внутренние стороны задних обложек, на которых было напечатано: «ОБЩАЯ ТЕТРАДЬ. APT. 6701 р. ГОСТ 13309-79, 96 листов, цена 95 коп.». Пересчитал листы — и там и там ровнёхонько 96 листов. Что за чушь?
Глава 52
С этой минуты он потерял интерес абсолютно ко всему, на дежурствах дремал или бесцельно смотрел в окно, как проходят люди, если это было днём, как темнеет небо, если вечером, и как ничего не видно — если ночью. Питался он чаем, кефиром, хлебом и больше, кажется, ничем. Однажды он разложил свой скудный ужин и поставил кружку с чаем на какой-то замызганный журнал, невесть как здесь оказавшийся. Взяв же кружку, вдруг подумал: а не разучился ли он читать? Мысль глупая, смешная, но раскрыл журнал с некоторым испугом. Нет, всё в порядке, узнаёт буквы, узнаёт слова, а вот какая-то знакомая фамилия над рассказом с интригующим названием «Технология самоубийства». Неделин вспомнил, это тот самый корреспондент, который брал у него интервью, когда он стал певцом Субтеевым. Значит, уже литературой занялся? Неделин начал читать. Это был, собственно, не рассказ, а жизнерадостная болтовня о предмете, в котором автор явно ничего не смыслил. Например: «Одинокому человеку непременно нужно завести собаку. Когда эта бессловесная тварь лает и скулит у тебя под ухом в половине шестого утра, просясь на улицу для совершения утреннего туалета, не станешь лежать и размышлять о бренности наступающего дня: и досадуешь на собаку, и жаль её, суку такую, всю свою собачью жизнь отдавшую твоему попечительству, и благодарен ей за то, что она не может без тебя жить. Не знаю, учитывает ли это статистика самоубийств, но мне почему-то думается, что самые одинокие и разочарованные люди не кончают с собой, если у них есть собака. Он стоит страшным вечером у открытого окна на четырнадцатом этаже, смотрит в заманчивую пропасть, ведь так просто, так быстро! — но тут собака подходит и тыкается носом под коленку, он оборачивается и вспоминает, что в случае его смерти собаку некому будет вывести поссать, — и откладывает своё решение, как минимум, до утра, а может, и навсегда. Конечно, он может отдать кому-нибудь собаку и покончить-таки с собой, но эту будет уже самоубийство человека без собаки…»
Дурак, сказал Неделин автору, швырнул журнал в угол, а на другой день поехал на Сенной рынок, где, он знал, продают щенков. Продавали большей частью сомнительных щенков, выдавая их за овчарок, продавали откровенных дворняжек, но были и благородные, и даже с родословными: терьеры, пудельки, колли. На пушистого щенка колли и нацелился сперва Неделин, рядом стояла взрослая собака, демонстрируя благородство и изящество, а Неделин ведь всегда любил благородство и изящество. Но почему-то прошёлся ещё — и увидел на руках у полупьяной старухи вислоухого пятнистого щенка.
Возьми, мужчина, —сказала старуха. — Настоящая кавказская гончая овчарка. Стоит двести, продаю за червонец. Возьми, а то утоплю.
И Неделин купил этого щенка.
Поначалу он доставлял немало хлопот: гадил и делал лужи где попало. Но очень скоро он научился терпеть от прогулки до прогулки. Неделин и на работу брал его — вернее, её, оказалась сучка, кличку он ей дал Диана, а проще — Динка. Достал книжку об уходе за собаками, изучил правила кормления, выгула и дрессировки. Кормил лучше, чем себя, — мясом, а мясо где взять, кроме как на рынке, а на рынке — цены.
В общем, много хлопотал над своей Динкой и очень ею утешался, подумывал уже о том, чтобы завести ещё одну собаку — чтобы было больше хлопот и больше утешения. Но как подумал, так и раздумал, понял, что никакую другую собаку не будет любить больше Динки — с её круглыми тёмно-коричневыми глазами, виляющим хвостом и заливистым лаем, которая ночью ложится с ним в постель, и Неделин не прогоняет её, хотя это и запрещено в книге про собак, он, засыпая, чешет ей за ушами, гладит брюшко, а Динка урчит.
Неожиданно пришла соседка:
Добрый вечер. Извините, увидела с балкона, что у вас свет. Не поможете мне кость разрубить? Купила дурацкое мясо с костью, не влезает в кастрюлю. Поможете?
Конечно, — сказал Неделин.
Динка тоже что-то сказала своим лаем и полезла женщине под ноги, виляя хвостом.
Красавица ты моя, —сказала женщина.
Дворняжка.
Всё равно красавица. Как нас зовут?
Диана. Динка. А вас, извините? А то неудобно даже, сколько уже соседи.
Ирина.
Сергей. Сейчас мы вам порубим вашу кость. Неделин взял топорик и пошёл рубить кость.
Какое паршивое мясо! — говорила женщина.
А что сейчас не паршивое?
Действительно.
И они стали говорить о паршивости времени — оба оказались уязвлены этой паршивостью. Разговора хватило и па то, чтобы попить чаю после рубки кости, и на то, чтобы после чая просто посидеть, неторопливо вслушиваясь друг в друга.
Глава 53, последняя
Остальное произошло очень быстро. Они стали захаживать друг к другу всё чаще. Светланка, дочь Ирины, очень полюбила Динку, к Неделину относилась терпимо, задав однажды матери вопрос:
Замуж, что ли, за него хочешь?
Ты что? — удивилась Ирина.
А что? Не век одной-то куковать. И ребёнку отец нужен, — с ехидством повторила Светланка неведомо чьи слова.
Ни за кого я замуж не собираюсь! — отрезала мать.
Однажды Неделин пришёл с бутылкой шампанского и сказал, что у него день рождения. Ирина быстренько приготовила яблочный пирог-пятиминутку, подарила Неделину хорошую книгу, Светланка тоже сделала подарок: талантливый рисунок из сказки про Снежную королеву.
Выпив шампанского, Неделин, волнуясь, путаясь, сказал Ирине, что он давно уже что-то чувствует, проще говоря, она ему очень нравится, ещё проще говоря — оч её любит, такие вот дела.
Ирина сказала, что это очень приятно, когда в этом мире существует всё-таки любовь, и любовь может спасти, так получилось и совпало, что она тоже давно уже чувствует интерес к Неделину, проще говоря, он ей нравится, ещё проще — она его, кажется, тоже любит.
Это неправда, — сказал Неделин.
Почему же?
Меня нельзя любить. Меня никто никогда не любил.
Не может быть.
Я точно говорю.
Значит — не разглядели.
Наоборот. Но любовь — слепа! — банально сказал Неделин. — Поэтому может быть, может быть…
И пошёл.
Куда ты? — спросила Ирина.
А? Я так… Ничего…
Поздним вечером он позвонил в дверь Ирины. Дверь открылась, Динка тут же шмыгнула в квартиру, привыкшая заходить туда, как в свой дом.
