работать иначе, а не по-старому, уже заведенному порядку.
– Несомненно, придется… Мне или вам! – Кремер отбросил сигару и полез в карман за новой. – Я просто рассказываю вам, что делается. Кое-что мы обнаружили. Например, вчера днем Мак-Нэр спрашивал своего адвоката, нельзя ли каким-нибудь образом выяснить, растратил или нет Дадли Фрост, опекун, имущество своей племянницы или какую-либо его часть. И он просил адвоката сделать это побыстрей. Он сказал, что когда Эдвин Фрост двадцать лет назад умер, он оставил свою жену без единого цента и завещал все своей дочери Элен. Своего брата Дадли он сделал опекуном при условии, что никто, даже Элен, не потребуют отчета от Дадли. И Дадли никогда не отчитывался. Мы это учли. Говорит это о чем-либо? Если Дадли Фросту, как опекуну, оставлен почти миллион или около того, какая для него выгода от смерти Мак- Нэра?
– Трудно сказать. Хотите пива?
– Нет. Благодарю.
Кремер достал сигару, зажег ее и вонзился в нее зубами. Он затянулся так сильно, что она едва не вспыхнула.
– Ну, тогда, может быть, мы доберемся до чего-нибудь, исходя из следующей версии. – Он стал снова перебирать бумаги. – Это может заинтересовать вас. Оказывается, адвокат Мак-Нэра – это парень, к которому можно найти подход, в пределах разумного, конечно. После вашего вчерашнего намека я пошел к нему сегодня утром. Он выдал мне по секрету эту информацию о Дадли Фросте и признал, что Мак-Нэр написал вчера завещание. После того как я объяснил ему, насколько серьезно это убийство, он разрешил мне посмотреть и списать его. Мак-Нэр все сказал вам честно. Он действительно назвал вас в завещании.
– Без моего согласия. – Вулф наливал пиво. – Мистер Мак-Нэр не был моим клиентом.
Кремер проворчал:
– Теперь он ваш клиент. Вы не можете отказать мертвому. Не так ли? Он завещал несколько небольших сумм, а оставшуюся часть сестре, Изабель Мак-Нэр, проживающей в Шотландии в местечке, называемом Кэмфирт. Упомянуты личные указания, которые он дал своей сестре относительно имущества. Затем речь идет о вас. Параграф шестой называет вас душеприказчиком без компенсации… Он гласит:
1. Ниро Вулфу, 918, Западная Тридцать пятая улица, город Нью-Йорк, я завещаю мою коробку из красной кожи и ее содержимое. Я сообщил ему, где она находится. Содержимое коробки следует считать исключительно его собственностью, которую он может использовать по своему усмотрению. Любой счет, который он может предъявить на разумную сумму, за услуги, выполненные им в связи с этим, должен рассматриваться как справедливый и надлежащий, который должен быть немедленно выплачен.
– Ну, – Кремер закашлялся от дыма, – он ваш клиент теперь. Или будет им, как только завещание будет утверждено.
Вулф отрицательно покачал головой.
– Я не соглашался. Предлагаю вам два замечания, к вашим версиям. Во-первых, учесть ужасную осторожность шотландца. Когда мистер Мак-Нэр писал, что он в отчаянии и нанимает меня для работы, такой жизненно важной для него, что она должна быть выполнена честно или его душа не обретет покоя, он все же вставил слова «на разумную сумму». – Вулф вздохнул. – Очевидно, это тоже было необходимо для вечного успокоения его души… Во-вторых, он оставил мне кота в мешке. Где эта коробка из красной кожи?
Кремер пристально посмотрел на него и сказал спокойно:
– Хотел бы я знать!.. Почему бы и нет? Девяносто девять процентов за то, что содержимое коробки окажется ключом к этой тайне…
Он обвел взглядом комнату и опять посмотрел на Вулфа.
– Я не думаю, что она могла бы оказаться прямо здесь в этом кабинете, например, в сейфе или одном из ящиков письменного стола Гудвина. – Он повернулся ко мне. – Может быть, поискать, сынок?
