ближайшее время будут переправлены на базу.
- Однако… - с растерянным видом начал Вандерхузе.
- Я займусь этим завтра, - прервал его Комов. - Сам.
- Может быть, следовало бы похоронить их здесь? - негромко сказала Майка.
- Не возражаю, - сейчас же сказал Комов. - Но, как правило, в таких случаях останки пересылаются на Землю… что? - повернулся он к Вандерхузе.
Вандерхузе, открывший было рот, помотал головой и сказал:
- Ничего.
- Короче говоря, - сказал Комов, - этот вопрос из заключения я предлагаю выбросить. Согласны, Яков?
- Пожалуй, - сказал Вандерхузе. - А ты, Майка?
Майка колебалась, и я понял ее. Как-то все это происходило слишком по-деловому. Правда, я не знаю, как это должно происходить, но, по-моему, такие вопросы нельзя решать голосованием.
- Прекрасно, - произнес Комов как ни в чем не бывало. - Теперь относительно причин и обстоятельств смерти пилотов. Акт о вскрытии и фотоматериалы меня вполне удовлетворяют, а формулировку я предлагаю такую: «Положение трупов свидетельствует о том, что смерть пилотов наступила вследствие удара корабля о поверхность планеты. Мужчина погиб раньше женщины, успев только стереть бортжурнал. Выбраться из кресла пилота он был уже не в состоянии. Женщина, напротив, была жива еще некоторое время и пыталась покинуть корабль. Смерть застигла ее уже в кессонной камере». Ну, а дальше - по вашему тексту.
- Гм… - сказал Вандерхузе с большим сомнением. - Не слишком ли все это категорично, как вы полагаете, Геннадий? Ведь если придерживаться того самого акта о вскрытии, против которого вы не возражаете, бедняжка была просто не в состоянии доползти до кессона.
- Тем не менее она оказалась там, - холодно произнес Комов.
- Но ведь именно это обстоятельство… - проникновенно начал Вандерхузе, прижимая руки к груди.
- Слушайте, Яков, - сказал Комов. - Никто не знает, на что способен человек в критических условиях. И особенно женщина. Вспомните историю Марты Пристли. Вспомните историю Колесниченко. И вспомните вообще историю, Яков.
Наступило молчание. Вандерхузе сидел с несчастным видом и безжалостно таскал себя за бакенбарды.
- А меня как раз не удивляет, что она оказалась в кессоне, - подала голос Майка. - Я другого не понимаю. Почему он стер бортжурнал? Ведь был же удар, человек умирает…
- Ну, это как раз… - неуверенно проговорил Вандерхузе. - Это может быть. Агония, шарил руками по пульту, зацепил ключ…
- Вопрос о бортжурнале, - сказал Комов, - вынесен в раздел фактов особого назначения. Лично я думаю, что эта загадка никогда не будет разрешена… Если, впрочем, это загадка, а не случайное стечение обстоятельств. Продолжаем, - он быстро перебрал разбросанные перед ним листки. - Собственно, у меня, пожалуй, больше нет замечаний. Земная микрофлора и микрофауна, по-видимому, погибла, следов ее, во всяком случае, нет… Так… Личные бумаги. Разбирать их - дело не наше, кроме того, они в таком состоянии, что мы можем только напортить. Завтра я их законсервирую и привезу сюда… Да! Попов, тут есть кое-что по вашей части. Вам известно кибернетическое оборудование кораблей типа «Пеликан»?
- Да, конечно, - сказал я, поспешно отодвигая тарелку.
- Будьте добры, - он перебросил мне листок бумаги, - вот опись всех обнаруженных кибермеханизмов. Проверьте, все ли на месте.
Я взял опись. Все выжидательно глядели на меня.
- Да, - проговорил я, - пожалуй, все на месте. Даже инициаторные разведчики на месте, обычно их всегда некомплект… А вот этого я не понимаю. Что такое: «Ремонтный робот, переоборудованный в шьющее устройство»?
- Яков, объясните, - распорядился Комов.
Вандерхузе задрал голову и выпятил челюсть.
