видел, потому что она нападает только ночью. Интересно, что она такое. У Хлебникова было разорвано правое легкое, пришлось ставить ему искусственное легкое и два ребра. Судя по ране, у нее необычайно сложный ротовой аппарат. По крайней мере восемь челюстей с режущими пластинками, острыми как бритва. Хлебников помнит только длинное блестящее тело с гладким волосом. Она прыгнула на него из-за бархана шагах в тридцати… - Мандель быстро огляделся по сторонам. - Вот бы мы сейчас шли вдвоем… - подумал он. - Интересно, умеет Новаго стрелять? Наверное, умеет, ведь он долго работал в тайге с геологами. Он хорошо это придумал - центрифуга. Семь-восемь часов в сутки нормальной тяжести для мальчишки будет вполне достаточно. Хотя почему - для мальчишки? А если будет девочка? Еще лучше, девочки легче переносят отклонения от нормы…»
Долина с солончаками осталась позади. Справа потянулись длинные узкие траншеи, пирамидальные кучи песка. В одной из траншей, уныло опустив ковш, стоял экскаватор.
«Экскаватор надо увести, - подумал Опанасенко. - Что он здесь зря болтается? Скоро бури начнутся. На обратном пути, пожалуй, и уведу. Жаль, что он такой тихоходный, - по дюнам не более километра в час. А то было бы славно. Ноги гудят. Сегодня сделали с Морганом километров пятьдесят. В лагере будут беспокоиться. Ничего, с биостанции дадим радиограмму. Как там еще на биостанции будет! Бедный Славин. Но это все-таки здорово - на Марсе будет малыш! Значит, будут люди, которые когда-нибудь скажут: 'Я родился на Марсе'. Только бы не опоздать. - Опанасенко пошел быстрее. - А доктора каковы! - подумал он. - Воистину, докторам закон не писан. Хорошо, что мы их встретили. На Базе, видимо, плохо понимают, что такое пустыня ночью. Хорошо бы ввести патруль, а еще лучше - облаву. На всех краулерах и вездеходах Базы».
Гэмфри Морган, погруженный в мертвую тишину, шагал, положив руки на карабин, и все время глядел вправо. Он думал о том, что в лагере, кроме дежурного, обеспокоенного их отсутствием, все уже, наверное, спят; что завтра нужно перевести группу в квадрат Е-11; что теперь придется пять вечеров подряд чистить «Федорз ган»; что придется еще чинить слуховое устройство. Затем он подумал, что врачи молодцы и смельчаки и что Ирина Славина тоже молодец и смельчак. Затем он вспомнил Галю, радистку на Базе, и с сожалением подумал, что при встречах она всегда спрашивает его о Хасэгава. Японец - превосходный товарищ, но в последнее время он тоже зачастил на Базу. Правда, трудно спорить - Хасэгава умен. Это он первый подал мысль о том, что охота на «летающую пиявку» («сора-тобу хиру») может иметь прямое отношение к задачам Следопытов, потому что может навести людей на след марсианских двуногих… О эти двуногие… Соорудить два гигантских сателлита и не оставить больше ничего…
Опанасенко вдруг остановился и поднял руку. Все остановились, а Гэмфри Морган вскинул карабин и круто развернулся вправо.
- Что случилось? - спросил Новаго, стараясь говорить спокойно. Ему очень хотелось вытащить пистолет, но он постеснялся.
- Она здесь, - негромко сказал Опанасенко. Он помахал рукой Моргану.
Тот подошел, и они наклонились, всматриваясь в песок. В плотном песке виднелась неглубокая широкая колея, как будто здесь протащили мешок с чем-то тяжелым. Колея начиналась в пяти шагах справа и кончалась в пятнадцати шагах слева.
- Вот и все, - сказал Опанасенко. - Она нас выследила и идет за нами.
Он перешагнул через колею, и они пошли дальше. Новаго заметил, что Мандель снова переложил саквояж в левую руку, а правую сунул в карман дохи. Новаго усмехнулся, но ему было нехорошо. Он испытывал страх.
- Что ж, - сказал Мандель неестественно веселым голосом, - раз она нас уже выследила, давайте разговаривать.
- Давайте, - сказал Опанасенко. - А когда она прыгнет, падайте лицом вниз.
