Редькин, окончательно ополоумев, выдавал варианты один другого хлеще: полковнику Соловьеву через Юльку или напрямую (Господи! В такой момент он ещё и Юльку вспомнил, причем, с неожиданной теплотою); Косте Полозову (этому-то зачем?); наконец, Симе Кругловой («Здравствуйте, товарищи шизы! А вот и мы! Помеукаем вместе?») В итоге рассмотрели всерьез два варианта: у Майкла остался телефон Шактивенанды — на всякий случай, а у Паши — номер Разгонова. Остановились на последнем — все-таки в доску свой человек. И не ошиблись: Разгонов минут за пять всех успокоил:
— Майкл, объясни Тимофею, что все его родственники живы. Впрочем, дай-ка ему трубку. Зачем устраивать испорченный телефон?.. Тим, сожалею, что до сих пор не знаком с тобою лично, жена твоя, впрочем, меня видела, не говоря уже о тесчиме. Так вот, мы их успели предупредить. Переправлена в безопасное место даже большая часть ценных вещей. Нам было легко спровоцировать твою Маринку на переезд. Как только ты исчез из Москвы, она сама приняла решение выгнать жильцов из Чертанова и двигать туда всей семьей, а сдавать — «нехорошую квартиру». Понимаешь, Тим, твоя жена больше не хотела в ней жить, идею полностью поддержали как мать, так и дочь. В общем, достаточно было одного нашего коротенького, ненавязчивого звонка, чтобы предельно ускорить переезд. Грузовик отошел от подъезда около семи вечера, а примерно в восемь оно уже рвануло. И кстати, не беспокойся, взрывов больше не будет, они же никого из вас не хотели убивать, тем более не захотят этого впредь. Они целили исключительно в меня.
— А кто такие — они? — рискнул спросить осмелевший Тимофей.
— А тебе оно надо? — с этакой полублатной интонацией поинтересовался Разгонов, и Редькин вмиг понял: оно ему не надо, и, смутно припоминая какой-то давний, но совершенно аналогичный разговор, сменил тему на новую, предельно конкретную.
— А моя машина?
— Какая машина? Комп? — не понял Разгонов, — если Марина его не увезла, сам понимаешь от монитора рожки да ножки остались, а от остального…
— Да нет, я про «Ниву», — перебил Редькин, начиная ощущать всю абсурдность этого разговора о мелочах через космический спутник связи.
— «Нива», полагаю, осталась в ракушке — при чем тут «Нива»? С неё уж хватит летних приключений. Но вообще-то лучше тебе машину оттуда забрать и ездить себе спокойненько. Попроси кого- нибудь, пусть перегонят. Сам пока в Москве не появляйся. А квартиру мы вам отремонтируем, лучше прежней будет. И дадим знать, когда закончим. Все, ребята, пока. У меня тут совещание вообще-то.
— Где? — глупо и уж совсем неуместно полюбопытствовал Редькин.
— «Где, где» — на голубой звезде! — передразнил Разгонов и внезапно перешел на английский, впрочем, в объеме третьего класса школы. — Miami, state Florida. Very fine place. You see? Or look at the map of USA if you don't… (Майами, штат Флорида, славное местечко, понимаешь. Взгляни на карту США, если не знаешь, где это…)
В тот вечер они все трое напились. Майкл пьяным не был, но принял на грудь больше обычного. Однако до того Паша успел найти абсолютно нейтрального и никому в Москве неизвестного человека, который за весьма скромные деньги согласился перегнать машину Редькина. Нейтральному человеку выданы были ключи, доверенность и все необходимые инструкции. Забегая вперед, скажем, что операция прошла идеально.
