всем пылом вспоминают ссоры, имевшие место более двадцати лет назад? — Его тон, до нелепости не сочетавшийся со словами, наводил на мысль, что он как раз такой и есть.
— Если быть откровенным, я считал вас исключительно мелочным и неуступчивым. — заявил Харкендер, — И не могу поверить, что вы переменились. Ссора, которая между нами вышла, была всего лишь последствием глубоко обоснованной взаимной неприязни. Учитывая, каким человеком стал я, и каким человеком всегда были вы, подозреваю, что в наших отношениях ничего не изменилось. Вы не выносите меня теперь точно так же, как и прежде. — Речь Харекндера была ровной и струилась легко, как шелк. Но он не насмехается над своим противником, скорее, весьма усердно пытался быть честным и открытым. Это было просто признание очевидного факта.
Взгляд Лидиарда привлекло странное движение тени, падавшей на стену позади кресла Харкендера, в смешении света камина и лампы она казалась сверхъестественно темной и зловещей, и чем-то напоминала паука, затаившегося в ожидании добычи.
— Если таково ваше мнение, то странно, с чего это вы пожелали, чтобы вас приняли в моем доме? — холодно сказал Таллентайр.
— Я пришел сюда, следуя принципу, что враг моего врага мой друг. — ответил Харкендер, который, казалось, пристально наблюдал за игрой света лампы, отразившегося в его толстостенном бокале, — Ирония судьбы чем только не оборачивается. Я знаю, что вы не можете считать меня джентльменом или ученым, но полагаю, могли бы оказать мне любезность держаться чуть более высокого мнения о моих достоинствах и образовании. Это возможно, если будете сравнивать меня не с теми, кем восхищаетесь, но с теми, неприязнь которых недавно снискали.
Произнося эти, как видно, тщательно отрепетированные слова, Харкендер с тревогой и удивлением взглянул на Лидиарда, словно, озадаченный чем-то в его наружности.
— Я и не подозревал, что недавно нажил себе врагов, — сказал Таллентайр, слегка, но намеренно сделав ударения на словах «недавно» и «врагов». На Харкендера это не произвело никакого впечатления.
— Могу я спросить, что случилось с молодым человеком, которого вы нашли в пустыне к югу от Кины? — Внезапно произнес он.
— Он полностью поправился, — непринужденно заметил Таллентайр. — И мы с удовольствием расскажем вам о нем больше, если пожелаете. Но сначала зададим свои вопросы, на которые вы должны ответить. Доктор Фрэнклин уже задавал вам некоторые из них, но вы в прошлый раз держались очень уклончиво. Не скажете ли вы нам теперь, почему вы отправились в то место, где исчез де Лэнси и пострадал Дэвид? И какова связь между вашим появлением здесь и ребенком, который был на попечении сестер Св. Синклитики, пока не сбежал?
Вопрос о мальчике, казалось, не застал Харкендера врасплох, он не выглядел недовольным или удивленным. Лидиарду показалось, что тень за головой посетителя приобрела еще больше сходства с хищным пауком. Но Дэвид не был уверен, произошло это, когда Харкендер поменял позу, или разыгралось его собственное воображение.
Тут Харкендер облизал губы и откинулся в кресле. Тень позади него исчезла, словно нырнула прочь с глаз в некое тайное логово, но огонь в камине яростно пылал, развеивая прохладу задержавшейся зимы, и по-прежнему освещал лицо необычного гостя, делая его красным и нездешним. Лидиарду вдруг пришла забавная мысль, что такое лицо, мог бы дать романтический художник Сатане Мильтона. Но его игривость пошла на убыль, когда он осознал, насколько Харкендер похож на Сатану, вызывающего к себе такое горячее сочувствие и сострадание, из его собственных кошмарных видений.
— Сомневаюсь, что вы поверили бы правде, даже несмотря на то, что вам хватило сообразительности задать вопрос. — сказал Харкендер Таллентайру.
— Я сомневаюсь во всем, и не во что не верю, пока не получу верных доказательств. — отпарировал баронет, — Тем не менее, я не прочь послушать вашу историю, и пусть вас не беспокоит, насколько неправдоподобно это для меня прозвучит.
