минеральной воды; Шутрингер в противоположном углу играл сам с собой в шахматы.
Зажегся свет. Три головы повернулись к капитану.
Эвйен, который был с ним более короток, чем остальные, раскрыл рот, собираясь заговорить.
Тут Петерсен резко захлопнул дверь и направился вверх по трапу на мостик. Он различил в полумгле узкоплечую фигуру Вринса, только что сдавшего вахту второму помощнику. Почему Петерсен бесшумно подошел к голландцу сзади и неожиданно положил руку ему на плечо? Молодой человек весь задрожал, лицо его выразило полную растерянность.
— К-капитан… — выдавил он, заикаясь и силясь овладеть собой.
— Что с вами? Вы же весь дрожите!
— Ничего… Я.., я не ожидал…
— Идите!
— Правда, что на судне т-труп, капитан?
— Да, правда. Ну и что из того? Идите!
Голос его звучал так сухо, что второй помощник, знавший Петерсена много лет, не на шутку удивился.
Парню этому было под тридцать, дипломом он не обзавелся, но терпеливо тянул лямку, уверенный, что к сорока пяти станет капитаном. Жил второй помощник с матерью в Тронхейме.
— Скверная история! — сказал он, когда Вринс удалился. — А человека, который скрывается у нас на борту, все-таки надо взять.
— Где мы сейчас?
Оба моряка склонились над картой. Петерсен проворчал:
— При таком тумане придем в Ставангер не раньше часа ночи, а в половине третьего уже отваливать. Эх, будь у нас рация, которую нам третий год обещают…
Петерсен не находил себе места. Такое в плаванье случилось с ним впервые. Чтобы вернуться в свою каюту, ему пришлось пересечь прогулочную палубу, вдоль которой тянулись иллюминаторы салона. Он заглянул туда и заметил, что Кати Шторм там нет.
За обедом Петерсен ни разу не открыл рта: он был явно обеспокоен тем, что место пассажирки пустует.
— Она ест у себя в каюте? — спросил он стюарда.
— Ее там нет.
Лоб капитана перечеркнула глубокая складка. Он резко встал и пошел на нос, где помещались его офицеры.
Когда он подходил к каюте Вринса, дверь ее распахнулась, оттуда выскочила Катя и, увидев в двух шагах от себя капитана, остановилась как вкопанная. На секунду у нее перехватило дыхание, но она тут же взяла себя в руки и осведомилась:
— За стол, надеюсь, еще не сели? А вы не за мной?
— Нет. Вас ждут в ресторане.
Петерсен сделал вид, что ему что-то нужно в каюте второго помощника, которая была сейчас пуста. Но не успела Катя скрыться, как он распахнул дверь Вринса.
Голландец лежал на койке, сжав голову руками.
Молодой человек торопливо и неловко вскочил, не сумев украдкой смахнуть со щек блестящие влажные полосы.
— Капитан?..
— Ничего. Лежите.
И Петерсен проследовал дальше еще более хмурый и сам не понимая, что ему взбрело в голову. Молодую немку он застал уже за столом. Она часто поворачивалась к капитану, и ее звонкий голосок не умолкал ни на минуту.
Однако Петерсен делал вид, что ее болтовня адресуется не к ему. Шутрингера тоже не было, и Катя поневоле вынуждена была обращаться к Эвйену.
Ее беспокоила стоянка в Ставангере.
— Как вы думаете, полиция нас не очень долго задержит? Мне почему-то кажется, что, если судно хорошенько обыскать, этот человек будет в конце концов пойман. Напомните, пожалуйста, его фамилию.
Эриксен? Наверное, она не настоящая.
Капитан чувствовал, что Эвйену несколько неловко, особенно в присутствии его, Петерсена, постоянного гостя четы Эвйенов в Киркинесе. Управляющий рудниками предпочел бы, чтобы разговор стал общим.
В пяти милях от порта «Полярная лилия» приняла на борт лоцмана, подвалившего к пароходу на маленьком катере. Море здесь усеяно подводными камнями, к тому же туман сильно сгустился, и чуть ли не весь экипаж пришлось ставить впередсмотрящими.
Матросы столпились на баке, возбужденными голосами передавая на мостик свои наблюдения.
В темноте «Полярная лилия» казалась светящимся облаком, но, увы, с мостика не просматривалась даже корма!
Не переставая, ревел гудок, и моряки пытались на слух определить направление, откуда периодически доносился похожий на отдаленный стон ответный вопль другого гудка.
Пассажиры в салоне прильнули к иллюминаторам.
Увидели, как судно взяли в кольцо какие-то белесые круги. Потом совсем рядом отчетливо, как при галлюцинации, зазвучали голоса.
Пассажирам казалось, что до берега еще много миль — они ведь не разглядели даже маячного огня. А пароход был в десяти метрах от причала, и матросы уже бросали швартовы.
Моросило. В ложбинах до сих пор лежал рыхлый снег.
Когда опустили трап, человек двадцать докеров устремились к заранее открытым трюмам и с места в карьер приступили к разгрузке. Полицейский чиновник в мундире откозырял Петерсену и справился:
— Пассажиров много?
Города, расположенного на горном склоне, было не видно, если не считать одной, круто спускающейся к морю улицы, где фонари освещали редкие деревянные домики с зелеными или цвета темной охры фасадами.
— Немедленно вызовите вашего начальника, — потребовал капитан. — На борту совершено преступление.
Шел второй час ночи. В Норвегии порядки строгие: все кафе были закрыты, нигде ни одного прохожего.
Мелькали только тени грузчиков, застрапливавших или вытаскивавших ящики из обоих трюмов.
Несколько секунд ошарашенный полицейский пребывал в растерянности. Наконец сообразил, что делать, и застучал в ставни ближайшей гостиницы: там был телефон.
Со стороны причала туман был как бы разодран двигавшимися взад-вперед фигурами, и в разрывах его можно было различить людей и предметы.
Зато рейд был затянут непроницаемым белым облаком, ледяное дыхание которого то и дело достигало палубы. Воды под черным бортом судна — и той было не видно.
Вот у этого борта вдруг что-то и произошло.
Несмотря на скрип лебедок и стук ящиков о плиты причала, все расслышали всплеск, словно в воду упало что-то тяжелое.
Петерсен, направлявшийся к полицейскому, перемахнул через бочонки и бросился к правому коридору.
У входа в него он столкнулся с Вринсом. Голландец, задыхаясь, пролепетал:
— Там!.. Скорей!.. Я видел, как он прыгнул…
— Кто?
