Жуэтта подала им обильный обед. На столе стояли две бутылки вина. Мишеля выводила из себя манера Арсена после каждого глотка с удовлетворением утирать свои усики.
Обед подходил к концу, когда старуха, прихватив скатерть и тарелки, отправилась в кабинет, чтобы сервировать там стол. Двери остались открытыми, и все было слышно.
— А для Моде? — спросил голос Дьедонне.
— Он поел.
— Где?
— На кухне с этими господами.
— Кто тебе велел кормить его на кухне?
— Никто.
— Ты поступила не правильно.
И все. Мишель был счастлив. Шоферы тоже все слышали и, оценив ситуацию, посматривали на него с неприкрытой иронией. Они не разговаривали с ним. А чтобы его смутить, они нарочно говорили о незнакомых ему вещах и людях.
Мишель не притронулся к десерту, хотя были поданы блинчики с вареньем, и снова вышел во двор. Побродив возле автомобилей, он погладил их, словно приручая и обещая, что наступит день, когда один из них или им подобный станет его собственностью.
Вскоре после обеда Эмиль Фершо уехал. Удобно устроившись в машине, он ждал, когда шофер укроет ему ноги пледом, поднесет спичку, чтобы он мог закурить. Только потом, захлопнув дверцу, тот устроился за рулем.
Стоя на пороге дома, Дьедонне наблюдал за отъездом брата, а затем вернулся в комнату, где прибиралась Жуэтта и куда Мишель прошел вслед за ним, ожидая около окна, когда все будет убрано, закроется дверь и установится тишина.
— Мне продолжать сортировку, мсье? Вы просили вам напомнить, что надо позвонить мэтру Морелю.
— Соедините меня с ним.
— Алло!.. Мэтр Морель?.. Передаю трубку господину Дьедонне.
— Алло!.. Это вы, Морель?
Увидев, что Мишель собирается уйти, Фершо знаком попросил его остаться.
— Алло!.. Да… Нет, я о другом… Только что от меня уехал брат…
Видимо, его собеседник выразил такое удивление, что Фершо повторил:
— Ну да, Эмиль… Вот именно… Он спозаранку выехал из Солони и уже в десять был у меня… Нет… Без дочери… Что вы сказали?
Глуховатый голос Фершо был печален. Но теперь Мишель был уверен — это не какая-то сентиментальная или ностальгическая печаль.
— Алло!.. Не прерывайте нас, мадмуазель… Послушайте, коли нечего делать… Что? Да нет же! Я отлично знаю, что вы вынули блокнот… Не имеет значения!.. Так вот, Морель, жена моего брата состоит в родстве с Лариме, у которого замок в нескольких километрах от Эмиля… Подробности не имеют значения… Зная Эмиля, вы догадываетесь, что охота готовилась загодя… Да… Они с Лариме назначили ее на один и тот же день. Их сопровождали жены. И вот, будто ненароком, на сопредельной земле моя невестка встречает госпожу Лариме.
С каким гордым презрением рассказывал он эту историю!
— Вам понятно?.. Да… И опять же, как бы случайно вместе с госпожой Лариме там оказалась госпожа Дюранрюэль… Да, та самая, жена генерального прокурора, который тоже охотился с ними… Вот именно!
Мой брат отличился. Но с ним он встретиться не мог…
Это бросилось бы в глаза. Жены — другое дело!.. И опять как бы случайно моя невестка и госпожа Дюранрюэль на некоторое время остались одни на поляне. Эмиль примчался, чтобы передать мне слова госпожи Дюранрюэль.
Внезапно Мишель почувствовал неловкость. Он не сводил глаз с Дьедонне Фершо и знал, что тот также смотрит в его сторону. Ему даже показалось, что патрон рассказывает все это ему, а не дельцу из Кана. Если один из них понимал лучше некоторые детали дела, другой, новенький в доме, догадывался о его драматической стороне.
Дьедонне словно обращался к нему:
«Послушайте, малыш… Учитель… Потом вам это пригодится. Значительно позднее вы поймете…»
Теперь он говорил о телефонистке:
— Нет… Думаю, она устала слушать… Да к тому же это не имеет значения… Обменявшись любезностями, от которых я вас избавлю, но которые брат мне поведал тоже, госпожа Дюранрюэль сказала текстуально следующее:
«Как жиль, что ваш деверь, сам того не зная, поступает себе во вред. Только вчера, вернувшись из Дворца правосудия, муж рассказал, что у него был длинный телефонный разговор с министром, нашим родней по женской линии. Тот всячески хочет избежать скандала, тем более нежелательного, что приближаются выборы… Это человек с широкими взглядами… Но присутствие вашего деверя может заставить правительство предпринять действия…»
— Вы слышите, Морель?.. Что?.. Записываете? Как угодно… Я продолжаю… Моя вышколенная невестка повторила:
«Его присутствие во Франции?»
«Во Франции или Африке… Он должен понять, что его привлекают по уголовному делу, а он, вместо того чтобы все опровергать, то и дело похваляется, оправдывает свой поступок, хочет представить его законным… Ведь с точки зрения людей он — убийца, и мы не можем бесконечно оставлять его на свободе, не создавая впечатления, что для него закон не писан».
Взгляд Фершо, давивший на Мишеля, стал острее, горячее, подтверждая, что этот рассказ ведется только для него одного. Не хотел ли тот таким образом вызвать его восхищение?
— Вы слушаете, Морель?.. Мне советуют исчезнуть на некоторое время, попутешествовать по свету, но чтоб никто об этом не знал… Похоже, они готовы выдать мне фальшивый паспорт, как для сиятельной особы… Это, мол, позволит замять дело с неграми, а если нет — вынести заочный приговор… Что вы сказали? Мой брат?..
Он настолько уверен, что это единственный выход, что привез подписать доверенности… Вот именно! Ему пообещали, ничего не пообещав, и дали понять, то есть госпожа Дюранрюэль дала понять, что если дело с неграми удастся замять, то это поможет уладить и финансовые проблемы… Вести переговоры, естественно, будут с братом. С помощью довольно сложной процедуры, разработанной юрисконсультами, он будет представлять мои интересы… Вот так. Это еще не все… Похоже, эти дамы, несмотря на ливень, надолго задержались на поляне…
Словом, в тот момент, когда они уже расставались, госпожа Дюранрюэль с таинственным видом наклонилась к моей невестке и сказала:
«Моя дорогая, мой муж не уполномочивал меня это говорить, но я готова выказать нескромность, в которой меня станут упрекать потом… Ваш деверь напрасно нападает на господина Аронделя. Конечно, это всего лишь чиновник и его начальники не раз выражали сожаление по поводу его рвения, но он принадлежит к влиятельной организации и пользуется поддержкой в высоких сферах.
Так что, если ваш деверь будет упорствовать, он свернет себе шею и увлечет в своем падении и всех вас…»
Наступила пауза. Вероятно, мэтр Морель на другое конце провода тоже замолчал под
