Слышно было, что у него шумно. Музыка, нетрезвые выкрики. У моего любимого парня сегодня свадьба, знаменательное событие.
А у меня похороны.
— Как кто? Алёна это, н-не узнал, что ли?
На миг у него явственно пропал дар речи, наступила гнетущая тишина. Я чувствовала его ужас, чувствовала, как на миг его сердце дало сбой — и бессознательно прижала трубку сильнее, впитывая его страх.
— К-козленочек мой, ку-ку, — ласково позвала я.
— Ну и шуточки у вас, — выдохнул он и бросил трубку.
Я удовлетворенно улыбнулась.
Узнал ты меня, милый, ох как узнал… Хоть и косноязычна теперь моя речь, но голос все тот же.
Отряхнув платье и вычесав руками из волос комочки земли, я направилась ко входу на кладбище. С неудовольствием отметила, что у меня походка как у пьяного матроса. И туфли немилосердно жали, и ноги сгибались с трудом.
Едва я сунулась в ворота, как кожу тут же немилосердно ожгло, я отскочила и зашипела разъяренной кошкой. Села на корточки, тщательно облизнула раздвоенным язычком обожженную руку, кляня себя за забывчивость: на кладбище земля освященная, и мне туда ходу нет.
Крадучись, я добралась вдоль ограды до того угла, где спал пьянчужка. Посмотрела на него и позвала:
— Иди сюд-да.
Ветер отнес мой шепот к нему, влил в его уши, и он встрепенулся, с трудом поднял кудлатую голову.
— Ид-ди сюда, — снова прошептала я, досадуя на то, как трудно мне дается речь.
— Зачем? — хрипло отозвался он, недоуменно смотря на меня.
Нежно улыбаясь, я расстегнула верхнюю пуговицу. Потом вторую, третью — ах, а про бюстгальтер- то Олеся и не вспомнила…
— Ид-ди-и сюд-да…
— Слышь, девка, замерзнешь ведь, — забеспокоился бомж. — Вон уж, заикаться начала.
— А т-ты под-дойди и согрей, — ласково предложила я, раздвигая в стороны ткань.
— Да что я, баб не видел? — отозвался он, равнодушно глядя на меня. — Ты б мне бутылку показала — мигом бы прибежал.
— Вот т-так Россия и вырождается, — горько сказала я, застегивая пуговички.
Бомж уронил голову на лавочку и блаженно захрапел, не зная, что только что чудом остался жив.
На миг я прикрыла глаза, лелея свою злобу к нему. Никчемный человечишко, да будь я жива — я бы на тебя и не посмотрела. И пусть он меня интересовал исключительно с гастрономической целью — все равно было неприятно чувствовать себя отвергнутой.
«Еще встретимся», — мысленно пообещала я ему и пошла прочь от кладбища.
Ноги все так же шли с некоторым трудом, трупное окоченение давало о себе знать, но я не беспокоилась — ночь длинна. До рассвета я успею навестить любимого, ведь не могу же я пропустить такое событие — его свадьбу. Такое у большинства людей бывает всего раз в жизни.
Как и похороны.
Фотография Андрея в моем гробу даже на расстоянии питала горечью и болью, придавая силы.
Мне не надо было смотреть на нее, чтобы вспомнить, как он выглядел. Ничего особенного на первый взгляд — русые волосы, правильные, но какие-то незапоминающиеся черты лица. Средний рост, намечающееся брюшко, старше меня на три года. Однако в нашем банке все девицы вздыхали по нему. «Андрей Крылов — это нечто», — задумчиво поведала мне Светка-бухгалтерша в первый же мой рабочий день. Я лишь скептично хмыкнула. У меня за плечами — титул «Мисс Университет» и «Мисс Тюмень», поклонников столько, что глаза разбегаются. Разумеется, власть и богатство манят, и только потому Андрей Крылов в банке своего отца — первый парень на деревне. Так я думала тогда, потому что никогда не любила мажориков.
