Карнавал разрушения

дедом. — Если не мы, то кто же? — проговорил он. — И, если не сейчас, то когда?

— Кто это, конкретно, «мы»? — спросила Нелл.

— Мы все, — туманно ответил он. — Ангелы и люди. Теперь никто не остался в стороне, никто не спрятался. Надеюсь, у нас есть силы, чтобы пройти все от начала до конца — но это необязательно поможет, разве что мы сможем рассчитать результат, которого нужно достичь — и какое из начал должно развернуться, чтобы создать его.

— Вы — ангел, которого мой отец называл Баст? — с любопытством спросила Нелл, удивляясь, почему у него совсем другое лицо.

— Нет, — откровенно отвечал Аид. — Я показался Анатолю Домье в образе Жанны Д’Арк, но образ Аида более уместен, и не только для тебя. Я достаточно хорошо знаю твоего отца и вервольфов, хотя они и не подозревают, что встречались со мной. Я наблюдал за миром людей еще до Махалалела. Можно сказать, что человечество — мое открытие.

— Но не ваше творение?

Аид пожал плечами — на сей раз так, как делал ее отец, пытаясь разыграть ложную скромность. — Не совсем, — проронил он. — Но, будь у меня им, думаю, в честь меня назвали бы многое.

«Это мой собственный ум создает идеи и образы, — напомнила себе Нелл. — На самом деле я сплю и вижу сон, пусть все и выглядит, как настоящее. Мне пришлось добавить цветистых образов, чтобы украсить картину, но в действительности я сейчас лицом к лицу с ангелом. Как бы позавидовал мне дед!» И сейчас же ее одолело беспокойство: сумеет ли она воспользоваться ситуацией с таким же преимуществом, как это удалось бы сэру Эдварду Таллентайру?

— Это отдаленное место, где можно переждать войну, — сказала она. — А не могли бы вы создать что-нибудь, менее занудное?

— Человеческое воображение — наш единственный источник для создания подобных мест, — объяснил ей Аид. — Раз оно тебе не по вкусу, можешь обвинить в этом предков.

— Они представляли себе Рай так же хорошо, как и Ад.

— Увы, не слишком отчетливо. Это часть проблемы. Но здесь не Ад — просто место за пределами жизни.

— Но все равно неуютное, — заметила Нелл. — Разве вам оно не кажется утомительным и лишенным духа?

— Утомительность — не есть то, от чего мы страдаем, — отвечал он. — Наша природа не позволяет нам осознавать, ничего не делая. Мы способны к осознанию, лишь когда действуем, и даже тогда… всегда проще действовать неосознанно, и даже отказываясь действовать, мы отказываемся сознавать даже наше собственное существование. Память — проблема всех существ, подобных нам. Мы легко забываем и редко останавливаемся, чтобы вспомнить что-то, воссоздать. Тот факт, что люди способны испытывать утомление — замечательная тайна для нас. Вы живете так недолго, что для нас — настоящая загадка понять: как вы вообще успеваете ощутить давление времени. Ты и представления не имеешь, до какой степени нам приходится концентрироваться, чтобы проникнуть в ваши жизни и ваши мысли.

Нелл огляделась. Двое полу-ангелов уже ушли по своим делам. Вдалеке виднелись другие тени, но они даже не делали попыток приблизиться к двум тронам. Окружающая местность показалась ей жалкой, охваченной запустением. Интересно, как она выглядит для тех, кому неизвестны понятия убогости и запустения. — Чувствуют ли ангелы себя когда-нибудь одиноко? — спросила она.

— Никогда, — лаконично ответил он — но после минутного раздумья добавил: — или почти всегда. У материальных организмов есть выбор, которого нет у нас. Вы можете отгородиться от компании себе подобных при помощи стен или просто расстояний. В нашем мире нет ни стен, ни расстояний… Манера, с которой мы отделяемся друг от друга, совершенно непохожа на человеческую. В каком-то смысле мы никогда не разделяемся. В другом смысле, мы не способны соединиться.

— Однажды, в очень циничную минуту мой дед сказал мне: ад означает оказаться навечно запертым в маленькой комнатке со всеми людьми, кого ты когда-либо любил.

— В этом случае комната необязательно должна быть маленькой, — сумрачно поправил ее Аид.

— Полагаю, чувством красоты вы тоже не обладаете, — проговорила она, рассматривая уродливые троны при тусклом свете.

— Это совершенно разные вещи, — не согласился он. — Красоту мы понимаем, и даже слишком хорошо. — Он снова принял загадочный вид. Нелл начало казаться, что теперь он хочет подвести черту в разговоре. Может быть, он не понимает, что такое утомление, но понимает срочность и необходимость. Прежде чем она задала еще вопрос, он произнес: — Как ты думаешь, сумеешь ты сыграть свою роль в этом спектакле, Нелл? Ты должна участвовать по своей воле, иначе ничего не получится. Тебе решать — действовать или отказаться.

— А в чем, конкретно, состоит моя роль? — спросила она.

— Ты послужишь своего рода якорем, — объяснил Аид. — Мы должны собрать информацию из разных источников — из разных миров — и это весьма поможет, если удастся сформировать фокусирующую точку . Вот что это за место, и вот кто мы такие — ты и я. Все так же просто, как я изложил. Ты готова это сделать?

— Сделаю все, что от меня зависит, — храбро произнесла она. — В конце концов, что еще мне остается, кроме как гнить в могиле? — Она старалась не дать Хозяину Подземного мира понять, какую жертву она приносит, отказываясь от экстатического распада в пользу жесткого зова необходимости.

«И кто я такая, в конце концов, как не обычная глина, сдобренная кровью Таллентайра и болью Лидиарда? Он прав — или нет? Если не мы, то кто? Если не сейчас, то когда? Как можно радоваться сладостному гниению и милому безопасному приюту, когда наши ангелы-хранители уже отперли окна миров за нашим миром и готовы спросить, что мы там видим?»

Интерлюдия вторая Век Павших Героев

«И была та женщина облачена в пурпур и алые шелка, и украшена золотом, самоцветом и жемчугами, и в руках она держала золоченый кубок, полный своей мерзостью и блудодейством».

Откровения Иоанна Богослова. 17:4

1.

Век Героев, несомненно, закончился, прежде чем его истории были переписаны заново, дополнены фантазиями и аллегориями, и теперь могли служить предостережением и вдохновением для грядущих поколений героев.

Прометей, первый и величайший из героев, стал истинным полубогом, прославившимся всевозможными чудесами. Его имя было выбрано, чтобы символизировать предусмотрительность, в ознаменование триумфальной власти человеческого разума. Амбициозная чувствительность, которую люди научились называть трагедией, снабдила его архетипом всех сатанистских историй, в то время как подрывающая устои чувственность, получившая название комедии, придала ему иронический компонент в виде неудачливого близнеца. Имя его брата было Эпиметей, что означало запоздалое соображение .

Век Героев был абсолютно мужским. Охваченные жаждой и похотью парни, писавшие его истории, столь неохотно понимали истинную ценность своих женщин, что отказывались признать женские аспекты рода человеческого, пока боги не взревновали к потрясающим достижениям Прометея. С этой точки зрения, если верить этим примитивным архивистам, боги подготовили зловещий заговор, повернувшись спиной к человечеству.

Первая женщина, как писали эти вынужденные хронисты, была создана Зевсом, красоту свою