образом:
'Адъютант Бабах, щеголеватый офицер в форме гауптмана, сразу узнал в вошедших протеже своего земляка Шмидта (дрессировщик собак Коха. - Б. С.), которым он, Бабах, сам заранее приготовил пропуска. Он проводил их на второй этаж, в приемную. Здесь сидело уже несколько офицеров. В кресле у окна, ожидая вызова, скучал тучный генерал.
- Я доложу о вашем приходе, - сказал Бабах и скрылся за дверью.
Маленький, юркий армейский офицерик конфиденциально спросил у Кузнецова, кивнув на Валю:
- Ваша?
- Да, - сказал Зиберт, посмотрев сверху вниз на армейца, давая этим понять, что его - Зиберта - нисколько не интересует мнение других.
- Говорят, гаулейтер сегодня в хорошем расположении духа, - как бы извиняясь за свой неуместный вопрос, сказал офицер. - Мы ждем его уже больше часа.
Приоткрылась тяжелая дверь. В приемной появился адъютант.
- Вас готовы принять, - произнес он, глядя на Валю. Остановил поднявшегося с места Кузнецова:
- Только фрейлейн.
Кузнецов смешался. Он не ожидал, что вызовут не его, а Валю. Овладев собой, он сел в кресло и обратился к офицерику с первой же пришедшей на ум, ничего не значащей фразой.
… Валя сделала лишь шаг вперед, как к ней в два прыжка подскочила огромная овчарка. Валя вздрогнула.
Раздался громкий окрик: 'На место! ' - и собака отошла прочь.
Только теперь Валя увидела, что в глубине, под портретом Гитлера, за массивным столом, развалившись в кресле, восседал упитанный, холеный немец с усиками под Гитлера, с длинными рыжими ресницами. Поодаль от него стояло трое гестаповцев в черной униформе.
Кох молча показал ей на стул в середине комнаты. Едва Валя подошла к стулу, один из гестаповцев встал между ней и Кохом, другой занял место за спинкой стула. Третий находился у стены, позади Коха, немного правее гаулейтера…
- Почему вы не хотите ехать в Германию? - услышала Валя голос Коха. Он сидел, уставясь в листок бумаги, в котором она узнала свое заявление. Валя немного смутилась и замедлила с ответом.
- Почему вы не хотите ехать в Германию? - повторил Кох, поднимая на девушку глаза. - Вы, девушка немецкой крови, были бы полезны в фатерланде.
- Моя мама серьезно больна, - тихо произнесла Валя, стараясь говорить как можно убедительнее. - Мама больна, а кроме нее у меня сестры… После гибели отца я зарабатываю и содержу всю семью. Прошу вас, господин гаулейтер, разрешить мне остаться здесь. Я знаю немецкий, русский, украинский и польский, я могу здесь принести пользу Германии.
- Где вы познакомились с офицером Зибертом? - спросил Кох, смотря на нее в упор.
- Познакомилась случайно, в поезде… Потом он заезжал к нам по дороге с фронта…
- А есть у вас документы, что ваши предки - выходцы из Германии?
- Документы были у отца. Они пропали, когда он был убит.
Кох стал любезнее. Разговаривая то на немецком, то на польском языке, которым он владел в совершенстве, он расспрашивал девушку о настроениях в городе, интересовался, с кем еще из немецких офицеров она знакома. Когда в числе знакомых она назвала не только сотрудников рейхскомиссариата, но и гестаповцев, в том числе фон Ортеля (о нем речь впереди. - Б. С), Кох был удовлетворен.
- Хорошо, ступайте. Пусть зайдет ко мне лейтенант Зиберт…
- Хайль Гитлер! -переступив порог кабинета и выбрасывая руку вперед, возгласил Кузнецов.
- Хайль! - лениво раздалось за столом. - Можете сесть. Я не одобряю вашего выбора, лейтенант! Если все наши офицеры будут брать под защиту девушек из побежденных народов, кто же тогда будет работать в нашей промышленности?
- Фрейлейн - арийской крови, - почтительно возразил Кузнецов.
- Вы уверены?
- Я знал ее отца. Бедняга пал жертвой бандитов.
Пристальный, ощупывающий взгляд гаулейтера упал на Железные кресты офицера, на круглый значок со свастикой (выдуманная автором деталь: Зиберт-Кузнецов вовсе не был членом НСДАП, поскольку членство в национал-социалистической партии офицеров вермахта было большой редкостью, и партийный значок привлекал бы к разведчику совсем ненужное ему внимание немцев. - Б. С.).
- Вы член национал-сопиашстической партии?
- Так точно, герр гаулейтер.
- Где получили кресты?
- Первый во Франции, второй на Остфронте.
- Что делаете сейчас?
- После ранения временно работаю по снабжению своего участка фронта.
- Где ваша часть?
- Под Курском.
- Под Курском?…
Ощупывающий взгляд Коха встретился со взглядом Кузнецова.
- И вы - лейтенант, фронтовик, национал-социалист - собираетесь жениться на девушке сомнительного происхождения?!
- Мы помолвлены, - изображая смущение, признался Кузнецов. - И я должен получить отпуск и собираюсь с невестой к моим родителям, просить их благословения.
- Где вы родились?
- В Кенигсберге. У отца родовое поместье… Я единственный сын.
- После войны намерены вернуться к себе?
- Нет, я намерен остаться в России.
- Вам нравится эта страна? - В словах Коха послышалось что-то похожее на иронию.
- Мой долг - делать все, чтобы она нравилась нам всем, герр гаулейтер! - твердо и четко, выражая крайнее убеждение в справедливости того, о чем он говорит, сказал Кузнецов.
- Достойный ответ! - одобрительно заметил гаулейтер и подвинул к себе лежавшее перед ним заявление Вали.
В это мгновение Кузнецов впервые с такой остротой физически ощутил лежащий в правом кармане брюк взведенный «вал ьтер». Рука медленно соскользнула вниз. Он поднял глаза и увидел оскаленную пасть овчарки, увидел настороженных гестаповцев. Казалось, все взгляды скрестились на этой руке, поползшей к карману и здесь застывшей.
Нет, стрелять - никакой возможности. Не дадут даже опустить руку в карман, не то что выдернуть ее с пистолетом. При малейшем движении гестаповцы готовы броситься вперед, а тот, что стоит за спинкой стула, наклоняется всем корпусом, так что где-то у самого уха слышно его дыхание, - наклоняется, готовый в любое мгновение перехватить руку…
Между тем гаулейтер, откинувшись в кресле и слушая собственный голос, продолжает:
- Человеку, который, подобно вам, собирается посвятить жизнь освоению восточных земель, полезно кое-что запомнить. Как выдумаете, лейтенант, кто для нас здесь опаснее: украинцы или поляки?
У лейтенанта есть на этот счет свое мнение.
- И те и другие, герр гаулейтер! - отвечает он.
- Мне, лейтенант, нужно совсем немного, - продолжает Кох. - Мне нужно, чтобы поляк при встрече с украинцем убивал украинца и, наоборот, чтобы украинец убивал поляка. Если до этого по дороге они пристрелят еврея, это будет как раз то, что мне нужно. Вы меня понимаете?
- Тонкая мысль, герр гаулейтер!
- Ничего тонкого. Все весьма просто. Некоторые весьма наивно представляют себе германизацию. Они думают, что нам нужны русские, украинцы и поляки, которых мы заставили бы говорить по-немецки.
