Война мага. Том 4. Конец игры. Часть 1

пытаться поджарить тебе пятки молниями – по крайней мере, до той глубины, на которую опустился я. А потом навалилось такое отчаяние… мне, обитателю пещер, где покоится мой Кристалл, вдруг стало невыносимо страшно, мне показалось, что Яма – на самом деле всасывающая всё и вся воронка, а Уккарон – существует разом в двух мирах, в нашем – и в том, куда ведёт эта воронка. И что именно он решает, кому остаться здесь, а кого пропустить дальше».

– Тебе поистине многое открыто, – с уважением покачал головой Фесс.

«Если бы, молодой некромант, если бы… Старость дарует мудрость, но она же отбирает – нет, не силы – но решимость пожертвовать собой. Отчего-то начинаешь цепляться за жизнь и страшиться небытия. И это… позорно для дракона. Я… не хочу спускаться туда, Кэр. Я ни за что не пустил бы туда собственную внучку. Но… ты должен вернуться. Свет и радость Аэсоннэ помогут вам обоим. Да пребудет с тобой истина того, что мы поставлены хранить».

Очевидно, последние слова он произнёс так, что их услыхали и остальные драконы. В сознании Фесса загудел настоящий хор:

«Да пребудет… истина Кристаллов… да пребудет…»

– Рыся, – негромко позвал Фесс, и жемчужная драконица вмиг оказалась рядом. – Согласна ли ты понести меня? Долг призывает Чаргоса остаться здесь.

«Ты смеешься, папа, – возмущённо отозвалась дочь Кейден, выгибая шею, так, чтобы некроманту было б удобно перебраться ей на спину. – Как это я могу «не согласиться»?! А вождь Чаргос поможет нам, в случае чего».

«Неудачи не должно быть, Неясыть», – прорезался голос Сфайрата.

Её не будет, о скрытный дракон. Как умело создавалась видимость, что именно ты – главный среди племени Хранителей! Ты ведь не сказал мне ни слова о Чаргосе…

Рыся легла на крыло и плавно заскользила вниз.

– Держись над водой, дочка, – попросил некромант.

И – взглянул в самую глубь Чёрной ямы.

Сперва было удивление, потом – разочарование.

Вьётся винтом вдоль аспидно-поблескивающих стен вода, но не журчит, катится молча, в недоброй тишине. Самое дно Ямы отлично видно, его скрыл сизоватый туман, сквозь него торчат острые каменные пики, а кое-где сквозь истончившуюся пелену проглядывает тёмная порода. Ничего особенного, и, кстати, никаких блуждающих камней. Струящийся по жёлобу поток достигает мглистого покрывала и исчезает под ним. Царит полное беззвучие, только шипят крылья Рыси, мерно рассекая воздух.

Над текучей водой дрожит едва ощутимая магическая аура. Чёрная яма жадно впитывает несомые зачарованной рекой воды, вбирает в себя порождённое ею волшебство.

«Пещеры, папа», – указала Рысь.

Да, верно. Над спиралью водоносного жёлоба, в аспидно-чёрных стенах обрыва замелькали раскрытые устья подземных ходов. Кто и зачем прорыл их – неведомо, но исходящую оттуда голодную злобу Фесс почувствовал очень чётко. Неведомые обитатели не спешили появляться на белый свет, они прекрасно понимали, что такое девятка драконов в безоблачном небе, и отнюдь не рвались предложить некроманту честный бой.

Уши Фесса словно заложило ватой. Он слышал тяжёлое дыхание Аэсоннэ – не настоящим слухом, мысленным. Драконица словно пробивалась сквозь нечто незримое, упругое, нехотя рвущееся под напором бронированной груди и мощных крыльев.

Сперва Фесс считал обороты спирали, но очень скоро бросил это безнадёжное занятие. Рысь закладывала одно кольцо за другим, однако дно Ямы совершенно не приближалось, проклятый туман висел и висел себе, дразня одновременно и близостью, и недоступностью.

Некромант поднял взгляд – и разом понял, о чём предостерегал его старый дракон.

Ему показалось – он заперт в бесконечном туннеле, он спустился чуть ли не к самому сердцу земли, и далеко-далеко вверху слабой, почти неразличимой точкой виднеется небо, а в нём – едва заметное мельтешение каких-то крылатых фигурок, таких крошечных и ничтожных по сравнению с торжественной мощью подземного царства. Некромант и драконица очутились словно в середине исполинского кокона, и то, куда они стремились, по-прежнему окутывал туман, ехидно дразня мнимой близостью. Живая, струящаяся вода не помогала, как надеялся Фесс. Чёрная яма и её незримые обитатели быстро высасывали из потока всю магию, какую только могли, и вниз по жёлобу струилась мёртвая, опустошённая влага.

«Так вот что значит „сухая вода“, – смятенно подумал некромант.

«Папа? – Рысь мгновенно почувствовала его беспокойство. И вдруг, безо всякого перехода: – Я устала, пап».

Никогда прежде неукротимая драконица не признавалась ни в чём подобном, да ещё и так спокойно, едва ли не равнодушно.

– Рыся, что с тобой?

«Уккарон высасывает из меня жизнь. Он просто вампир, папа. Повернём назад!»

– Вампир?! Что ж, оно и к лучшему. – Фесс для верности закрыл глаза, заставил погаснуть весь окружающий мир.

Не обращать внимания на трусость, внезапно поразившую обычно бесстрашную драконицу. Она ведь продолжает лететь, вперив взгляд в чёрные каменные копья на самом дне, что никак не желает приближаться. Это просто Чёрная яма подала наконец голос. Скромно напомнила, что шутить с ней всё-таки не стоит, не нужно лезть так уж нагло и напролом. В конце концов, она, Чёрная яма, никого не преследует и не затаскивает к себе силком.

