Он оглядел всех и снова уставился на кастрюльки. Михаил Антонович тяжело со свистом дышал, навалившись грудью на стол. Лицо у него было багровое, отекшее.
– Я,– несмело сказал Моллар.
– А в чем дело?– спросил Дауге.
Голоса у всех были сиплые. Все говорили с трудом, едва выталкивая из себя слова. Моллар криво улыбнулся и лег на диван лицом вверх. Ему было плохо. «Тахмасиб» больше не падал, и тяжесть становилась непереносимой. Быков посмотрел на Моллара.
– Этот обед вас убьет,– сказал он.– Съедите этот обед и больше не встанете. Он вас раздавит, вы понимаете?
– О черт,– сказал Дауге с досадой.– Я забыл о тяжести.
Моллар лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Челюсть у него отвисла.
– Съедим бульону,– сказал Быков.– И все. Больше ни кусочка.– Он поглядел на Михаила Антоновича и оскалил зубы в нерадостной усмешке.– Ни кусочка,– повторил он.
Юрковский взял половник и стал разливать бульон по тарелкам.
– Тяжелый обед,– сказал он.
– Вкусно пахнет,– сказал Михаил Антонович.– Может быть, дольешь мне еще чуть-чуть, Володенька?
– Хватит,– жестко сказал Быков. Он медленно хлебал бульон, по-детски зажав ложку в кулаке, измазанном графитовой смазкой.
Все молча стали есть. Моллар с трудом приподнялся и снова лег.
– Не могу,– сказал он.– Простите меня, не могу.
Быков положил ложку и встал.
– Рекомендую всем пассажирам лечь в амортизаторы,– сказал он. Дауге отрицательно покачал головой.– Как угодно. Но Моллара уложите в амортизатор непременно.
– Хорошо,– сказал Юрковский.
Дауге взял тарелку, сел на диван рядом с Молларом и принялся кормить его с ложки, как больного. Моллар громко глотал, не открывая глаз.
– А где Иван?– спросил Юрковский.
– На вахте,– ответил Быков. Он взял кастрюлю с остатками супа и пошел к люку, тяжело ступая на прямых ногах. Юрковский, поджав губы, глядел в его согнутую спину.
– Все, мальчики,– сказал Михаил Антонович жалким голосом.– Начинаю худеть. Так все-таки нельзя. Я сейчас вешу двести с лишним кило, подумать страшно. И будет еще хуже. Мы все еще падаем немножко.
Он откинулся на спинку кресла и сложил на животе отекающие руки. Затем поворочался немного, положил руки на подлокотники и почти мгновенно заснул.
– Спит, толстяк,– сказал Дауге, оглянувшись на него.– Корабль затонул, а штурман заснул. Ну, еще ложечку, Шарль. За папу. Вот так. А теперь за маму.
– Нье могу, простите,– пролепетал Моллар.– Нье могу. Я льягу.– Он лег и начал неразборчиво бормотать по-французски.
Дауге поставил тарелку на стол.
– Михаил,– позвал он громко.– Миша.
Михаил Антонович раскатисто храпел.
– С-сейчас я его ра-азбужу,– сказал Юрковский.– Михаил,– сказал он вкрадчивым голосом.– М- мидии. М-мидии. Со специями.
Михаил Антонович вздрогнул и проснулся.
– Что?– пробормотал он.– Что?
– Нечистая с-совесть,– сказал Юрковский.
Дауге поглядел на штурмана в упор.
– Что вы там делаете в рубке?– сказал он.
Михаил Антонович поморгал красными веками, потом заерзал на кресле, едва слышно сказал: «ах, я совсем забыл...»– И попытался подняться.
– Сиди,– сказал Дауге.
– Т-так что вы там д-делаете?
– И на кой бес?
– Ничего особенного,– сказал Михаил Антонович и оглянулся на люк в рубку.– Право, ничего, мальчики. Так только...
– М-миша,– сказал Юрковский.– М-мы же видим, что он что-то з-задумал.
– Говори, толстяк,– сказал Дауге свирепо.
Штурман снова попытался подняться.
– С-сиди,– сказал Юрковский безжалостно.– Мидии. Со специями. Говори.
Михаил Антонович стал красен как мак.
– Мы не дети,– сказал Дауге.– Нам уже приходилось умирать. Какого беса вы там секретничаете?
– Есть шанс,– едва слышно пробормотал штурман.
– Шанс всегда есть,– возразил Дауге.– Конкретнее.
– Ничтожный шанс,– сказал Михаил Антонович.– Право, мне пора, мальчики.
– Что они делают?– спросил Дауге.– Чем они заняты, Лешка и Иван?
Михаил Антонович с тоской поглядел на люк в рубку.
– Он не хочет вам говорить,– прошептал он.– Он не хочет вас зря обнадеживать. Алексей надеется выбраться. Они там перестраивают систему магнитных ловушек... И отстаньте от меня, пожалуйста!– Закричал он тонким пронзительным голосом, кое-как встал и заковылял в рубку.
– Мон диеу,– тихо сказал Моллар и снова лег навзничь.– А, все это ерунда, барахтанье,– сказал Дауге.– Конечно, Быков не способен сидеть спокойно, когда костлявая берет нас за горло. Пошли. Пойдемте, Шарль, мы уложим вас в амортизатор. Приказ капитана.
Они взяли Моллара под руки с двух сторон, подняли и повели в коридор. Голова Моллара болталась.
– Мон диеу,– бормотал он.– Простите. Я есть весьма плехой межпланетникь. Я есть только всего радиооптикь.
Это было очень трудно – идти самим и тащить Моллара, но он все-таки добрались до его каюты и уложили радиооптика в амортизатор. Он лежал в длинном, не по росту, ящике, маленький, жалкий, задыхающийся, с посиневшим лицом.
– Сейчас вам станет хорошо, Шарль,– сказал Дауге.
Юрковский молча кивнул и сейчас же сморщился от боли в позвоночнике.
– П-полежите, отдох-охните,– сказал он.
– Хороше-о, – сказал Моллар.– Спасибо, товарищи.
Дауге задвинул крышку и постучал. Моллар постучал в ответ.
– Ну, хорошо,– сказал Дауге.– Теперь бы нам костюмы для перегрузок...
Юрковский пошел к выходу. На корабле было только три костюма для перегрузок – костюмы экипажа. Пассажирам при перегрузках полагалось лежать в амортизаторах.
Они обошли все каюты и собрали все одеяла и подушки. В обсерваторном отсеке они долго устраивались у перескопов, обкладывали себя мягким со всех сторон, а потом легли и некоторое время молчали, отдыхая. Дышать было трудно. Казалось, на грудь давит многопудовая гиря.
– П-помню, на курсах нам давали с-сильные перегрузки,– сказал Юрковский.– П-пришлось сбрасывать в-вес.
– Да,– сказал Дауге.– Я совсем забыл. Что это за чепуха про мидии со специями?
– В-вкусная вещь, правда?– сказал Юрковский.– Наш штурман в-вез тайком от к-капитана н- несколько банок, и они взорвались у него в ч-чемодане.
– Ну?– сказал Дауге.– Опять? Ну и лакомка. Ну и контрабандист! Его счастье, что Быкову сейчас не до этого.
