проводила ладонями по животу, спускалась все ниже и ниже, пока не нащупала то место, куда призывали ее искаженные лица ее мучителей. Движения ее убыстрялись… О, что со мной?! Что со мной! О, Боб… О, Роджер… Как я вас хочу сейчас… И спальню потревожил ее стон. Она даже не заботилась о том, что может быть услышана Майклом. Она забыла о Майкле. Майкл был ей не нужен…
– А-а-а, – глухо стонала она, стиснув зубами край подушки в момент самого высокого блаженства…
Утром, усталая и бледная, Бекки появилась в гостиной, где дожидались ее за завтраком Майкл и Питер. Сочувственный взгляд мужа проводил ее к месту, что она обычно занимала раньше. «Бедняжка, как она страдает по своей Мэри», – думал Майкл…
– О, Майкл, Майкл, – проговорила Бекки.
– Что делать, Бекки, – вздохнул Майкл. – Она была стара и, вероятно, не слишком здорова…
– Майкл, я хочу продать этот дом, – проговорила Бекки.
Майкл молчал. Этот дом и все, что с ним здесь когда-то произошло, вызывало двойственное чувство. С одной стороны, кошмар, безысходный ужас, стыд за свое поведение тогда, в ту роковую ночь, много лет назад. Напился, как мерзавец, и совратил малолетнюю девочку… С другой – благодарность. Этот дом дал ему Бекки, его счастье и отраду. Его сына Питера… Господи, благослови этот дом!
Второе чувство в Майкле победило. Когда Бекки затеяла продажу, Майкл дал понять кому следует, что не заинтересован в продаже. В тайне от Бекки он посулил гонорар, в случае, если дом не будет продан в конце назначенного Бекки срока. Его намек правильно был понят, и дом остался навсегда во владении семьи…
А вот с домом в Северной Дакоте они расстались, купив себе роскошную квартиру на Парк-авеню, в Нью-Йорке.
Переезд в Нью-Йорк – событие. Конечно, путешествия счастливых супругов сформировали особое восприятие мира, их мало чем можно было удивить. И Бекки, впитавшая множество впечатлений, без особых усилий превратилась в столичную даму. Майкл был горд своим творением. Статная, с безупречной фигурой и красивым лицом, Бекки стала центром внимания своих новых друзей. И это ей льстило – восхождение на многие вершины гор какой- нибудь горной гряды, ни в какое сравнение не идет с покорением господствующей горы…
Все в ее теперешней жизни было продумано: спорт, еда, одежда, круг друзей.
Майкл же во всем доверялся жене.
Питер подрастал и ни в чем не знал отказа. Бекки часами возилась с мальчиком. Они устраивали такие шумные свалки, что Майкл, снисходительно наблюдавший их шалости, был вынужден урезонивать своих расходившихся ребятишек.
Специально для Питера был куплен загородный дом с бассейном и старым парком у обрыва реки. Именно парк, окружавший дом, с кортом и пышной зеленью, привлек внимание родителей. Даже по тем временам дом обошелся в довольно крупную сумму и был оформлен на Бекки.
– Да, дорогая, – сказал Майкл. – Я намного старше тебя и, видимо, уйду из этого мира раньше.
Бекки не любила подобные разговоры и каждый раз выговаривала за них Майклу. Одна мысль о том, что когда-нибудь предопределения Майкла сбудутся, вгоняла ее в страх и трепет. Она не мыслила и минуты без Майкла…
В составленном Майклом завещании большая доля предназначалась Бекки, а не Питеру. Майкл полагал, что обязан обеспечить жену, которая после его смерти не должна терпеть лишений.
В новом доме, а вернее, в парке устраивались детские игры. И не без участия родителей. Любимой забавой детей был розыгрыш, вернее, театрализованное представление… Что тогда творилось в старом парке! То вдруг появлялись индейцы, в настоящих костюмах, приобретенных на фестивалях у самых настоящих индейцев. Все участники представления, включая родителей, щеголяли по парку в татуировке, набедренных повязках, в перьях и лентах, потрясая оружием. Жили в вигвамах, у костра, на котором готовилась всамделишная индейская еда… С таким же интересом играли в амишей<$FЧто жили на востоке США, сохраняя средневековый уклад>.
Заведомо ездили в их поселения, покупали там одежду и утварь. Перенимали обычаи и привычки этих удивительных людей… Фантазию будоражили прекрасные книги, после чтения которых устраивали маскарады и представления. Особенно любили разыгрывать «Волшебника Изумрудного города», «Синюю бороду» и «Приключения Шерлока Холмса». Проигрывали добросовестно, страницу за страницей. Главные заботы падали на долю Майкла и Бекки. Они уставали, но не сдавались.
Кончились игры, когда Питера отдали в закрытый пансион. Теперь родители встречались с сыном только по выходным и каникулам… Основным занятием в каникулярное время были, как и всегда, путешествия. Теперь уже по своему континенту, который, не в пример Европе и Азии, был ими недостаточно изучен.
Но Питер взрослел. С годами родители отодвигались на второй план. Их место занимали товарищи. Бекки все понимала, но легче от этого не становилось. Появилось ощущение, что обожаемый сын предает ее…
– Смирись, дорогая, – вздыхал Майкл, скрывая огорчение. – Мы должны радоваться – у нас здоровый, нормальный парень.
– Я радуюсь, – грустно соглашалась Бекки. – Но мне его не хватает.
