но им удается создать такую грохочущую атмосферу. Он совсем маленький. Называется „Каннибал“.
Туда-то он на всякий случай и направился. Не без труда отыскал он вывеску и лестницу в полуподвал, откуда доносилась поп-музыка.
Заведение оказалось и в самом деле небольшим. В зале могло поместиться десятка три посетителей, но сейчас он был заполнен лишь наполовину. На узкой эстраде — пять длинноволосых музыкантов, самые длинные волосы у гитариста.
— Вы один? — спросил у Боба хозяин с весьма сильным шведским акцентом.
— Да.
— Это ничего. Присаживайтесь за этот столик. Что вы будете пить?
— Виски.
Его обслужила красивая девушка, носившая самую короткую юбку, которую он когда-либо видел.
В зале были главным образом пары, влюбленные, некоторые из них танцевали на крошечной площадке.
— Скажите, это тот же оркестр, что был здесь и полгода назад?
— Да, мсье. Вот уже полгода, как они здесь работают. Хорошо играют, правда?
— Да, разумеется.
Ему пришлось подождать с полчаса, пока музыканты не сделают перерыв. Трое из них остались на своих местах и закурили. Один направился к бару, а другой пошел к выходу. Это был гитарист. Боб проследовал за ним на тротуар, где тот дышал воздухом.
У него была светлая жидкая борода, и он казался очень юным, еще сохранившим румянец на щеках.
— Сигарету?
Гитарист взял.
— Спасибо.
— Часто бывает, что женщины приходят к вам в ресторан одни?
— Редко, а профессионалки — никогда. Хозяин этого не хочет. Забавно, конечно, но он весьма стыдлив на свой манер.
— Мне бы хотелось знать: вам знакомо это лицо?
Он показал ему фотографию Одиль, которую его собеседник взял и отправился разглядывать под газовым рожком.
Возвращая снимок, он, казалось, колебался.
— Кем она вам приходится?
— Сестрой. Но ничего не бойтесь. Ей предоставлена полная свобода, и я в курсе большей части ее любовных похождений.
— Вы в этом уверены?
— Да.
— Она вам рассказывала обо мне?
— О вас нет, но о «Каннибале — да. Вы переспали с ней, ведь так?
— Да.
— И она первая с вами заговорила?
— Да.
— Узнаю свою сестру.
— Ей хотелось поговорить о гитаре. Она тоже на ней играет.
— Да, играла. Что еще она вам рассказала?
— Что живет в Лозанне, в старом доме, принадлежавшем еще ее прадеду, и что ей в нем до смерти скучно. Я спросил у нее, почему она не переберется в Париж, и она ответила, что у нее нет ни денег, ни профессии.
«Все, на что я была бы способна, — вздохнула она, — это стоять за прилавком магазина».
— Она оставалась до закрытия?
— Да.
— И пошла к вам домой?
Привести кого-нибудь в гостиницу «Меркатор» Одаль бы не осмелилась.
— Если это можно назвать домом. У меня плохо обставленная и малоаппетитная комнатенка в меблирашке на улице Муфтар.
— И она туда с вами пошла.
— Да. Мы с ней занимались не только любовью. Она много рассказывала.
Нужно сказать, она до этого пропустила два-три стаканчика.
— О чем она рассказывала?
— О себе. Она завидовала, что у меня есть профессия, хотя я и зарабатываю мало денег. Жалела, что забросила гитару.
«И так во всем, — вздыхала она. — Я берусь за что-нибудь с увлечением, и кажется, что наконец-то я спасена, что я нашла свой путь. Потом, через месяц или через полгода, я чувствую себя так, будто сражалась с пустотой. Ничего уже не существует, я себе отвратительна… «.
— Я ее хорошо знаю, и мне она тоже часто признавалась в этом.
— Знаете, ведь заниматься любовью для нее не главное.
— Я всегда это подозревал.
— Ей хочется сделать так, чтобы ее партнер получил наслаждение, но сама она его не получает. Мне нужно возвращаться. Через полчаса будет еще один перерыв.
Боб снова сел за столик и заказал еще одну порцию виски.
— Вы ни разу здесь не были? — спросил хозяин.
— Нет. Зато некоторое время назад сюда несколько раз приходила моя сестра.
Он показал ему снимок, и человек со скандинавским акцентом узнал изображенную на нем девушку.
— Красивая девушка. Она часами просиживала в своем углу, тот, что слева, возле оркестра. Уходила, лишь когда мы закрывались. А сколько ей лет на самом деле?
— Когда вы с ней познакомились, ей не было восемнадцати. А сейчас уже есть.
— Она не приехала в Париж вместе с вами?
— Нет. Она приехала сюда одна, и я ее разыскиваю.
Хозяин непроизвольно посмотрел в сторону гитариста, и Боб поспешил сказать:
— Знаю. Я только что говорил с ним на тротуаре.
— Ему ничего не известно?
— В этот ее приезд он с ней еще не виделся. Она должна была приехать вчера вечером.
— Я тоже ее не видел. Похоже, вы беспокоитесь.
— Да. Она уехала из дома очень подавленной. В письме, которое она мне оставила, Одиль пишет, что хочет покончить с собой.
— Вы надеялись, что она придет сюда?
— Да. Вам она не делала никаких признаний?
— Нет. Я довольствовался тем, что дважды пригласил ее на танец, и оба раза она согласилась.
Спустя полчаса к нему за столик подсел гитарист.
— Виски?
— Нет. Пива. Мне жарко. Одно пиво, Люсьенна.
— И еще одну порцию виски.
— Хозяину удалось сообщить вам что-нибудь интересное?
— Нет. Он танцевал с ней, но она с ним почти не разговаривала. По-вашему, он с ней переспал?
— Нет. Это не в его стиле. И потом, Люсьенна не позволила бы. Они уже больше года живут вместе.
— Вы ничего не припоминаете, может, какое-нибудь случайно оброненное слово, которое могло бы
