– Потом! – пристукнул он слегка кулаком по столу – как пристукивал, выйдя из терпения, на какого-нибудь явно завравшегося (зарвавшегося) мазурика у себя в кабинете, где обшарпанный стол с шатающимися ножками (под одну подложена свернутая в несколько раз газета), где унылый учрежденческий шкаф дешевой полировки, где лампа дневного света вот уж год хочет перегореть и противно жужжит – а сама не очищена еще от мела после ремонта, имевшего быть три года назад, где зеленые стены, стулья для посетителей и свой точно такой же стул с засаленным сиденьем, где накурено, окна зарешечены – и уныло висят бледно-розовые шторы на металлическом карнизе, кольца, которыми они прикреплены, противно визжат при раздергивании и задергивании штор…
– Потом! Потом об этом. Или сейчас… Коротко. Она выслушала, поняла. Но понять не захотела.
– Вы не окосевши, Александр Сергеевич? Как это: поняла, но понять не захотела?
Он некоторое время смотрел на меня белыми глазами с красными прожилками.
– Именно так! Понимая – не захотела понять! Ясно? И вот я пришел к тебе.
– Вас тоже можно на «ты»?
– Все шутишь?
– А что? Злые чары нашлете? Экстрасенсы это умеют.
– Чары? Да нет, у меня несколько иные планы.
Тут он резко поднялся и дал мне пощечину. Постоял и грузно опустился на стул.
Я, любезно склонив голову набок, ждал продолжения. Искалечить его я всегда успею – имея на это полное право как гражданин, подвергшийся в собственной квартире нападению пьяного хулигана. Я ждал.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал майор, будто дельное дело сделал. – Теперь так. У тебя пистолет, конечно, есть?
– Есть.
– У меня тоже. Ты берешь двух своих друзей, я двух своих, и стреляемся. Или можно по одному другу – свидетелей меньше. Ну, секунданты то есть.
Ко многому я был готов – а тут, признаться, чуть челюсть не отвесил.
– Это что, дуэль, что ли?
– Вот именно.
– Ну, вы… А если я не соглашусь?
– Тебя еще раз угостить?
– Приму, – не стал возражать я. – Ударившему тя по левой щеке подставь правую. Продолжаем тему христианства.
Но майор был готов к такому варианту.
– Если ты не согласишься, то я в одностороннем порядке. То есть я пристрелю тебя сейчас, вот и все.
И вытащил пистолет. Несмотря на то что он пил водку, рука у него была тверда и держала оружие уверенно.
– Ну стреляйте, – сказал я.
Майор передернул затвор. Круглое дуло, высунувшееся при этом, глянуло как-то одновременно и неправдашно, киношно, но и вполне реально: вот через эту металлическую трубочку вылетит кусок металла и ударит в мое сердце, и я перестану быть. В сущности, не страшно – но обидно уходить, не исполнив задуманного.
Редкий случай: я не знал, как поступить. Майор держал меня на мушке уверенно, сидел от меня на расстоянии двух метров, напасть нельзя. Вопрос один: насколько серьезна его готовность меня убить? Этот вопрос сопрягается с другим: готов ли он сесть в тюрьму – или надеется каким-то образом замести следы? От растерянности я задал эти вопросы прямо:
– Значит, пиф-паф – и застрелите безоружного? И наказания не боитесь? И светского, и высшего – ежели в Христа веруете?
– Светского не будет. Высшего боюсь. Дважды боюсь: потому что после тебя – себя убью. Два греха, второй страшней первого. Верней, первый вообще не грех – верю, что дьявола убиваю. За это, может, и второй грех простится. Не мне судить. Главное – я готов.
Так. Это уже достоевщина, которая растолковала, что русский человек (русский благородный человек!) из-за денег не убьет, спасая себя – не убьет, рвясь к власти – не убьет, а вот из-за теории – убьет. А теория у Александра Сергеевича готова: я дьявол. Антихрист. Змея подколодная. А по народным поверьям, кто змею пристукнет, тому сорок грехов прощается.