- Понимаешь ли, Стась, - как бы в задумчивости произнес он. - Трудно тут что-либо объяснить. Просто ремонтный кибер, превращенный в шьющее устройство. В устройство, которое шьет, понимаешь? У кого-то из них, видимо у женщины, было несколько необычное хобби.
- Ага, - сказал я, удивившись. - Но это точно - ремонтный кибер?
- Несомненно, - уверенно сказал Вандерхузе.
- Тогда здесь полный комплект, - сказал я, возвращая Комову опись. - Просто на редкость полный. Наверное, они ни разу не высаживались на тяжелых планетах.
- Спасибо, - сказал Комов. - Когда будет готов чистовик заключения, я попрошу вас подписать раздел об утечке выжившей кибертехники.
- Но ведь утечки нет, - возразил я.
Комов не обратил на меня внимания, а Вандерхузе объяснил:
- Это просто название раздела: «Утечка выжившей кибертехники». Ты подпишешь, что утечки нет.
- Так… - проговорил Комов, собирая в пачку разбросанные листы. - Теперь я очень прошу вас, Яков, привести все это в окончательный порядок, мы подпишемся, и уже сегодня можно будет радировать. А теперь, если ни у кого нет дополнительных соображений, я пойду.
Дополнительных соображений не было, и он ушел. Вандерхузе с тяжким вздохом поднялся, взвесил на ладони пачку листов заключения, посмотрел на нас, откинув голову, и тоже удалился.
- Вандер явно недоволен, - заметил я, накладывая на тарелку жаркое.
- Я тоже недовольна, - сказала Майка. - Как-то недостойно все это получилось. Я не умею объяснить, может быть, это я по-детски, наивно… Но должно же быть… должна же быть минута молчания какая-то… А тут - раз-два, завертели-закрутили колесо: положение останков, утечка кибертехники, топографические параметры… Тьфу! Как будто в школе на практических занятиях…
Я был полностью с нею согласен.
- Ведь Комов никому рта не дает раскрыть! - продолжала она со злостью. - Все ему ясно, все ему очевидно, а на самом деле не так все это ясно. И с метеоритом неясно, и особенно с этим бортжурналом. И не верю я, что ему все ясно! По-моему, у него что-то на уме, и Вандер это тоже понимает, только не знает, как его зацепить… А может быть, считает, что это несущественно…
- Может быть, это и в самом деле несущественно… - пробормотал я неуверенно.
- А я и не говорю, что существенно! - возразила Майка. - Мне просто не нравится, как Комов себя ведет. Не понимаю я его. И вообще он мне не нравится! Мне о нем все уши прожужжали, а я теперь хожу и считаю дни, сколько мне с ним работать осталось… В жизни больше никогда с ним работать не буду!
- Ну, не так уж много и осталось, - примирительно сказал я. - Всего-то еще дней двадцать…
На том мы и расстались. Майка пошла приводить в порядок свои измерения и квартирьерские кроки, а я отправился в рубку, где меня ожидал маленький сюрприз: Том сообщал, что закладка фундамента закончена, и предлагал принять работу. Я накинул доху и побежал на стройплощадку.
Солнце уже зашло, сумерки сгустились. Странные здесь сумерки - темно-фиолетовые, как разведенные чернила. Луны нет, зато в изобилии северное сияние, да еще какое! Гигантские полотнища радужного света бесшумно развеваются над черным океаном, сворачиваются и разворачиваются, трепещут и вздрагивают, словно под ветром, переливаются белым, зеленым, розовым и вдруг мгновенно гаснут, оставив в глазах смутные цветные пятна, а потом вновь возникают, и тогда исчезают звезды, исчезают сумерки, все вокруг окрашивается в неестественные, но чистейшие цвета - туман над болотом становится красно-синим, айсберг вдали мерцает, как глыба янтаря, а по пляжу стремительно несутся зеленоватые тени.
Яростно растирая мерзнущие щеки и нос, я осматривал в этом чудном свете готовые фундаменты. Том, неотступно следовавший за мной по пятам, услужливо сообщал необходимые цифры, а когда сияние гасло - не менее услужливо включал прожекторы. И было как всегда мертвенно тихо, только похрустывал у меня под каблуками смерзшийся песок. Потом я услышал голоса: Майка и Вандерхузе вышли подышать