Я ухмыльнулся.
– А чего искать? Она у меня в ботинке.
– Мистер Кремер, – вмешался Вулф, – я сказал вам вчера вечером все, что успел сказать Мак-Нэр. Не хватает ли у вас дерзости подозревать…
– Но послушайте, – Кремер заговорил громче и тверже, – не перекладывайте ваши заботы на меня. Если бы я был дерзок, то не таскал бы это качество за собой, а просто занял бы некоторое его количество у вас! Я наблюдал за вашей возмущенной невинностью слишком часто. Напомню вам о недавнем случае, когда я рискнул предположить, что та женщина, Фрост, могла спрятаться в вашем доме. Я также напоминаю вам, что Мак-Нэр сказал вчера в своем завещании: «Я сообщил ему, где она находится». Понятно?
– В прошедшем времени!
– Верно, я знаю, вы передали мне все, что Мак-Нэр сказал вчера днем, но как он мог написать эту строку в прошедшем времени, если встретился с вами позднее? Вы видели его во вторник?
– Глупости. Во вторник было лишь первое краткое интервью.
– Ладно. Я знавал, как вы достигали большего, чем сейчас, уже во время первого интервью. Хорошо, я, по вашему выражению, воплю, и я намерен продолжать вопить. На этот раз я не собираюсь стоять в очереди на тротуаре, дожидаясь, пока вы соизволите открыть двери и впустить нас, чтобы мы посмотрели ваш спектакль. Нет никаких причин, чтобы не вытащить эту красную коробку прямо сейчас и позволить мне присутствовать при этом. Я не пытаюсь лишить вас гонорара. Получайте его. Я за вас. Но я начальник Отдела по расследованию тяжких преступлений города Нью-Йорка, и мне надоела ваша игра во всемогущего Бога с любыми доказательствами, уликами и фактами и любыми свидетелями! Короче, со всем, что вы для себя сочтете необходимым. Ничего не выйдет! На этот раз ничего! Ни за что на свете!
Вулф мягко пробормотал:
– Дайте мне знать, когда вы закончите расследование.
– Нет, вы ждете помощи от меня. Вы получите результат и скорее, чем думаете.
– Вам не везет, мистер Кремер, – сказал Вулф, – требуя от меня красную коробку Мак-Нэра, вы выбрали наихудший из возможных моментов для подтягивания резервов и нападения на крепость. Я признаю, что иногда уклонялся от прямого ответа, но вам не известны случаи, когда я выдал бы явную ложь. Нет, сэр. Я говорю вам теперь, что никогда не видел красной коробки Мак-Нэра и не имею никакого представления, где она находится или находилась. У меня нет также никаких сведений о ее содержимом. Поэтому, пожалуйста, не кричите на меня.
Кремер с отвисшей челюстью уставился на Вулфа; он выглядел, таким удивленным, что я подумал: ему не повредит, если я проявлю к нему сочувствие. Поэтому, с карандашом в одной руке и с записной книжкой в другой я поднял руки высоко над головой, открыл рот, глубоко вздохнул и изо всех сил зевнул. Он посмотрел, но не швырнул в меня свою сигару, потому что действительно был ошеломлен. Наконец ему удалось сказать Вулфу:
– Вы говорите это честно? У вас нет коробки?
– Нет.
– Вы не знаете, где она? И не знаете, что в ней?
– Не знаю.
– Тогда почему в подписанном вчера завещании сказано, что он сообщил вам, где она находится?
– Он намеревался сказать, но не успел.
– Мак-Нэр никогда вам не говорил?
Вулф нахмурился.
– К черту, сэр! Оставьте излишние повторы для перекрестных допросов, я не люблю, когда меня изводят.
Пепел с сигары Кремера упал на ковер. Не обращая на это внимания, он пробормотал:
– Будь я проклят!
Я подумал, что настал подходящий миг для моего следующего зевка, и начал уже сжимать челюсть, когда Кремер взорвался и дико заорал на меня:
– Ради Бога, перестань паясничать ты, клоун!
Я стал дружески увещевать его:
