они, вероятно, просто не существуют. Но что же в таком случае в науке не является рефлексией?
Очевидно, что для ответа на этот вопрос надо придать термину «рефлексия» более узкое и специфическое звучание. Будем исходить из уже предложенной нами модели науки. Известный специалист по термодинамике М. Трайбус пишет: «Смысл науки не только в самом процессе познания, но и в передаче и распространении полученных знаний». Фактически речь идёт об одновременном функционировании исследовательских и коллекторских программ. Именно последние, как нам представляется, и делают рефлексию органичным и необходимым компонентом науки. Учёный, с одной стороны, работает с опорой на непосредственные образцы, являясь участником соответствующих социальных эстафет, но с другой, – он вынужден вербализовать свой опыт, вербализовать те образцы, в которых он работает, т. е. сделать все это достоянием централизованной социальной памяти.
В свете сказанного под рефлексией рационально понимать переход от непосредственных образцов к вербальным описаниям, т. е. процесс вербализации образцов. Представьте себе эстафету, участники которой, не имея возможности постоянно демонстрировать друг другу акты своей деятельности, в рамках которой могут иметь место разного рода «мутации», начинают эти акты описывать. К каким последствиям это приведёт, как для самих участников, так и для внешнего наблюдателя? Во-первых, перед каждым из участников встанет проблема выбора: действовать по образцам или по описаниям? Во-вторых, наряду с непосредственными эстафетами появятся эстафеты частично или полностью вербально опосредованные. В-третьих, возникнет естественный вопрос: насколько адекватны и однозначны получаемые описания и что сулит переход к опосредованным эстафетам? Наконец, в-четвёртых, у наблюдателя, желающего описать происходящее, появляются методологические трудности, связанные с тем, что система сама себя описывает. Сказав все это, мы фактически построили простейшую модель рефлексирующей системы и наметили вопросы, которые надо обсудить.
Рефлексирующие системы – это не только наука. В общем плане это – любые системы, которые способны описывать своё поведение и использовать полученные описания в качестве правил, принципов, алгоритмов и т. п. в ходе дальнейших действий. Важно, что помимо этих описаний, системы имеют и другие, базовые механизмы, определяющие их поведение. К числу таких систем можно отнести материальное производство, систему воспроизводства языка и речи, общество в цело. В каждом из этих случаев рефлексия и её результаты выступают как существенные компоненты функционирования и развития соответствующих систем. Производство предполагает технологическое описание производственных процессов; язык закрепляет свои нормативы в словарях и грамматических справочниках. Вербальные правила никогда полностью не заменяют непосредственных эстафет, но способны коренным образом преобразовывать картину в целом. Мы, например, чаще всего говорим на родном языке, не пользуясь никакими правилами, опираясь только на непосредственные образцы, однако правила, если таковые сформулированы, несомненно, могут оказывать на речевую практику существенное влияние. Что касается науки, то можно смело сказать, что её просто не было бы без рефлексии, без вербализации образцов.
Сократический диалог и рефлексия
В «Воспоминаниях» Ксенофонта до нас дошёл следующий разговор Сократа с Евфидемом. Сократ спрашивает, куда отнести ложь, к делам справедливым или несправедливым. Евфидем относит её в разряд несправедливых дел. В этот же разряд попадают у него обман, воровство и похищение людей для продажи в рабство. Сократ переспрашивает его, можно ли что-нибудь из перечисленного считать справедливым, но Евфидем отвечает решительным отрицанием. Тогда Сократ задаёт вопрос такого рода: справедливы ли обман неприятеля, грабёж жителей неприятельского города и продажа их в рабство? И все эти поступки Евфидем признает справедливыми.
В контексте нашего обсуждения разговор интересен тем, что демонстрирует достаточно простой и ясный пример рефлексирующей системы. Действительно, Сократ фактически требует от Евфидема рефлексивного осознания того, что тот понимает под несправедливостью, требует осознания или вербализации образцов словоупотребления. Евфидем формулирует несколько «правил», утверждая, что несправедливыми следует считать ложь, грабёж, продажу в рабство. Важно подчеркнуть, что любая попытка уточнения или определения такого рода понятий, которые до этого использовались только в рамках непосредственных эстафет словоупотребления, представляет собой типичный акт рефлексии.
Но вернёмся к беседе Сократа, ибо мы далеко не исчерпали её содержания. Евфидем не только рефлексирует, он почему-то тут же отказывается от результатов своей рефлексии. Что же заставляет его неожиданно отказаться от им же сформулированных правил? Ведь, казалось бы, на последующие вопросы Сократа он должен отвечать примерно так: «Но я же уже сказал, Сократ, что ложь несправедлива!» Но Евфидем этого не делает, он сразу сдаётся перед лицом некоторой невидимой для нас силы. Впрочем, сила эта, как мы понимаем, – те образцы словоупотребления, которые находятся в поле зрения Евфидема. Эти образцы оказываются сильнее сформулированных в рефлексии правил.
Все это интересно в том плане, что демонстрирует две возможных стратегии поведения рефлексирующей системы. Первая стратегия состоит в том, чтобы в ситуациях, когда рефлексивные предписания противоречат непосредственным образцам, отдавать предпочтение последним. Именно так и поступает Евфидем. Стратегии подобного рода достаточно распространены в науке. Речь при этом идёт не только о продуктах рефлексии в буквальном смысле слова, но и о вербальных программах вообще. Приведём пример из истории геологии, хорошо это иллюстрирующий.
Академик Н. М. Страхов в своей работе, посвящённой истории развития отечественной литологии, отмечает, что ещё в 1923 г. Я. В. Самойловым была сформулирована программа работ по изучению осадков и осадочных пород. Эту программу Н. М. Страхов оценивает очень высоко. Статья Я. В. Самойлова, – пишет он, – «сознательно ставила задачу создания литологии именно как науки и в соответствии с этим разработала глубоко продуманную программу исследований...». И тут же Н. М. Страхов пишет: «К сожалению, эта статья давно и глубоко забыта». И как забыта! Оказывается, что она не упоминается ни в солидных исторических обзорах, ни в юбилейных статьях, посвящённых литологии, ни в одном из учебников и, наконец, она даже не фигурировала в дискуссии по литологическим проблемам, где центральное место занимали вопросы методологии. Что же произошло? Как могла быть забыта такая интересная и значимая работа? Отвечая на этот вопрос, Н. М. Страхов формулирует следующее общее положение: 'Судьбы программных статей вообще, – пишет он, – за редчайшим исключением, одинаковы:
В работе Н. М. Страхова содержится любопытное совпадение, на которое нельзя не обратить внимания. Раньше он пишет, что ещё при жизни Я. В. Самойлова им и его сотрудниками «проводится изучение и освоение методов механического анализа осадков и выбор из них наилучшего, налаживается методика химического и особенно спектроскопического анализа осадков и пород. Перед Бюро Международного геологического конгресса им ставится вопрос о необходимости „единства механической характеристики осадочных пород“, т. е. о выборе единой шкалы размерных фракций зёрен и их номенклатуры». А страницей позже, говоря об учениках Я. В. Самойлова, Н. М. Страхов отмечает, что в их исследованиях получили развитие лишь некоторые идеи учителя, '
Возможна и вторая стратегия. Как уже отмечалось, Евфидем мог занять такую позицию: «Я же уже сказал, Сократ, что ложь несправедлива». Определяющим при этом становится рефлексия, рефлексивные предписания заглушают непосредственные образцы. Такая позиция – это позиция теоретика. При последовательном её проведении она с необходимостью порождает различного рода
