ты проклят навеки, на все твоё отвратительное бессмертие!
— За это тебе!.. — гневно произнёс Ватута и вдруг замолчал.
В сумрачной пещере, освещённой лишь призрачным сиянием самоцветов, вдруг вспыхнул факел. Все Бессмертные и хавроны отшатнулись к стенам. Факел медленно угасал и превращался в силуэты двух человеческих фигур. Призраки материализовались. Бах увидел Марию в боевом скафандре астроразведчика и Асмодея рядом с ней. Мария простёрла руку, из руки струился свет. Все, на кого падало сияние, цепенели. Мария направила луч на Ватуту. Властитель затрепетал и сделал шаг к Марии. Она погасила сияние, и он остановился.
— Асмодей, развяжи Баха, — приказала Мария. Низкий сильный голос колокольно прозвучал в пещере. — Вы все здесь облучены, не вздумайте сопротивляться. Ватута, будешь передавать мои приказания своим подданным.
— Буду передавать, — почти беззвучно прошептал Ватута.
Мария подошла к Баху.
— Миша, я так боялась, что хроногенератор проскочит ваше местное время и затормозится где- нибудь в прошлом или будущем. Асмодей сделал почти невозможное, и мы прибыли вовремя.
— Лучше бы вы все-таки явились на час раньше, — с горечью сказал Бах и показал на мёртвого Кун Канну.
Отвращение исказило лицо Марии.
— Не хочу и смотреть на него. Ты будешь презирать его, когда узнаешь, что этот предатель сотворил в своей родной Дилонии!
Часть четвёртая
МЕЖДУ СМЕРТЬЮ И ГИБЕЛЬЮ
1
Возглас Марии был похож на стон:
— Анатолий! Я простила тебе гибель сына — гибели Аркадия не прощу.
На экране распадался транспортный шар, из шара вываливались Рина Ронна и Бах; дилона ударило о землю, он лежал неподвижно, коротышку Баха несло как пушинку на ветру в глубину голубого леса. Авиетку трясло. Асмодей, сидевший у пульта, пытался поднять её, но её снова бросало на почву. Кнудсен видел две картины одновременно: ту, что показывали датчики хронолета — они отчётливо высвечивали полянку; и ту, что передавали изнутри авиетки её приборы. Обе картины были безрадостны: нападение было слишком внезапным и мощным.
— Ответь мне! — закричала Мария. — Ответь, я требую!
Он не отрывал глаз от экрана.
— Подожди! — сказал он. — Меня нельзя сейчас отвлекать.
Спустя минуту он обернул к ней лицо. Полянка на экране погасла.
На сером фоне мчалась авиетка, серая и расплывчатая, — скорей привидение, чем реальное тело.
— Чего ты хочешь? Спрашивай побыстрей!
Мария показала на экран.
— Куда их несёт? И что с Мишей?
— Ни того, ни другого не знаю. Я вижу не больше, чем ты.
— Ты видишь столько же, но знаешь больше меня. Объясни, что случилось? И почему не поднимаешь хронолет им на помощь?
Он опять повернулся к экрану. Похожая на привидение авиетка теряла последнее подобие предметности. Кнудсен знал гораздо больше Марии — и потому не спешил с ответом. Она продолжала:
— Ты закричал Аркадию: «Ко мне!» Отчего к тебе, а не ты к ним? Почему не спешишь на выручку? Почему теряем драгоценные минуты, когда им ещё можно помочь?
— Мы ничего не теряем, — сказал он. — Нельзя потерять то, чего нет. Мы блокированы. У нас отказали двигатели.
— Но ты кричал: «Ко мне!». Ты звал их к себе, на них напали, ты требовал, чтобы они убежали от опасности, а сам не противоборствовал нападению? Ведь так? Почему ты струсил, вот что я хочу знать!
Она стояла перед ним, разгневанная и преображённая. Она не была красивой и в молодости, но, сердясь, хорошела. Сейчас она увиделась ему такой зловеще красивой, что сжалось сердце. Она ненавидела его — нужен был сильный толчок, чтобы вырвалась наружу так долго сдерживаемая ненависть. «Сильный толчок? — подумал он с горькой иронией. — Трагедия, а не толчок! Возьми себя в руки! — мысленно приказал он себе. — Хронолет не уничтожен. Не такой корабль „Гермес“, чтобы его можно было превратить в груду обломков с первого удара».
— Не молчи, Анатолий! — гневно крикнула Мария. — Я должна знать все, что знаешь ты!
Да, она должна знать все, что знает он. Да, он кричал «ко мне!», а не «иду к вам, держитесь!». Но не оттого, что струсил. Нападение совершилось разом и на хронолет, и на десантный отряд. Но хронолет лишь блокирован и обездвижен, а десантный отряд разметали. Бах, возможно, погиб. Авиетку с Аркадием, Асмодеем и Уве Ланной гонят в плен или на гибель. Она закатывается в невидимость, а что в той невидимости? Связи нет — их передатчики повреждены, приёмники «Гермеса» бездействуют.
Блокада «Гермеса» усиливается. Вокруг хронолета дико выкручиваются физические поля. Гравитационные удары, резонансная судорога…
— Но я не чувствую нападения, Анатолий! Мы экранированы?
— Конечно. Сниму на минутку оптический экран, чтобы ты увидела, что снаружи.
Мария, ослеплённая, закрыла глаза, но бушеванье света проникало и сквозь веки. Мир пылал и содрогался. Огромные деревья — ещё недавно величественные стволы с голубыми кронами — метались, раскалывались и рушились белокалильными факелами. Земля стала подобием воды — по ней мчались волны песка и камней, она вспухала и опадала, взбрызгивалась фонтанчиками, взлетала облачками валунов и осколков, земляные волны оторачивало, как пеной, пылью. Небо валилось на землю. Мимо хронолета ошалело пронеслась одна из Гарун. Мария вскрикнула — звезда чудовищным болидом врезывалась в планету. Гаруну взметнуло ввысь, она пропала в пылающем лесу.
Кнудсен погасил внешний мир. Только на дисплее расплывалось пятнышко
— авиетка пропадала где-то вдали, в ещё не возмущённом краю. Светопреставление было поставлено только в окрестностях корабля.
— Анатолий, это ужасно! Ты уверен, что экраны выдержат?
Он ответил с мрачным спокойствием:
— Какое-то время — да. Постараюсь провести контрманёвр до того, как защитные экраны откажут.
Она сказала с надеждой:
— Ответим на их нападение контрударом?
Он покачал головой.
— Они держат «Гермес» на прицеле и бьют по кораблю. А по какой цели бить нам? Хочу выскользнуть в фазовое время. Но хрономоторы от неожиданной вибрации, которую автоматы сразу не погасили, разрегулированы. Если не будешь меня отвлекать…
— Я не буду тебя отвлекать, Анатолий!
И, чтобы не попадаться ему на глаза, она села позади. Кнудсен склонился над пультом, пальцы бегали по кнопкам — как по клавишам рояля в бурном фортепианном пассаже. Она видела его спину —
