«Ну уж нет, господа, — в который уже раз подумал Герман. — Я как-нибудь сам за себя отвечу».
Вчера, после того как Соломатин сообщил ему тревожные вести, воспользовавшись резервной мобилой, Карахан ненадолго вернулся на явочную квартиру. Здесь он черканул несколько слов на листке и оставил записку на столе, уверенный в том, что уже в скором времени она попадет прямо к Керженцеву.
После этого Карахан ненадолго залег на дно. Исчез. Для всех. Кроме двух своих давних приятелей, кому мог верить, как самому себе.
… Но время неумолимо, поэтому он не мог, не имел права бездействовать слишком долго.
Зацепок в этом деле, которое ему сейчас шьют местные законники, в общем-то хватало. Проблема заключалась лишь в том, что он мог сейчас полагаться лишь на себя да еще на двух людей: Леню Соломатина, которого Керженцев отозвал из краткосрочного отпуска и после нелегкой для них обоих почти часовой беседы тет-а-тет поставил на экстренно созданную по такому случаю бригаду, в которую, кроме Лени, были привлечены еще четверо сотрудников Управления, а также на Мишу Волкова, который до ранения в Аргуне летом позапрошлого года служил в региональном подразделении антитеррора и был их общим с Шевчуком приятелем.
Карахан не очень-то хотел втягивать в эти разборки своих приятелей, но они сами все решили за него: вечером они встретились в одном укромном местечке за городом, довольно основательно поспорили друг с дружкой, но потом все же сошлись во мнении, что им следует действовать сообща. Волков после выписки из госпиталя комиссовался; некоторое время он был без работы (Карахан, да и другие приятели, не раз подбрасывал Мише деньжат в этот трудный для него момент жизни, но потом его общими усилиями пристроили старшим смены вохровцев, охраняющих довольно крупный коттеджный поселок, застроенный, впрочем, пока лишь на одну треть, с неплохой по местным меркам зарплатой. Он до сих пор слегка прихрамывает на левую ногу, иногда
Карахан решил для себя, что «пробивать» всю
— Внимание! — прозвучало в прикрепленном к уху динамике. — Подъехал… Паркуется у подъезда…
Карахан мрачно усмехнулся про себя. Жены, равно как и любовницы, бывают удивительно несообразительны… либо доверчивы. Но с другой стороны, если звонит человек, представившийся коллегой или знакомым, то с какой стати женщина должна что-то нехорошее подозревать? Вот и ляпнула в трубку: «Вы знаете, Витя только недавно звонил и обещался быть
Он вышел из ниши и сошел пролетом ниже, прислушиваясь к звукам той жизни, которой живет этот многоквартирный дом. Кто-то на первом этаже вошел в лифт… кабинка поползла вверх… это хорошо. Пока неспешно спускался по лестнице, пальцы сами расстегнули крепление наплечной кобуры. В динамике, соединенном тонким проводом с покоящейся в кармане рацией «кенвуд», несколько секунд царила тревожная тишина, затем прозвучало долгожданное:
— Идет к подъезду… Три… два… один… Набирает код!
Открыв дверь парадного, мужчина в милицейской форме невольно сделал шаг в сторону, чтобы пропустить встречного, выходящего из подъезда человека. Но тут случилось то, чего проживающий по данному адресу сотрудник милиции никак не ожидал: мужчина, лицо которого он успел заметить лишь мельком, наотмашь ударил его рукоятью пистолета в лоб, тот носил шапку, как и многие его коллеги, эдак залихватски сдвинутой на затылок…
Карахан ловко подхватил обмякшего мента, обняв его сзади, как будто это был его порядком подзагулявший приятель. В ту же секунду возле подъезда притормозил старенький грузовой микроавтобус марки «Мицубиси». Боковой люк уже был открыт, осталось лишь впихнуть туда «гуляку». Миша поднял с земли ментовскую шапку, закрыл люковину, в проеме которой успел уже скрыться и Карахан, уселся в кресле водителя — все делалось быстро, но без спешки, — завел движок и покатил на своей малость дребезжащей «таратайке» на выезд из двора…
Спустя около получаса, миновав правобережную Слободку, старенький «Мицубиси» свернул на давно не езженную колею. Дорога пошла под уклон… и привела их к заброшенному и частично разобранному окрестным людом зданию берегового пакгауза (когда-то здесь работали два речных причала, но река еще в середине прошлого века подмыла берег, и складское здание после этого по назначению более не использовалось и теперь вот вконец обветшало).
— Сначала глянем, нет ли каких бомжей поблизости, — сказал Карахан, выбираясь из фургона.
— А этот? — спросил Волков. — Очухался уже?
— Никуда не денется… я его браслетом к скобе пришпилил!
Они обошли с двух сторон строение и через пару минут сошлись возле фургона.
— Никого, — сказал Карахан.
— Вытаскиваем этого борова?
— Сейчас я его отстегну… Беремся! Потащили… Снаружи плавали сумерки, а внутри пакгауза, куда они втащили свою жертву, и вообще царила темень.
— Ты его… того… не слишком? — спросил Волков, включая фонарик и направляя его в лицо пленнику.
— У ментов черепа крепкие, — Карахан пнул ногой старлея, который явно уже пришел в себя, но симулировал беспамятство. — Эй, Синицын! Хватит тут прикидываться дохлым бараном! У нас к тебе серьезный разговор имеется!..
— У-й-й… блин… голова…
Синицын кое-как уселся, найдя плечами опору — это Карахан усадил его возле стены, — после чего, обхватив голову руками, принялся что-то невнятно бормотать.
— Давай сразу его пристрелим, — сказал Волков, продолжат светить фонарем в лицо старлея, по которому, с кончика носа и с подбородка, двумя ручейками текла кровь. — На черта он нам сдался? Ты же знаешь мое кредо: хороший мент — это дохлый мент.
— Вы че-е? — встрепенулся Синицын, который после прозвучавшей только что реплики довольно быстро пришел в себя. — За что-о?.. Сначала объясните, в чем дело-то? Кто вы вообще такие?! И по какому праву?!
— Заглохни, мент! — сказал Волков, передавая Герману фонарь (когда у него освободились руки, он достал из-за брючного ремня «ТТ» и стал навинчивать на дуло самопальный глушак). — Не тебе, погань, тут права качать!
Герман на пару секунд осветил свое лицо фонарем.
— Карахан? — изумленно выдохнул Синицын. — Но… Слушай, Герман… Я не понимаю…
— Все ты прекрасно понимаешь, паскуда, — процедил Карахан. — Я тебя видел вчера, мент. Между четырьмя и пятью часами вечера. Ты и двое твоих подчиненных прикрывали акцию центурионовцев, когда вы повязали прямо на улице журналистку Зеленскую. Так вот, Синицын, меня интересуют подробности…
— Э-э-э… но…
Карахан взял у друга снаряженный «ТТ».
— Но я…
Взвел.
И выстрелил в икру правой ноги Синицына.
— Начинай, мент. Мы тебя внимательно слушаем.