- Зачем? - оскорбленно спросил Мандель.
- Лежачего она не трогает, - пояснил Опанасенко.
- Ах да, правда.
- Остается пустяк, - проворчал Новаго. - Узнать, когда она прыгнет.
- А вы это заметите, - сказал Опанасенко. - Мы начнем палить.
- Интересно, - сказал Мандель. - Нападает она на мимикродонов? Когда они стоят столбиком, знаете? На хвосте и на задних лапах… Да! - воскликнул он. - Может быть, она принимает нас за мимикродонов?
- Мимикродонов не стоит выслеживать и нападать на них именно справа, - сказал Опанасенко немного раздраженно. - К ним можно просто подойти и есть - с хвоста или с головы, как угодно.
Через четверть часа они снова пересекли колею и еще через десять минут другую. Мандель замолчал. Теперь он не вынимал правую руку из кармана.
- Минут через пять она прыгнет, - напряженным голосом сказал Опанасенко. - Теперь она справа от нас.
- Интересно, - тихонько сказал Мандель. - Если идти спиной вперед, она тоже прыгнет справа?
- Да помолчите же, Лазарь Григорьевич, - сказал сквозь зубы Новаго.
Она прыгнула через три минуты. Первым выстрелил Морган. У Новаго зазвенело в ушах; он увидел двойную вспышку выстрела, прямые, как лучи, следы двух трасс и белые звезды разрывов на гребне бархана. Секундой позже выстрелил Опанасенко. Бах-бах, бах-ба-бах! - гремели выстрелы карабинов, и было слышно, как пули с тупым треском рвутся в песке. На мгновение Новаго показалось, что он увидел оскаленную морду с выпученными глазами, но звезды разрывов и трассы уже сместились далеко в сторону, и он понял, что ошибся. Что-то длинное и серое стремительно пронеслось невысоко над барханами, пересекая гаснущие нити трасс, и только тогда Новаго бросился животом в песок. Тах, тах, тах! - Мандель стоял на одном колене и, держа пистолет в вытянутой руке, торопливо опустошал обойму куда-то в промежуток между Морганом и Опанасенко. Бах-ба-бах, бах-ба-бах! - гремели карабины. Теперь Следопыты стреляли по очереди. Новаго увидел, как длинный Морган на четвереньках вскарабкался на бархан, упал, и плечи его затряслись от выстрелов. Опанасенко стрелял с колена, и белые вспышки раз за разом озаряли огромные черные очки и черный намордник кислородной маски.
Затем наступила тишина.
- Отбили, - сказал Опанасенко, поднимаясь и отряхивая песок с колен. - Вот так всегда: если вовремя открыть огонь, она прыгает в сторону и удирает.
- Я попал в нее один раз, - громко сказал Гэмфри Морган. Было слышно, как он со звоном вытащил пустую обойму.
- Ты разглядел ее? - спросил Опанасенко. - Да, он же не слышит.
Новаго, кряхтя, поднялся и посмотрел на Манделя. Мандель, завернув полу дохи, втискивал пистолет в кобуру. Новаго сказал:
- Ну знаете, Лазарь Григорьевич…
Мандель виновато покашлял.
- Я, кажется, не попал, - сказал он. - Она передвигается с исключительной быстротой.
- Оч-чень рад, что вы не попали, - с сердцем сказал Новаго. - Здесь было много мишеней!
- Но вы видели ее, Петр Алексеевич? - спросил Мандель. Он нервно потирал руки в меховых перчатках. - Вы разглядели ее?
- Серая и длинная, как щука.
- И у нее нет конечностей! - возбужденно сказал Мандель. - Я совершенно отчетливо видел, что у нее нет конечностей! И, по-моему, у нее нет глаз!
Следопыты подошли к врачам.
- В такой кутерьме, - сказал Опанасенко, - очень легко перечислить, чего у нее нет. Гораздо труднее сказать, что у нее есть. - Он засмеялся. - Ну ладно, товарищи. Самое главное - нападение мы отбили.
- Я пойду поищу тело, - неожиданно сказал Морган. - Я попал один раз.
Опанасенко повернулся к нему.
- Что ты сказал, Федор? - спросил Морган.
- Ни в коем случае, - сказал Новаго.
