Док сделал ладонь рупором и проорал в самое ухо Мака:
— А где Фауна с девчонками?
— Успеется, — прокричал Мак в ответ.
— Повтори, не понял!
— Успеется, придут! — И потише прибавил: — И вправду, поторопились бы, пока мы тут пожар не учинили.
— Что? — опять не понял Дож.
— Неважно, — махнул рукой Мак.
В это мгновение Уайти I, пробившись сквозь толпу к Маку, прокричал:
— Идут, Мак, идут!
Мак помчался к оркестру, взмахнул обеими руками, останавливая. Джонни пустил последнюю стрелу в контрабас, да так удачно, что вышиб один из ладов.
— Тихо! — яростно воскликнул Мак.
Музыка смолкла — на комнату обрушилась тишь. И тут для Дока началась самая фантастическая часть сна.
Нежно шепнула труба, приглушенная рукой виртуоза, и стала выводить — это сумасшествие какое- то! — «Свадебный марш» из «Лоэнгрина»; Док изумленно вслушивался, а лукавая медь уже принялась шалить с мелодией, плавно скользнула в минор, сменила ритм — и полились сладостные стоны блюза… Танцоры стояли неподвижно и походили на чучел. Док разглядел, наконец, откуда льется музыка: в углу комнаты Какахуэте Ривас, прильнув к трубе, умягчает звук влажной губкой. [После второй мировой войны в американском джазе был период эксцентричных экспериментов со звуком]
Потом в этом сне отдернули заляпанный краской занавес и в дверь въехала ведьма верхом на помеле — Фауна.
Господи, подумал Док, рассказать кому-нибудь, не поверят, подумают, что мне в психушку пора.
— У нас! сегодня! счастливое! событие! — пролаяла Фауна. Пошарила в толпе глазами. — Док, подойди сюда.
Док нерешительно двинулся к сцене.
Следом за Фауной вошли четыре девушки из «Медвежьего стяга» в ослепительных нарядах. Встали по две с каждой стороны двери, лицом друг к дружке, подняли руки с бутылками в лентах — получились воротца.
Фауна спешилась с метлы и, скинув черный балахон, оказалась в облегающем вечернем туалете из серебряной парчи. А помело у нее в руках чудесным образом превратилось в серебристую волшебную палочку, увенчанную золотой звездой. Фауна привстала на цыпочки, как будто готовилась лететь.
— Я твоя крестная фея! — крикнула она Доку. — А сейчас придет твоя невеста — Белоснежка!
В воротца из бутылок вошла преображенная Сюзи — в свадебном платье, в серебряном венце с фатой. Прелестная, юная и взволнованная. Пухлый рот чуть приоткрыт.
— Принимай свою суженую, Док! — воскликнула Фауна.
Док тряхнул головой, желая наконец проснуться. Ведь это все сон, наваждение — венец, фата, непорочность. Док вскрикнул:
— Что все это значит?
Бывает так, что два человека, стоя порознь, paзом проникают в мысли друг друга. Сюзи увидела лицо Дока — и прочла его мысли. От стыда и досады у Сюзи вспыхнула шея, густо покраснели щеки. Сюзи зажмурилась.
А Док понял страдание Сюзи, и все у него в душе перевернулось. И какой-то чужой, но знакомый голос вдруг произнес:
— Крестная фея, я принимаю… свою… суженую…
Сюзи открыла глаза и посмотрела в глаза Доку. И тут же лицо ее почерствело, во взгляде сверкнуло ожесточение, пухлые губы строптиво сжались. Сюзи сняла венец с фатой, какое-то мгновение глядела на них, потом тихонько положила на ящик из-под яблок.
Безумная труба грянула «Свадебный марш» в ритме самбы, и пошла, побежала за ней гитара.
