И тут Толик сломался от моего блефа. Как — то вмиг обмяк, и глухо сказал:
— Что вы понимаете… Да, мы любили друг друга. Родней родного много лет с ним были, пока он не решил уйти от меня и жениться. И я не стыжусь наших отношений, слышите??? Не стыжусь!!!
Толика я с тех пор не видела. Что с ним стало — я не знаю. И боюсь спрашивать.
Козырю я все про Буйволовские планы рассказала. Я верила в его здравомыслие, и верила что он сделает как лучше. Я не хотела провоцировать войну меж городами, но я и не хотела, чтобы у нас снова сменился смотрящий. Потому что Иван — Иван меня не пожалеет.
А про самого Буйвола и его другана я ничего больше не слышала.
Я стала гораздо сильнее по Силе — ведь на моем теле отныне навсегда красуется вырезанный ножом крест. Он впитал в меня мои муки и мои заклинания — и потому благословение Христа отныне всегда со мной.
Мать из Израиловки вернулась в срок, я ее встречала. Она загорела, стала какой — то тихой и задумчивой. Цепочку с крестиком она купила.
Папенька покрестился в Иордане, чем безмерно гордится. «В этой реке Христос крестился!» — гордо оповещает он на каждом шагу и трясет сертификатом, подтверждающим это. Бумажка написана на иврите, никто ее прочесть не смог, но папеньке верят. Все знакомые алкаши зовут его уважительно Иисусом.
Ирку я отправила на курсы офис — менеджеров, когда она их закончит — ее ждет теплое место с отличной зарплатой в компании одного моего клиента.
Девчонок ее я так же устроила работать. Если дело только в том, что они пошли работать проститутками из-за финансовых проблем — то больше они не вернутся к этому. Зарплаты у них хорошие.
Серега вернулся — оказывается, я неправильно поняла Корабельникова, и Серега просто ездил к бабульке на фазенду, помогал на огороде, и слыхом не слыхивал о том, что тут творится.
А я, подчистив все концы, собралась в монастырь. Шесть загубленных душ висели надо мной.
На пороге меня поймал телефонный звонок.
— Алло! — сказала я.
— Это Игорь Петрович, — смущенно — страдальчески сказал мужской голос.
— Какой такой Игорь Петрович? — не поняла я.
— Из «Бастиона», — признался он.
И тут я его вспомнила.
— Что хочешь? — намеренно «тыкая», спросила я.
— Я вам денег заплачу, много, только снимите, что вы мне сделали, — залепетал он.
— Знаешь что, милый, — сказала я. — Подлость надо наказывать. Уж извини — но лечить тебя я не возьмусь.
— Но как же…, — лепетал он.
— А ты как же? — спокойно спросила я. — Как же ты — взял и спокойно девчонку на верную смерть отправил?
Он молчал.
— Но вы же выжили, — наконец тихо сказал он.
— Это — только моя заслуга. Я справилась. Мне никто не помог. Вот и ты справляйся сам.
В монастыре дни текли уныло и однообразно. Для меня день там прожить — мука великая. Встаешь в пять утра, весь день пашешь аки нег…тьфу, афроамериканец на плантации, многочасовые моления…
Посему я для себя определила: месяц. Месяц для меня — как для других год, и это надо было учитывать.
Еще я в монастыре встретила Веруньку. Я ее даже и не узнала сначала. Не из-за рясы и платка — у нее выражение лица было другой. Благостное и спокойное.
— Вера! — схватила я ее за рукав. — Ты, что ли?
Она обернулась ко мне и светло улыбнулась.
— Приветствую тебя, Магдалина. Какими судьбами тут?
— Грехи замаливаю, — опустила я глаза.
— И я тоже, — она задумчиво посмотрела на меня и добавила: — Хотя на самом деле думаю, что я тут останусь. Навсегда.
— Есть призвание? — понимающе спросила я.
— Есть, — медленно кивнула она. — Знаешь, я ведь в больнице той по твоему совету прочитала Евангелие, и каждое слово мне до того мудрым показалось! И там же я и покаялась. Ничего у Господа не просила — просто раскаялась в своей грешной жизни. А утром я проснулась с чистым лицом. Это ль не чудо?
Я скептично хмыкнула про себя, вспомнив, что это я же ее и отчитала, а ей сказала:
— С Богом, Вера…
Иногда мы с ней потом встречались. Нечасто — работы у обоих было много.
В тот день я, обряженная в рясу и платок, усердно полола грядки. Жара была нестерпимая, но я помнила: шесть душ. Поэтому не роптала, хваталась за любую работу.
— Да это что ж такое деется! — застонал кто — то над моей головой.
Я подняла глаза — сестра Захария усердно заламывала руки.
— А что такое? — смиренно спросила я.
— Почто ты моркву вместе с сорняками вырываешь? — строго вопросила она.
— Так я моркву и не заметила, — растерялась я.
— Голодом теперь будем зимовать, — горько подвела она итог, глядя на ту половину грядки, что я успела обработать.
— Так ведь еще много этой морквы — то, — робко указала я ей. — А тут можно фиалки посадить.
— Фиалки! — фыркнула она. — Иди уж воду носи, от тебя никакого толка.
Я послушно поднялась, взяла у сестер в трапезной ведра и пошла на водокачку во дворе.
Около ворот царила какая-то суета.
Сестра — привратница ни в какую не хотела кого-то пускать.
— Здесь женский монастырь, — кричала она, и видно было, что доказывала это она долго. Голос уже сорвался. — Мужчины не могут зайти сюда.
— Да я и не буду заходить, — терпеливо сказал крайне знакомый голос. — Дайте мне с невестой повидаться.
Я, не веря своим ушам, бросила ведра и осторожно приблизилась к воротам. Оттеснила привратницу, заглянула в узкое окошечко и неверяще прошептала:
— Дэн… а ты чего тут делаешь?
Его глаза засияли при воде меня, он осторожно обмахнул мои щеки и ласково спросил:
— Землю носом копала, что ли?
«Ты еще и выглядишь как поросенок», — скорбно заметил голос.
— Ты к кому? — снова прошептала я, совершенно не понимая, как он сюда попал.
— К тебе, — вздохнул он и неуверенно посмотрел на меня. — Ты меня совсем бросила? Или у меня есть надежда?
— Но ты же привороженный!!! — закричала я. — Ты письмо читал??? Я тебя им отворожила!!!
— Дурочка ты, — как-то очень ласково сказал он. — Приворожила-отворожила… Родная ты мне.
— А Ленка? — несчастным голосом спросила я.
— А что Ленка? — не понял он. — Я же при тебе с ней развелся!
— Но ведь ребенок, которого она носит — твой! — чеканя каждое слово, сказала я.
— С чего ты решила?
— Так это была Буйволова интрига, я ж тебе написала! Ты читал письмо???
— Читал, не кричи, — он наклонился и быстро чмокнул меня в носик. — Все правда. Ребенок от Сереги, он мне сам это сказал. И когда он сказал Ленке, что женится на ней, она сразу успокоилась.