развеивается. Поэтому я бы не исключила… не отвергала ничего. Среди мятежников хватает опытных магов, магистров, занимавших высокое положение, членов Капитулата. Они мало в чём уступают мне… вернее, уступали, – поправилась она. – Я допускаю, мой Император, что наша переписка с Клавдием могла оказаться… предметом чужого интереса. Но тогда мы едва ли получили бы вообще хоть одно донесение. Голубя пришлось бы просто убить; свитки все нумерованы, ни один не исчез.
– И тем не менее это возможно, – нахмурился Император. – Может, Клавдий боится как раз магической перлюстрации?
– Мой повелитель полагает, что господин проконсул не доверяет пергаменту всего?
– Думаю, да, – кивнул правитель Мельина. – Не доверяет, но не только. Он не мог «забыть» о Тарвусе. Никогда и ни за что.
– А сам граф? – осторожно спросила Сеамни. – Если его ничто не задержало, то уже пора бы добраться почти до Мельина.
– Вот именно. Голуби вполне могли долететь.
– Ну не верит же повелитель, что бароны собрались, покинули Мельин и дали графу бой, да ещё и одержали победу? – не выдержала Сежес. – Их армия не покидала столицу, это мы знаем точно!
– Есть ещё Серая Лига, вернее, её ошмётки, – Император был мрачен. – Известно, что они в союзе с Конгрегацией, на призыв Клавдия так и не пришло ответа. Едва ли граф мог проиграть сражение в открытом поле, но вот если к нему подослали убийц…
Воцарилось молчание. В самом деле, почему?
– Тогда Лига может и сюда пожаловать, – Сежес выразительно взглянула на Кер-Тинора.
Обычно бесстрастный Вольный на сей раз позволил себе презрительно усмехнуться.
– Пусть приходят. За очередной взбучкой.
…Взлетали голуби. К проконсулу Клавдию и графу Тарвусу. К командирам расположенных на побережье Четвёртого, Восьмого и Тринадцатого легионов. К выборным управителям крупных городов вдоль взморья, где ещё не успела порезвиться пиратская вольница. Император слишком хорошо знал, какой ценой куплена эта «передышка».
Клавдий исправно доносил о себе, а вот вестей от графа Тарвуса так и не поступило. Не вернулись и посланные голуби.
…Правитель Мельина не мог спать. Почти не мог есть. Вокруг вольготно разлёгся океанский простор, корабли шли на восток, огибая край Разлома, – море здесь испуганно отступило, из-под земли поднялись вздыбившиеся пласты, отрезав стихии дорогу в глубь бездны, а перед глазами Императора вновь и вновь вставала та же картина: стайка детей, сбившихся вместе, отчаяние и ужас в широко раскрытых глазёнках, кто-то безудержно плачет, кто-то, глотая слёзы, сам пытается утешать других, мол, это не так уж больно и быстро кончится, и все они отправятся прямо к Спасителю, где их встретят мама с папой.
Радуга удерживает козлоногих. Отвратительными, ужасными методами, но удерживает. Если он, Император, сметёт Конгрегацию и помогающих ей магов, что станет тогда с Мельином, со всем остальным миром? Самому взяться за жертвенный нож?..
Нет, нет. Уж лучше – головой в омут.
Лучше?! А почему их должен резать кто-то другой?!
Но ведь режут же. И, наверное, почитают себя спасителями Отечества.
И в чём смысл случившегося в пирамиде? Если их с Сежес хотели заманить в ловушку и уничтожить – то как могло произойти, что они таки вырвались, да ещё и обретя новые силы? И добро бы собственной волей, но ведь решающий удар нанесла та самая белая перчатка, подброшенная ему, Императору, злейшим врагом. И враг, конечно же, знает всё об этом артефакте – так как же он допустил подобное? Какие «пророчества разрушения» исполняются на сей раз?
Ни Император, ни Сеамни, ни Сежес не знали ответов. За козлоногими стоял холодный нечеловеческий разум, движущийся к простой цели донельзя сложными путями. Все: и правитель Мельина, и чародейка Радуги, и бывшая Видящая народа Дану, – сходились, что взрыв кристалла для чего-то потребовался вторгшейся в Империю орде. Но для чего? И что случилось бы, не направь Император порождённый перчаткой белопламенный клинок на иную цель? И как так вышло, что простой оберег, сработанный гномами, невеликими искусниками в магических делах, сумел не только спасти чародейку, но и позволить ей вобрать в себя даром растрачиваемую мощь?.. Рассчитывали ли на это невидимые кукловоды козлоногих или тут действительно дело случая? До сих пор их план представал именно таким: глубоким, но однолинейным. Подбросим ненавидящему магов Императору могущественный артефакт, могущий повернуть в его пользу ход войны; пробьём себе дорогу в сам Мельин; когда настанет время, двинем армию на его завоевание. Всё просто.
– А пирамида в эту «простоту» никак не укладывается, – тихо говорил Император Сеамни, лёжа рядом с ней ночью и осторожно поглаживая правой рукою блестящие волосы цвета воронова крыла. С пальцев левой по-прежнему капала кровь, и правитель Мельина уже привык держать её на отлёте, под равномерно-медленные удары о дно тазика алых бусин. – Никак. Слишком всё сложно. Волшебница Муроно, данкобары – это что, просто для того, чтобы заставить нас искать несуществующую «главную пирамиду»?
– А почему нет? – Сеамни приподнялась, заглянула в глаза любимому. – Надо было сделать так, чтобы мы поверили. И придумавшие всю эту затею не поскупились на пышные декорации. Они, признаюсь, выглядели очень убедительно. Я, во всяком случае, не сомневалась.
