говоря, улицу, но не темную неказистую улочку, а широкую, обсаженную домами, двери которых вели в более или менее кокетливые салоны.
С каким презрением говорил ему Фершо в самом начале, видя, что Мишель не может устоять перед искушением два-три раза в неделю пройтись по этому району:
— Неужели вам все это нравится? И голая шлюха, и горланящий негр, и музыка в баре?
Старик был прав, Мишель это знал. Его влекло к себе все, что дышало жизнью. И он невольно вспоминал утро в Кальвадосе, когда на остановке закопченного местного поезда он предпочел сбегать в дешевый кабачок, полный рыбаков и корзин с их уловом, чтобы выпить вина, вместо того чтобы позвонить по телефону жене, которая ничего о нем не знала.
В этом особом квартале города обитали всего несколько француженок. Большинство же женщин были цветными. Мишель знал их всех, в том числе и нубийку — глупую, но идеально сложенную. Вероятно поэтому Жеф слегка презирал его, точнее — не принимал всерьез.
Одна из женщин из предпоследнего заведения была бретонкой лет сорока, с суровыми, мужскими чертами лица. Румяна образовали на ее лице корку, похожую на глазурь. Всякий раз, завидев Мишеля, она зазывно поглядывала в его сторону. Уверенный, что та страстно влюблена в него, он краснел и быстро, не смея улыбнуться, проходил мимо.
Почему он не взял одну из головок у Голландца? Ему удалось бы без труда сбыть ее за сотню долларов. Суска считал, что цена на товар меняется в зависимости от того, кто его продает И охотно отдавал на продажу свои изделия белым которые имели доступ в первый класс, а в дансинга? садились за одни столики, с пассажирами.
Мишель вышел на самые оживленные улицы. Он пересек невидимую границу между Колоном и Кристобалем.
Машины, мужчины в белом и женщины в легких платьях — все стремились туда. Солнце стало клониться к заходу, и лампы успешно соперничали с дневным светом.
— Please, sir… — произнес кто-то сзади.
Он живо обернулся. Обращались не к нему, и он уже был готов продолжать свой путь в порт, чтобы повидаться с Биллом Лигетом. Сзади него какая-то женщина с сильным американским акцентом спросила прохожего:
— Не скажете, где здесь самый примечательный ресторан?
Любой негритенок, любая босоногая девчонка, слепой на углу улицы — все участники «массовки» могли ответить на этот вопрос. По чистой случайности она обратилась к молодому человеку в очках, тоже пассажиру со стоящего в порту судна. А так как Мишель на секунду задержался, она взглянула на него.
— Вы позволите вам помочь, мадам?
С первого взгляда женщина лет тридцати, под сорок, не показалась ему красивой. Но было в ней что-то притягательное, какая-то сразу поразившая его непринужденность, как он потом понял — непринужденность богатой женщины.
— Объясните, что вы понимаете под словом «примечательный»? Хотите попробовать местную кухню?
Поужинать в веселом местечке с музыкой и танцами?
Или…
Она улыбнулась ему, успев рассмотреть с ног до головы и не скрывая, что он ей нравится.
— Вы гид?
— Нет, мадам, и впервые жалею об этом. Но мне было бы приятно…
Так самым простейшим образом началось это приключение. Сначала Мишель угостил ее на террасе ресторана, и его спутница вытащила из сумочки золотоплатиновый портсигар, богато украшенный бриллиантами, предоставив возможность полюбоваться своими кольцами.
Это была крепкая женщина, с резкими жестами и прямым взглядом. Возможно, она уже решила, что они проведут ночь вместе, но пока ей хотелось развлечься, не утруждая себя никакими сантиментами.
Ни разу в жизни Мишель не имел дела с женщиной такого рода и несколько растерялся. Ее звали м-с Лэмпсон, она была вдовой промышленника из Детройта и направлялась в Лиму, для того чтобы уладить какие-то дела. Вернется ли она тем же теплоходом? Возможно, если ей не захочется совершить путешествие в Латинскую Америку.
Они поели в укромном уголке центрального ресторана Кристобаля.
Мишель совершенно забыл про Фершо. А тот в это время лежал на своей раскладушке, придвинутой к самому краю веранды. Неподалеку, возле скопища домов, находилась спокойная и бесшумная зона, тишину которой нарушали лишь фиакры с клиентами отеля «Вашингтон».
Глядя в сторону южной части бульвара, можно было увидеть в небе красно-фиолетовые отблески, подобные тем, которые обозначают разгар сельского праздника, где много музыки и смеха. Подчас оттуда доносились пронзительные звуки — крики, ржанье лошадей, клаксоны такси.
В проезжавших мимо фиакрах люди спокойно разговаривали кто о чем, даже о любовных делах, не догадываясь, что ночь звонко разглашает их откровения сотням людей, ожидающих прихода сна на верандах.
Минуту спустя он услышал из одного фиакра строгий голос француженки:
— Ты неисправим, Жан! Не вижу ничего постыдного спросить о цене вещи. Ты же снимаешь номер в отеле, даже не интересуясь его стоимостью. Куда более богатые люди, чем мы, не стесняются…
Грузовичок Дика Уэллера сновал взад и вперед. Фершо и не пытался уснуть. Когда вернется Мишель? Что он там делает? Он ушел надолго и не придет раньше, чем в городе не стихнет оживление. Это было сильнее его. Он словно цеплялся за последний огонек, за последний открытый бар.
Фершо чувствовал приближение приступа, и ему было страшно. Он находился один в квартире, а обращаться за помощью к Вуольтам, занимавшим второй этаж, ему не хотелось.
Приступ всегда начинался одинаково: стоило только о нем подумать. Сердце его было здоровым, как утверждали врачи. Но в груди все вдруг приходило в движение.
Казалось, внутренние органы сжимаются, как губка.
Одиночество становилось невыносимым. Тем более что он знал: что-то жило в нем теперь своей, независимой от остального организма, жизнью. Казалось, сердце, внезапно обретя независимость, начинало биться с невероятной быстротой.
Мишелю никогда не понять ту боль, которую он ему причиняет. Он незлой человек. Это не его вина.
Устоит ли Фершо от искушения встать и выйти на улицу? Обычно это случалось не сразу. Ему было стыдно.
Сколько уж раз он тащился, как нищий, до порта, к Жефу. Сколько раз заглядывал там в дверь, чтобы спросить:
— Вы здесь, Мишель?
Ну, да. Он был здесь. Играл в карты с Ником Врондасом, Жефом и одним из сутенеров.
В первое время Мишель вставал и шел за ним. При этом Фершо извинялся:
— Я не хотел вас беспокоить. Но я уверен — приближается приступ.
Теперь тот просто кричал ему со своего места:
— В чем дело? Я что, не имею права сыграть партию?
Нет! Фершо не сиделось на месте. Он был уверен, что сердце его в конце концов выскочит из груди.
Он поспешно стал кое-как одеваться в темноте. Вуольты наверняка услышат его шаги и станут посмеиваться:
— Старик снова отправился на поиски своего секретаря.
Он тоже миновал особый квартал, заглядывая в подвальчики. Его здесь знали, но даже не утруждались спросить, кого он ищет. Только бретонка бросила ему мимоходом:
— Ищете Мишеля? Он только что проехал на фиакре с американкой.
Все было именно так. Мишель пригласил свою спутницу прокатиться по городу. И пока фиакр вез