— Слушайте, вы, доброхоты, — сказала Сюзи, перекрывая музыку. — Я согласна жить с последним бродягой в канализационном люке и быть ему хорошей женой! Согласна выйти за подлеца и ему услуживать! Но за Дока ни за что не пойду! — Сказав так, Сюзи опрометью бросилась в дверь за сценой.
Фауна устремилась следом. С этой стороны Ночлежки тропинки не было. Сюзи очертя голову сбежала с откоса, Фауна — неуклюже за ней. На узкоколейке они остановились, посмотрели друг на друга.
— Ах ты чертова зазнайка! Почему это ты за Дока не пойдешь? — свирепо выкрикнула Фауна. — Почему?
— Я его люблю, — ответила Сюзи.
29. О, ГОРЕ НАМ!..
Одна из наиболее частых реакций организма на шок — летаргия. Если после автомобильной аварии один седок корчится и стонет, а другой сидит тихо, смотрит в пространство, так и знайте: тихий пострадал гораздо сильнее. Сообщество людей также может испытать шок с последующей летаргией. Именно это приключилось с обитателями Консервного Ряда. Люди погрузились в себя; заперли двери на засовы; перестали ходить друг к другу в гостя. Всякий чувствовал себя виноватым, даже если сам был причастен к маскараду всего лишь как зритель.
Мак с ребятами остро переживали свое роковое невезение. Еще раз попытались сделать что-то доброе Доку и опять потерпели неудачу. Куда теперь деваться от презрения к себе?
Могучая Ида сделалась грозно-молчаливой. Посетители ее кафе выпивали, боясь проронить слово — так страшила их покаянная ярость, тлевшая в недрах Иды, под бугристыми мышцами.
Фауна скорбела как потерявший хозяина сеттер. На ее веку, богатом самыми фантастическими начинаниями, случались и раньше провалы, однако такая катастрофа впервые!
Даже Патрон испытывал легкие угрызения неведомого чувства. Прежде ему всегда удавалось свалять вину на обстоятельства или на неприятеля, а теперь его собственный обвиняющий перст, словно пистолет в комедии, нацелился в его собственное сердце. Чувствовать за собой непонятную вину было довольно занятно, но вместе и болезненно. Джозеф-Мария вдруг сделался доброжелателен и заботлив к окружающим — пугая людей, хорошо его знавших. Разве можно обольщаться улыбкой тигра?
Что же касается Дока, в нем происходило переустройство настолько глубокое, что и самому было невдомек. Он был словно часы, разобранные на столике часовщика — все камни, все пружинки, все маятнички отдельно,оставалось лишь снова все собрать.
У человеческого существа есть множество лекарств от душевной боли и от кручины, среди них ярость — не самое последнее. Док в пух и прах разругался с Брехуней и выпроводил его, запретив появляться впредь. Потом яростно отчитал рассыльного за то, что упало качество обслуживания (хотя на самом деле за последние десять лет оно не менялось ни в лучшую, ни в худшую сторону). Наконец он сказал кому-то, что работает и не желает видеть никого с Консервного Ряда и вообще никого не желает видеть. Док сидел над своим желтым блокнотом. Сбоку лежал ровненький ряд карандашей, заточенных Сюзи. В глазах у Дока застыли потрясение и уныние.
Сюзи была виновницей и одновременно жертвой упадка, охватившего Консервный Ряд. Не станем утверждать, что невзгоды закаляют характер,ведь часто они его разрушают. Однако если определенные черты характера, переплетенные с определенными мечтами, испытать огнем, то иногда…
Элла, официантка и хозяйка кафе «Золотой мак» в одном лице, что в десять утра, что в полночь чувствовала себя одинаково усталой. Усталость была ее естественным состоянием. Элла не только с ней мирилась, но еще и думала, что все люди живут так же. Она попросту не могла представить, как это ноги могут не болеть, спина — не ныть, и как это можно стряпать и оставаться веселой. В завтрак вид жадно жующих ртов отбивал у нее аппетит — сразу на весь день. Часов около десяти вечера поток посетителей