– Хорошо, – сказал я, – дуэль. На каких условиях?
– Пятьдесят шагов, стрелять поочередно по жребию. До смерти.
– Нечестно, гражданин майор! – сказал я, выпив тоже немного водки. – Пятьдесят шагов! У вас глаз пристрелямши. Для вас чем дальше, тем шансов больше. Мои условия – десять шагов.
– Это как же? Это рулетка получается! Кому первому выпадет, тот и убьет?
– Зато справедливо. Вы, я вижу, совсем стыд и совесть потеряли. Хотите наверняка меня прибить. А я стрелял-то всего раза три по консервным банкам. Я и с десяти шагов-то не попаду!
Он подумал.
– Хорошо. Рулетка так рулетка. Если ты меня убьешь – она поймет. Не может не понять. Итак, завтра на стройке химкомбината. За городом, глушь, стройка лет десять как заморожена, подвал весь водой залит. Труп – в воду. Завтра утром не позже семи заезжайте за мной, чтобы полвосьмого на месте быть. В это время там на десять километров вокруг никого нет, выстрелов не услышат.
– Выстрела.
– Да, выстрела. Честь имею.
Майор встал, чуть ли не прищелкнув каблуками и слегка поклонившись – уважая меня теперь как противника – или уважая суть завтрашней мистерии, имя которой: смерть.
После его ухода я выпил еще водки и стал думать.
Оно очень интересное и приятное дело: читать в книжках про дуэли. Но представить себе, что ты, ТЫ – по-настоящему, без дураков, будешь участником дуэли… ДУЭЛЬ, мысленно говоришь себе. И слегка смешно становится, но тут же морозцем пробирает по плечам: Господи Иисусе, что за чушь выдумал майор, что за бред вытащил из девятнадцатого века, из классиков, из своего не в меру горячего сердца! Ведь пистолеты настоящие и пули настоящие, и… Непонятно! Навел на тебя железку, нажал пальцем – и нет ни стройки, ни голубых небес, ни ощущения твоей живой крови, бьющейся в сердце. И Нины – тоже нет. Конечно, с десяти шагов я не промахнусь, все-таки стрелял не три раза и не только по консервным банкам, все-таки после университета военные сборы проходил. Но это если я буду первый. А если нет? И главное – если бы это было ПОСЛЕ задуманного мною! Что ж я, дурак, не догадался предложить ему перенести дуэль на любой день после шестнадцатого октября? Но поздно. Во-первых, за труса примет – но это плевать, мне его мнение не интересно. А во-вторых, у него как раз цель до свадьбы это сделать.
А кого секундантом взять? Ведь если я-таки его убью, а не он меня, никто из известных мне людей не задумается занести этот случай в свою мысленную картотеку – и когда понадобится, извлечет и покажет мне: «Вот ты где у меня, голубчик. Не съездить ли на стройку, не посмотреть: может, вода спала?» И я сделаю все, что мне этот человек скажет.
Один кандидат – Алеша Хворостов. Как поэт – и поймет, и согласится, и даже обрадуется.
Я поехал к Алеше Хворостову, звонил, стучал…
Где его черти носят?
Я не знал, что черти носили уже Алешину душу по ухабам запоя, и в тот момент, когда я рвался к нему, он спал беспробудным глубочайшим сном после пьяного трудного дня.
Что ж, кроме Морошко – никого не остается?
Я затормозил, остановился среди ночной пустой улицы. И подумал: а ведь майор меня убьет. То есть обязательно убьет. Слишком долго мне сопутствовала удача, должна же и расплата прийти. К тому же он, экстрасенс проклятый, обязательно учует своими одаренными пальцами, в каком жребии смерть, а если я буду первый тянуть жребий – наведет мою руку на смертный выбор, для него это пара пустяков! Ай да майор, ай да Александр Сергеевич, ай да сукин сын! – все предусмотрел. Не дуэль это будет, а убийство, самое простое убийство – и он ничем не рискует. Почему ж я должен подставлять лоб под пулю? За что? За