Кольцо драконов в далёком небе. Восемь, только восемь, и полной силы ему не достичь.

Мы обязательно долетим, не можем не долететь.

А кокон закрывается, и последний проблеск неба остался лишь в драконьем хороводе, спасибо Чаргосу, Сфайрату и остальным, они не дали западне захлопнуться.

…Бродячие камни появились беззвучно, со всех сторон, просто выступили из тьмы непроглядных нор, сунулись в молчаливый поток, пересекли его и замерли на самом краю жёлоба. Похожие друг на друга каменюки, вытянутые, заострённые к вершине, словно колья в частоколе, грубо и неровно вытесанные. Незримые глаза уставились на некроманта, ему показалось – он даже слышит скрип, словно ворочаются тяжёлые мельничные жернова.

«Папа, давай прямо вниз, а? – жалобно попросила Рысь. – Ну что мы тут кружимся, чего накрутить хотим?»

– Вода – какая-никакая, а защита. Ей ведь едва ли по нраву то, что с ней творят в этой ямине, – отозвался Фесс. – Держись над жёлобом, дочка, пожалуйста…

Драконица осталась явно недовольна, но не стала и спорить.

Дно же тем временем приближаться явно не собиралось.

Ну что ж, значит, обряд придётся творить прямо здесь, на спине летящего дракона. Тут не вычертишь магическую фигуру, значит, не станем стонать и заламывать руки, а обойдёмся иными средствами.

Они скользят над мёртвою водою. В Уккароне, конечно, что-то есть от вампиров – однако лучше уж сосать незримую кровь текучего начала, чем громоздить гекатомбы жертв. Стекающая по жёлобу субстанция, которую так и хочется назвать «трупом воды», тем не менее помнит себя и совсем другой. В ней кипела жизнь, её пронизывали свет и магия, и самые причудливые существа резвились в её толще. Всё пропало, и нет дороги назад, даже лёгким паром, только вперёд, под плотную пелену сизого тумана; я понимаю твою боль, вода, и хочу тебе помочь.

Некроманты редко прибегают к стихийной магии, тем более – к магии воды, изначально противостоящей неупокоенным. Заклятья позволяют зачерпнуть сил у одного из первоэлементов, но потом не жалуйся, чародей, что мертвяки получились не те, что надо, с отваливающимися руками-ногами и головой, то и дело норовящей скатиться долой с плеч.

Вода ответила, слабо, едва различимо. Но отозвалась она сразу, не словами, не мыслями, но горьким холодом впустую потраченного могущества. Она не могла повернуть назад, в отличие от Фесса. Ей предстояло лишь покорно опускаться всё глубже, отдавая самоё себя засевшей где-то под туманной пеленой сущности, тому самому Уккарону, и тот, кто встанет против невидимого вампира, будет вправе распорядиться всей мощью водной стихии.

Ещё одна ловушка, подумал Фесс.

Бродячие камни десятками и сотнями сползали за его спиной в поток, тесной гурьбой валили следом, тихая до того вода плескалась и переливалась через края жёлоба, россыпями жемчуга устремляясь вниз, словно решившийся на самоубийство, поскольку уже нет больше сил терпеть вечный ужас.

Капли навылет пробивали сотканный из тумана панцирь, исчезали в беззвучии; вода и камень катились следом за описывающим пологую спираль драконом.

Наступает миг риска, тот миг, ради которого некромант явился сюда.

Уккарон поистине многомудр. Он возвёл почти идеальную защиту. Недоучёл он только одного.

Магия удержит седока на спине бешено мчащегося дракона, это так. Но лишь до того, как сам наездник не решит, что эта защита ему не требуется.

Стараясь, чтобы в мыслях царила полная пустота, глухая и серая, некромант бросился вниз головой, стараясь не угодить в жёлоб водовода.

Аэсоннэ взвыла так, что шарахнулись к стенам даже бродячие каменные глыбы; взвихрилась белая пена. Драконица сложила крылья, камнем рухнула вниз – и осталась там же, где была, словно её не пропустил мигом сгустившийся воздух.

…Фесс не успел испугаться, и «вся жизнь его» не «промелькнула перед его взором». Он понял секрет Уккарона. Ошибся ли он, или нет – уже неважно, здесь, на дне Чёрной ямы, он всё равно успеет сказать всё, что должен, пусть и проваливаясь в Серые Пределы.

Резануло лицо, обожгло – а туман вдруг оказался совсем рядом, и ещё мгновение спустя, когда страх не успел даже вырвать предсмертный вопль из лёгких некроманта, Фесс рухнул в воду.

Ледяная вода обжигала почти как пламя. Некромант оттолкнулся от дна, рванулся вверх сквозь зеленоватую толщу, окружённый облаком пузырьков. Вырвался на поверхность, встряхнулся – и увидал клубящуюся на краю водоёма тёмную тучу, разрезанную прямо посредине алой щелью зубастой пасти.

Сахарно-белые клыки казались очень неприятно-вещественными, по сравнению с призрачными очертаниями «тела» Уккарона. Туча колыхалась, словно под ветром – перед некромантом несомненно был призрак, правда, пасть таковой отнюдь не казалась.

Клубистая туча с громадным зевом – именно так изображали Уккарона на обрядовом кинжале некромантов.[7]

В несколько гребков Фесс достиг края, подтянулся, повалившись на чёрный камень, и тот мгновенно потеплел, словно в самых лучших термах ещё старого Мельина.