А через неделю он заглянул в наш филиал. Я помню, как подняла голову от монитора и натолкнулась на его изумленный взгляд. Помню, что сразу поняла, что это и есть Андрей Крылов — такая от него харизма исходила, что сразу вспомнилась Светкина характеристика. Да, он действительно был особенным.
Он влюбился в меня с первого взгляда, он оплел меня собой, словно корнями — ну разве я могла сопротивляться такому напору? Мое самолюбие купалось в лучах его обожания, и это было чертовски приятно — что меня настолько любят и добиваются.
Идиллия длилась полгода, и этого хватило, чтобы он пророс в моем сердце, заполнил мои мысли и стал не то что любимым — бесконечно родным. Он стал даже поговаривать о свадьбе, но я и так понимала, что это неизбежно и то, что я его невеста и будущая жена.
Все было настолько стабильно, что я не поверила ушам, когда он однажды пришел с работы, взял мои руки в свои и сказал: «Алена, я полюбил другую. Извини». Я не заплакала — я рассмеялась, настолько это нелепо звучало. Я еще не знала, что с этого момента моя жизнь превратится в ад.
Сердце-оно глупое. Андрей меня разлюбил, а я не смогла. И я звонила ему, унижалась, ждала у подъезда. Все понимала, но выбора у меня не было — без него мне просто жизнь была не мила.
Олеська злилась. Кричала, что у меня таких Андреев куча будет — только пальчиком помани. А я лишь печально улыбалась — что она понимает? Любовь — она в жизни одна…
Три дня назад она пришла и злорадно сообщила, что женится мой ненаглядный, свадьба в пятницу. Я недоверчиво посмотрела на нее и позвонила Андрею.
«Что ты ко мне привязалась?» — как обычно орал он.
«Я тебя люблю», — спокойно отвечала я.
«Так разлюби, черт бы тебя побрал!!!»
«Любовь — она в жизни одна, — изрекала я, — скажи, ты правда женишься?»
«Да», — сухо ответил он, и у меня в сердце что-то оборвалось.
«Андрюшенька, любимый, не делай этого, пожалуйста, я ведь без тебя жить не могу…», — забыв о достоинстве, я скулила как побитая собачонка, обезумев от боли.
Свадьба — это все, конец всем надеждам. Это приговор.
«Знаешь, это твои проблемы», — грубо ответил он и бросил трубку.
«Надеюсь, теперь ты одумаешься», — зло сказала мне Олеська, попрощалась и пошла к себе домой.
Я закрыла за ней дверь, подошла к зеркалу и внимательно всмотрелась в отражение. Отстраненным взглядом я глядела на точеные черты лица, перебирала руками длиннющие бледно-золотые волосы — красиво, как же красиво… Мне часто говорили, что я похожа на сказочную принцессу. Это был не приступ нарциссизма — всего лишь практические сожаления о том, что такая красота — и никому не достанется. Наверняка есть на свете кто-то, кто меня бы любил всю жизнь и лелеял, только вот проблема — у меня сердце истекает кровью. У меня травмы, несовместимые с жизнью.
Оторвавшись от зеркала, я порылась в бабулиной аптечке, Царствие ей небесное. Она у меня сердечница была, и потому я надеялась найти нечто подходящее и для моего бедного сердца. Клофелин, нозепам — отличный выбор! Посмотрела на свет — пузырьки темно-коричневого стекла были наполовину полны. Мне хватит.
Я делала это не по глупости. Мой ум не затмевала истерика и обида. Было очень четкое осознание, что из моего сердца вырвали с мясом что-то очень важное, приросшее, родное. И что с такими травмами — не живут. Потому что боль, что разлилась тогда в моей душе — перенести было невозможно.
«За твою свадебку, любимый», — нежно улыбнулась я и выпила горсть таблеток. Запила прямо из- под крана, расчесала волосы и легла спать.
А когда я слегка проснулась — Олеська с опухшими от слез глазами засовывала мне в гроб фотографию Андрея.