Майкла тревожило состояние жены. Он искал истинную причину ее печали и, конечно, решил, что во всем виноват он. Это он отнял детство у шестнадцатилетнего ребенка, превратив девочку в мать. Питер вернул ей утраченную юность. Лишившись общества сына, в жизни Бекки образовалась пустота. Что может Майкл предложить взамен? Книги, спорт, друзья, искусство, наконец, – все это есть. Но детских шалостей сына, в которых подавлялся ее темперамент, с повзрослением Питера не стало.
И Майкл пришел к выводу, что Бекки, по своей энергии, ничуть не старше своего… сына. Он, Майкл, человек зрелый, а его жена, его Бекки, по сути – девчонка, нуждающаяся в современном ритме жизни.
Майкл был и оставался американцем, с деловым подходом, с присущим этой категории людей анализом событий. А раз так – прочь запрет на все современное: джаз, шоу, бурные ритмы… Все пустить в ход, развеять печаль Бекки! Начнем новую, взбалмошную жизнь!
Новая жизнь увлекла Бекки. Особенно она пристрастилась к джазу. С упоением впитывала его пронзительные ритмы, подчиняя им свое тело. Сидя на концертах джаза, она впадала в такой экстаз, что оказывалась в центре внимания всего зала. Майкла поначалу это шокировало, но потом он привык и даже сам заражался настроением жены…
В душе Бекки проснулось забытое томление. Оно все настойчивей охватывало ее, особенно по ночам. Бекки льнула к Майклу, исходя желанием, утолить которое мужу становилось все труднее. Его сердце не очень годилось для эротических страстей. Он старался это скрывать. Но врачи, наблюдавшие Майкла, предупреждали: невоздержанность может иметь для него, Майкла, серьезные последствия. Да Майкл и сам понимал, что поддаваясь страсти Бекки, его надолго не хватит. И это угнетало…
А Бекки же становилась все ненасытней! И с каждым разом удовлетворить желания жены становилось труднее…
Бекки, казалось, не замечала состояния мужа. Она обрушивала на него бурные ласки, пользуясь опытом, приобретенным в ранней молодости. Добившись своего, она безмятежно засыпала. Майкл же долго еще ворочался, пытаясь успокоить себя…
Страхи Майкла и все растущая неудовлетворенность Бекки, провели едва заметную трещинку в их добрых отношениях. Еле уловимый холодок появился между ними, и они оба, уловив его, испугались.
Бекки, вспоминая свою бурную молодость, кляла себя за распущенность. Она боялась своих дремлющих сексуальных влечений, понимая, что ей не справиться с собой…
Майкл выполнял все, предписанное врачами. Ограничил себя в спорте, чтобы не растрачивать силы. Но справиться с разбуженными желаниями тридцатилетней женщины ему становилось все труднее. Увертки и выдумки помогали все реже. Увлечение искусством уже не отвлекало Бекки, она была им переполнена.
Единственная надежда Майкла – Питер, их маленький Питер, отвлекающий Бекки от ее мыслей, так повзрослел, что окончательно отошел от родителей.
Каникулы и выходные дни Питер проводил теперь с друзьями в доме родителей, а чаще – в доме друзей. Готовясь к приезду сына, Майкл придумывал развлечения с непременным участием Бекки. «Господи, спаси меня, мой мальчик, – мысленно заклинал Майкл. – Я так люблю вас обоих – тебя и маму… Я так боюсь вас потерять!»
Но Питер и его приятели только пожимали плечами, давая понять, что они уже взрослые и не нуждаются ни в их компании, ни в старомодных развлечениях.
Майкл и Бекки смущенно ретировались, понимая всю нелепость своей затеи.
Майкл остался один на один с Бекки – стареющий Майкл с расцветшей Бекки, в которой бурлила кровь здоровой самки.
А ВОТ И АНТОНИ
На вечеринке в честь восемнадцатилетия Питера с Майклом случился первый инфаркт. От больницы он отказался и пролежал месяц дома, в окружении врача, медсестры и сиделки. Ну, конечно, и Бекки.
Когда миновал кризис, Майкл переехал в загородный дом. Великолепный тихий парк действовал на него благотворно, а Бекки предупреждала каждое желание. Она старалась отвлечь мужа от тяжких мыслей. Благодаря усердию жены Майкл окреп, стал смелее. Они совершали прогулки по парку, шутливо болтая, часто присаживаясь отдохнуть, не позволяя больному утомляться… Давно Майкл не чувствовал себя таким счастливым. Один вид жены вдохновлял его, придавал уверенность. И все, что происходило раньше, казалось дурным сном. О, Бекки, самое родное существо! Никогда Майклу не хотелось так жить, как сейчас. Чтобы видеть рядом Бекки, эту черноволосую, не стареющую красавицу. Да, да, ему казалось, что Бекки по-прежнему доверчивая, беззащитная девочка, что встретила его на пороге старого дома…
Они жили в загородном доме уединенно, почти ни с кем не встречаясь, и лишь ждали приезда сына. Питер появлялся теперь один, но оставался ненадолго. Надо было за короткое время каникул съездить к морю. Там студенты любили проводить свободное время. Питер был внимателен к отцу и заботлив. Он подолгу беседовал с Майклом, придерживаясь маминой тактики – говорить только о положительном. Бекки же не могла упустить возможность лишний раз побыть с сыном. Так они и проводили время втроем. И искренне жалели о расставании…
Через полгода Майкл окреп настолько, что можно было вернуться в Нью-Йорк. Замаячила старая привычная жизнь – театры, галереи, выставки. Правда, о вечеринках Бекки и слышать не хотела: там приходится пить.
– Ничего спиртного до конца дней своих, запомни! – была категорична Бекки. – Я не могу ослушаться врачей.
– Но я ведь могу и не пить, – хорохорился Майкл.
– А шум, духота, сигареты? – Бекки не сдавалась.
