трактовка: в политике нет друзей, есть интересы.
– Да.
– Правильно ли я понимаю, что общечеловеческая мораль не действует в мире политиков?
– Действует, потому мы и поддержали Путина, чтобы ему было легче бороться с террористами.
– А при чем здесь общечеловеческая мораль?
– А когда я вижу девочку, которой отрезают пальцы, когда вспоминаю, кто перешел границу первым, когда я вижу, какое количество людей было похищено за деньги, в мирный период, после Хасавюрта, когда Чечню никто не трогал, а все равно порядка никакого, то я считаю, что всему этому надо положить конец. И для этого нужна сильная рука.
– Например, ковровые бомбардировки.
– Ковровых бомбардировок в Чечне не было.
– Сразу, как закончились выборы, начали говорить о затяжных боях в Чечне.
– Не сразу.
– На следующий день.
– Не сразу. До этого все время отжимали из каждого города путем переговоров. И здесь заслуга в том числе и таких, как вы, и Явлинского, и Запада, которые были против Путина.
– А я и сейчас против террористической борьбы с терроризмом. Стеррористами борются профессионалы. Для этого раньше существовал КГБ. Ни одной бомбе не удавалось победить террористов. С террористами борются пресечением финансовых потоков. Что-то как-то не захотели найти эти потоки из Москвы. Гарант конституции заявил – а черт его знает!
– Согласна. Только, в отличие от вас, я не претендую на истину. Я не знаю, что там было.
– Я пока всего лишь задаю вопросы.
– Но вы же сами на них и отвечаете.
– Значит, вы отказываетесь давать на них свои ответы.
– Я вежливый человек – я слушаю. А вы – учитель политиков?
– Если бы у меня была возможность учить политиков, мы бы сегодня жили в другой стране. Я жертва политиков.
– Ну и о чем мы говорим?
– О самом важном – где же мораль в политике. Какова же она, если всем правит интерес, а не убеждение?
– Будем искать. Я иду в политику и считаю, что никто меня не предавал и не обижал. Политика вещь жестокая. Но я иду не сама по себе, за мной уже есть люди, которые считают, что без таких, как мы, не может быть политики в XXI веке в России. И я думаю, что мы скорее мостик, по которому придут уже другие люди, к которым у вас будет меньше претензий.
– В правительство уйдете из Думы?
– Нет. Я там была и поняла – одной там нельзя. Только командой, начиная с премьера…
– Как вы считаете, фракция СПС в Думе с кем будет блокироваться при голосовании?
Или будет выступать как независимая величина, рассматривать каждый закон конкретно?
– Каждая фракция всегда рассматривает закон самостоятельно. А потом начинаются переговоры о блоках. Потому что если вы ответственный депутат, то вы знаете, что мало кричать, надо еще и проводить решения. Я думаю, по экономическим законам мы можем блокироваться с «Яблоком», с «Единством», с «Отечеством» и со 'Всей Россией'.
– За блоком «Единство» стоит фигура Бориса Абрамовича Березовского, как идеолога и создателя этого блока?
– Я не могу сказать, правда это или нет, я со свечой не стояла.
– Хорошо. Слышали или нет?
Слышала. Вас никак не смущает, что вы можете блокироваться с Березовским?
Меня интересует результат. То, о чем мы с вами говорили. Если, например, для прохождения нового закона о налогах понадобится Березовский…
– То вы с ним?
– Парламент – не детские игрушки. 'С вами я не вожусь, это мои совочки, и в своей песочнице я самый крутой'. Я считаю, надо договариваться, чтобы реализовать интересы свободной России. Поэтому нравится мне Чубайс… Гайдар, Чубайс – других либералов в России нет. Понимаете? Нет других! Давайте работать с теми, кто есть.
– А «Яблоко» есть?
– 'Яблоко' – это секта, которая не хочет открывать двери никому. СПС открыл эти двери для всех.
– Нет, после дефолта я в эти двери не пойду.
– И вам не стыдно это говорить? Вы же, как экономист, понимаете, что Кириенко пришел премьер-министром, когда уже пирамида ГКО была на пределе. Когда цены на нефть упали до низшей точки, такого падения мировых цен не было, и когда Центробанк все равно отказался девальвировать рубль.
– Вам не кажется, что тогда уехать в Австралию, как это сделал Кириенко, было цинично?
– Если ему было плохо в это время, он имел право уехать. Вы же не знаете, что у него в этот момент было в душе. Что он хотел сделать и что у него не получилось.
– Зато я очень хорошо знаю, что было на душе многих других.
– Ну давайте о будущем подумаем, исходя из того материала, который есть.
– Вы верите, что будущее может быть построено из мусорной кучи настоящего?
– Я не считаю свою страну и себя мусором. И вашу профессию, и вас лично, который может говорить что угодно, делать авторские передачи, заниматься бизнесом, ездить на Филиппины, куда угодно, и возвращаться – я не считаю, что все это мусор.
– Что – это?
– Не надо плевать в колодец, из которого вам еще придется воды напиться.
– Мусор – не страна, понимаете? Мусор – это политическая элита, проходящая выборы…
– Элита точно такая же переходная, которая могла родиться в эти десять лет перехода от одной элиты к еще не родившейся другой.
– Простите, а где переход? Кириенко был комсомолец. Вы – унаследовавшая элита. И вы несете на себе родовые пятна того же мусора, который…
– Да. Согласна.
– А народ продолжает смотреть и думать – за кого же голосовать-то?
– То, что вы увидели, это проголосовал народ.
– Ирина, когда вы победили, песни пели?
– Нет, не пела песни, но радовалась. У меня есть любимый стих. Про вас, кстати.
Лев, проходя на водопой, случайно скушал почтальона. И что ж теперь? Вот он сидит, сидит, несчастный, и скучает. Хотя он очень, очень сыт – но писем он не получает.
Это про вас.
– Надеюсь, я не лев. Надеюсь, я почтальон.
– Нет, вы как раз лев, который хочет съесть почтальона.
– Нет, просто хочется, чтобы мои дети жили в стране, где они голосуют не по партийным спискам, а за конкретных людей.
– Конкретных? Я на этих 'конкретных пацанов' в округах насмотрелась.
– Ирина, 'конкретных пацанов' создали вы, политики. Только благодаря поддержке государства возможен криминалитет в том виде, в котором он есть.
Просто вы хотите всего очень быстро.
– Девять лет? Это быстро?
– Очень быстро. Из девяти лет шесть лет у власти был Виктор Степанович Черномырдин. Что же вы с ним не хотите разговаривать?
– А я и с ним поговорю о том же самом. Ужас состоит как раз в том, что идет борьба