А утром следующего дня вернулась в город Пашина жена Людмила, проводившая все это время у родителей в деревне. Сын Лева вернулся из Сорбонны ещё днем позже. Он пропустил целую неделю занятий в своем институте ради совершенно уникальной поездки. С французским профессором Гольдштейн-младший познакомился на Кипре, куда ездил год назад вместе с отцом. Сорбонский преподаватель заинтересовался способностями русского юноши к языкам, программированию, а также его широкой эрудицией, и теперь явно намечался крайне интересный контакт. В общем, жизнь потихоньку возвращалась в нормальную колею. Редькин и Вербицкий перебрались на скромную квартирку Шварцмана, в его любимое гнездышко для любовных утех, Майкл начал осторожно наезжать в Москву, разведывая обстановку. Редькин, торжественно дождавшись Нового года, позвонил по чертановскому телефону и поздравил всю свою многочисленную семью с праздником. Отвечали ему холодно, но проклятий в ответ никто не слал. Даже Маринка. Вот так.
5.
А Сима Круглова все-таки дозвонилась Стиву Чиньо. Не в исторический день бегства Редькина из Москвы и отлета Разгонова в Дубай, а на неделю позже — в другой, не менее исторический день, когда убили никулинского агента Мыгина, так и не успевшего (не создавшего? не открывшего? не попавшего?) в точку сингулярности. Сима тоже не знала, где, как и когда следует искать магическую точку, но интуитивно чувствовала приближение особого момента. И ей в течение всех семи дней очень не нравились двое мальчиков в одинаковых серых плащах, которые безмятежно покуривали то возле её подъезда, то внутри — в зависимости от погоды. Стив Чиньо оказался весьма понятлив и сразу проникся её более чем серьезной озабоченностью.
В начале декабря в городе Железнодорожном появился умопомрачительный джип «Ламборгини», он подрулил к самому дому Симы, и на глазах у восхищенной публики в лице двух гэбэшных мальчиков прямо в квартиру решительно зашли рослые нарочито ярко одетые молодые люди с темной кожей индусов самых низших каст. Гэбэшные мальчики и не подумали шелохнуться. Только один из них достал из кармана маленькую трубочку, вдавил пару-другую кнопок и что-то сообщил своему шефу, надо думать, советовался, вызывать ли подкрепление. Начальство, однако велело не дергаться — плюнули они там все на странную девушку Серафиму да и позволили ей вместе с сыном Ильей загрузиться в роскошную машину с тем, чтобы отбыть в сторону аэропорта Шереметьево-два, подняться на борт большого авиалайнера и… далее по всем пунктам. А мальчики в одинаковых серых плащах, хоть и были не семи пядей во лбу, зато именно семь дней наблюдали за девушкой Симой, а потому как-то сразу догадались, что квартира на первом этаже скромной хрущевки в обозримом будущем хозяйке уже не понадобится.
6.
Лешка Кречет накрутил номер своего мюнхенского друга Петера Шпатца уже через два часа после отлета в Новосибирск московско-берлинского друга Михаила Разгонова.
— Ну и что, Петер? Что ты думаешь по поводу всего этого? — спросил он.
— А ничего, — отозвался Петер равнодушно, — все идет своим чередом, не дергайся.
— Нет, дружище. Разгонова-то я, конечно, куда надо направил, однако меня пугает совсем иная вещь.
— Что именно? — вяло поинтересовался Шпатц.
Похоже, в своем слишком благополучном баварском городе этот магистр всех на свете наук чувствовал себя предельно защищенным от каких бы то ни было случайностей и невзгод.
— Меня пугают эти идиоты в Москве. У всех спецслужб полная рассогласованность действий. Вместо того, чтобы четко и слаженно двигаться к поставленной цели, они наступают друг другу на ноги, толкаются задами, одновременно шпионят друг за дружкой и убирают с дороги случайных людей.
— А может быть, ты просто не понимаешь, и это в действительности их единственный путь к цели? — философски заметил Петер. — У них же сегодня и цель не совсем обычная.
— Ну и что? — не унимался Кречет. — Цель может быть любой, самой безумной, но в реальном мире это не означает, что надо отказываться от формальной логики.
— Остынь, дружище! Иногда как раз и следует отказаться от логики. И вообще, кто тебе сказал, что все они действуют в реальном мире?
— Вот так ты ставишь вопрос? — слегка растерялся Кречет.
