Она из вежливости подошла к нему.
Вечером его постигло небольшое разочарование. А если по правде, то большое, так как оно должно было подспудно сопутствовать ему на протяжении всей их супружеской жизни.
Когда он стал нежно ласкать ее, то не смог вызвать в ней ни малейшего отклика, ее тело даже не вздрогнуло. Он видел ее лицо очень близко, словно на экране крупным планом, и это лицо ровным счетом ничего не выражало.
Ему стало даже как-то совестно оттого, что удовольствие получает он один.
Но разве такое не случается довольно часто? И кое у кого из его приятелей бывало такое, но со временем все как-то налаживалось.
— Может, пойдем прогуляемся по Английскому бульвару?
Она соглашалась без особого восторга и даже не брала его под руку, просто шла рядом.
— Как красиво!..
Он боялся наступления новой ночи. Что было тому виной — неловкость, эмоциональность?
Она по-прежнему не реагировала на ласки, но улыбалась ему как ребенку.
— Ты во мне разочарован?
— Нет.
— Я не виновата, Жорж. Наверное, я не так устроена, как другие женщины.
Надеюсь, со временем это пройдет…
— Конечно. Главное, не бери это в голову…
Он всячески старался угодить ей, и на каждое проявление нежности она отвечала благодарной улыбкой.
Можно было сказать, что их любовь была целомудренной. За пределами спальни она становилась самой собой и лишь много месяцев спустя начала чувствовать хоть какое-то удовольствие.
И все же она по-прежнему запиралась в ванной комнате. Он ни разу не видел ее в ванне или под душем. Лишь изредка ему удавалось какое-то мгновение видеть ее обнаженной.
Она снова занялась своей работой и, несмотря на свою кажущуюся хрупкость, развила бурную деятельность.
— Тебе незачем работать. Я зарабатываю достаточно для нас двоих.
Тогда он работал еще на улице Сент-Оноре, и там ему очень хорошо платили.
Они подыскали себе квартиру на бульваре Бомарше, которую вскоре расширили за счет соседней. Детей у них еще не было.
А будут ли они? Жорж начинал в этом сомневаться, и от этой мысли у него становилось тяжело на сердце.
— Ты любишь детей, Аннет?
— А как же! Разве не все любят детей?
— Я не о том. Я хочу сказать: ты любила бы наших детей, нашу плоть и кровь?..
— Почему же нет?
Он не был несчастным. Он никогда не чувствовал себя несчастным вплоть до того момента, когда увидел форменное кепи полицейского в дверном проеме.
У него была она. Разве это не самое главное? К тому же на четвертом году их супружества она объявила ему, что забеременела. На этот раз она была радостно возбуждена.
— Хоть бы был мальчик…
— Девочка или мальчик-это будет наш ребенок. К тому же у нас могут быть еще дети…
— Мне хотелось бы, чтобы первым был мальчик. Я не хочу много детей: может быть, двоих — мальчика и девочку…
Все время, пока она вынашивала, он не трогал ее из какого-то особого уважения и из боязни нарушить происходивший в ней процесс.
— Надеюсь, когда он у нас появится, ты не будешь больше работать…
— Возможно, первые несколько недель, а потом я не смогу сидеть сложа руки.
Она не советовалась с ним. Она решала сама.
Как раз в это время они и наняли Натали, и та сразу заняла важное место в их доме. Теперь Аннет не занималась ни уборкой, ни кухней. Она ходила на работу вплоть до последнего месяца, и это можно было расценить как вызов с ее стороны.
И тем не менее он был счастлив. В то время это казалось ему естественным.
И только теперь, думая об этом и задаваясь вопросами, он пытался представить себе истинную Аннет.
У них родился мальчик. Он надеялся, что его назовут Жоржем в честь него самого или Патриком — это имя ему очень нравилось.
— Нет, мы назовем его Жан-Жак…
Он не возражал. Теперь он работал самостоятельно на улице Севинье, а его компаньоном был Жан-Поль Брассье. В молодости Жорж мечтал стать скульптором.
Приехал в Париж в надежде поступить в Школу изящных искусств, зарабатывал на жизнь чем придется, даже разгружал по ночам ящики с фруктами на Центральном рынке.
Все переменилось, когда он прочитал одно объявление. Требовался ученик ювелира на улице Сент-Оноре, и он отправился туда, опасаясь, как бы ему не отказали из-за юного возраста.
Уже через несколько недель ему стали доверять довольно тонкую работу, а спустя три года он занял место главного мастера, ушедшего на пенсию.
С Аннет он познакомился на вечеринке, которую устроил у себя на квартире на Орлеанской улице один его женатый приятель. На такой вечеринке он был впервые. Он пил как все, но ему казалось, что вино в стакане не убывает.
Он танцевал под фонограф. В какой-то момент он подошел к девушке, которая сидела в одиночестве и смотрела, как другие танцуют.
— Вы танцуете?
— Нет.
Она не выглядела очень привлекательной, и все же он подсел к ней.
— Вы давно знакомы с моими товарищами?
— Я здесь впервые. И знаю только Липского, вон того рыжего коротышку, он привел меня, потому что мы живем в одной гостинице.
— Вы парижанка?
— Нет, я родилась в Ньевре.
— И давно в Париже?
— Почему вы меня обо всем этом спрашиваете?
Вино сделало свое дело, и потому он непринужденно ответил:
— Надо же о чем-то говорить, верно?
— По крайней мере вы откровенны. Ведь вам все равно, где я родилась — в Ньевре или в Стране басков…
— Вы брюнетка с карими глазами, так что вполне могли бы быть басконкой…
А почему вы не танцуете?
— Не люблю… Мне кажутся смешными все эти пары, которые дергаются друг перед другом кто во что горазд.
— Вы работаете?
— Да.
— В какой-нибудь конторе?
— Нет.
— В магазине?
— Нет. Не пытайтесь угадать, ничего не выйдет. Я работаю в социальной защите.
— Ив чем же состоит ваша работа?
— Мы посещаем стариков, больных, людей обездоленных… Выбираем тех, кто предоставлен самому себе… Мы их моем… Готовим им еду… Немного прибираем в доме…
