ты… пошёл следом. Ты – волшебник, только сам об этом не знаешь… у тебя… Сила Идущих… тех, кто размётывает миры, словно стоги гнилой соломы…
Император чуть скосил глаза на свою белую перчатку. Этот вампир подозрительно много знал, а непреложный закон, которому, как ныне понимал Император,