– Но цель-то, какая цель? – Император сжал правый кулак так, что хрустнуло. – Мы вошли в пирамиду. Слепо сунули голову в западню. Настоящей ловушке следовало бы нас тотчас и прихлопнуть, скажем, сорвавшейся плитой, а не…
– Они могли понимать, что в подобные капканы вы не попадёте.
– Допустим! Но что в конце? Наша смерть, верно? Убрать тех, кто до сих пор противостоит Разлому…
– Разлому противостоим не мы, – вдруг тихо проговорила Дану. – Его остановили не легионы, а маги Радуги. Способом, который мы с Сежес не раз тебе советовали, Гвин.
– Стой, – опешил правитель Мельина. – Ты хочешь сказать…
– Что тебе вновь указали дорогу. Тебя подталкивают не просто опрокинуть Семицветье, а уничтожить его вообще, всех и каждого, кто до сих пор носит однотонные плащи, почитая это своей извечной привилегией. Преграда перед козлоногими рухнет. А твои воины, даже не отступив ни на шаг и погибнув до последнего человека, не отразят нашествие.
Император медленно сел на постели, обхватил голову руками, пачкая щёки и волосы кровью.
– Ещё одна ловушка, – прохрипел он. – Хитро придумано, ничего не скажешь. Правитель Мельина ненавидит мятежников, это правда. Он готов на всё, чтобы стереть в порошок баронское восстание. А тут – такой подарок! Конечно, он не удержится, он добьёт магов Конгрегации… проклятье, опять их планы до отвращения совпадают с моими!
– Но, может, просто оставить их в живых? – осторожно предположила Сеамни. – Может, не стоит избегать простых решений?
– Нет, Тайде. Или я – или маги. Конечно, можно надеяться, что их сумеет вразумить Сежес…
– Вот именно! Она изменилась. Исправилась…
– Сказала хозяйка Деревянного Меча, к которой слово «бывшая» неприменимо, – усмехнулся Император, и Сеамни показала ему язык.
Они давно привыкли, что о страшном нельзя молчать, но нельзя и говорить всё время всерьёз. Оставались лишь такие нелепые шутки.
– Да-да! Я же вот теперь – хорошая!.. – данка рассмеялась, крепче прижимаясь к нему.
– С магами придётся договариваться, – в каждом слове Императора сквозило отвращение.
– Может, не со всеми? – предположила Сеамни. – С Нергом точно не удастся.
– Всебесцветная башня должна быть разрушена, – непреклонно заявил Император.
– А может, хватит разрушений? – робко проговорила Тайде. – Положить им, магам, строгие пределы. Не допускать…
– Кто станет сторожить? И кто усторожит сторожей? – ответил ей Император древним высказыванием. – Мы простые люди, не волшебники. Во мне – ни грана того, что позволяет кидаться огненными шарами или пускать молнии.
– А разве ты забыл, что говорила Сежес? Нет никакой «привязки» магических способностей к «благородной крови». Пусть перешедшие на нашу сторону чародеи учат незнатный люд. Открывают общедоступные школы, и…
– И подвыпившие башмачники в драке пустят всё это богатство в ход?
– Отчего это ты так плохо думаешь о башмачниках? – шутливо возмутилась Тайде. – И речи нет, чтобы магическое искусство оказалось в руках тех, кто… ты ж не отбираешь у народа ножи только потому, что ими то и дело убивают людей в кабацких драках?
– У нашего народа, пожалуй, что-нибудь отберёшь…
Говорили. Целовались. Любили друг друга, а потом Тайде, смеясь, отказывалась смывать с себя кровь своего Гвина, мол, таков был древний обычай Дану.
Они словно забыли о козлоногих, Разломе, детских жертвоприношениях, Радуге. Обо всём. Корабли шли вверх по широкой реке, гребцы налегали на вёсла, поправлялась Сежес, и вот настал день, когда впереди замаячили широко и гордо развёрнутые знамёна с имперским василиском.
Проконсул Мельинской империи, Клавдий Септий Варрон вышел встречать своего повелителя.
Глава седьмая
– До чего ж неловко оно вышло-то, – вздыхал старый вампир Эфраим, сидя на поваленном дереве. Несколько часов он не мчался, не летел – тащился на север, неосознанно стараясь держаться подальше и от Нарна, и от Вечного леса. Приходилось часто отдыхать, его ноша словно наливалась тяжестью.
Хозяйка Волшебного Двора Мегана лежала на ворохе свеженаломанных веток. С лица чародейки сошёл загар, исчез обычный румянец, кожа сделалась молочно-восковой, под глазами залегли глубокие синеватые тени. И на шее, тоже белой, никак не закрывались до конца четыре небольшие ранки.
Затянувшееся беспамятство перешло просто в сон, глубокий, но беспокойный. Наверное, чародейку мучили кошмары, она вскрикивала, из-под плотно сжатых век выкатывались слёзы, однако Мегана так и не проснулась.
Эфраим вновь собирался в дорогу. Куда, зачем? – вождь Ночного Народа старался не думать. На север. Подальше от страшной язвы Аркина. А там – что Тьма даст.
В эти ночи небо Эвиала расцветало невиданным хороводом падающих звёзд, пламенных болидов, рушившихся без разбору и в глухие леса, и среди полей, попадавших даже по деревням. Народ же приписывал всё это «гневу Спасителя» и считал лишним свидетельством скорого Его пришествия.
Куда деться старому вампиру, когда весь мир вокруг сходит с ума? Люди – те уж точно лишились рассудка. Большинство молились, живой стеной окружив церкви; многие, погрузив домашних и скарб на тележки, пытались куда-то бежать, куда – они сами не знали. Не лучше оказались и господа бароны.
Где-то что-то горело, пожары никто не тушил. Кто-то кого-то резал, кто-то, решив, что «последние дни» на то и последние, чтобы как следует погулять,