Харкендер несколько секунд смотрел на него в упор, затем пожал плечами и спросил:
— Как много рассказал вам Пелорус?
— А что побуждает вас думать, будто он нам хоть что-то рассказал? — Отрезал баронет. Но Лидиард заметил, что сэр Эдвард старается не дать понять, что отроду не слыхал ни о каком Пелорусе.
— Ваша позиция, ваше любопытство и ваша готовность к обмену сведениями подсказывают мне, что вы уже вступили в игру, и что у вас припрятаны какие-то козыри в рукаве. — сказал Харкендер, — Когда доктор Фрэнклин явился в Уиттентон, он ничего не знал. А вы сейчас чувствуете, что знаете достаточно, чтобы искушать и насмехаться. Впрочем, должен предупредить вас, будьте осторожны, у Пелоруса есть родные в Лондоне, и они весьма не расположены ко всем тем, кто ему помогает.
— Мы уже встречались с его братом, — бесстрастно сообщил Таллентайр, — он приходил нынче днем.
Харкендер кивнул, и Дэвиду стало понятно, что это не было для него полной неожиданностью.
— Мандорла знает, что затеяла опасную игру, — пробурчал он себе под нос. Затем сказал. — Вы знаете, кто такие Пелорус и его семейство?
— Лондонские вервольфы, — без промедления ответил Таллентайр. Лидиард увидел, что Фрэнклин слегка вздрогнул от изумления. И Дэвид позволил себе слегка улыбнуться, зная, что сэр Эдвард лишь условно принимая некие правила игры, сам того не ведая, сказал истинную правду.
Харкендер поджал губы.
— Вы наверняка видели, как он превращается, — заметил он. — Либо так, либо вы в действительности этому не верите и говорите просто ради эксперимента, пытаясь раскусить меня. Впрочем, неважно. Предполагаю, что Пелорус уже объяснил вам, что я пробовал предпринять, и почему вмешательство его родных настолько нежелательно.
— Возможно, что да, — сказал Таллентайр. И Лидиард мог себе вообразить, как восхищен баронет успехом своей шалости. — Но я в этом деле не решаюсь принять что-либо на веру, и предпочел бы услышать, что вы пожелаете нам сказать сами.
Харкендер осушил свой бокал.
— Сэр Эдвард, думаю, что вы в прекрасно догадываетесь, насколько мне не хотелось сюда приходить. — мрачно произнес он, — Но рассказанное мне Фрэнклином о вашем приключении в Египте дало мне повод надеяться, что тот, кто вас спас, — Пелорус Я никогда его не встречал, но знаю кое-что о его родичах, и знаю, как он противостоит тому самому их замыслу, побудившему Мандорлу украсть Габриэля Гилла. Прошу простить за то, что был так резок, когда просил Фрэнклина не совать носа в мои дела. Поскольку теперь вы уже вовлечены в это дело, я предпочел бы видеть в вас союзника, а не врага. Но должен откровенно сказать, Пелорус мог бы оказаться мне куда полезней. Если желаете от меня избавиться, вам стоит только сказать мне, где Пелорус.
— Я расскажу вам, что с ним стало. — ответил сэр Эдвард, все еще крайне тщательно выбирая тон и выражения. — Если и вы в свою очередь объясните нам, зачем отправились в ту долину в Восточной Пустыне, и что там искали.
— Я отправился туда в поисках просвещения, — сухо ответил Харкендер. — Как и последователь Святого Амикуса, который был с вами, я знаю, те творцы, которые боролись за то, чтобы навязать свою волю миру в отдаленном прошлом не умерли, когда завершилась Эпоха Чудес. Преображены толчком эволюции, да, это возможно. Но не мертвы. Их мощь сохраняется, и однажды они могут захотеть вернуться. Однако, в отличие от последователей Святого Амикуса, я не верю в то, что за всем этим кроется война между добром и злом. Это лишь тщеславное заблуждение набожных людей. Не верю я и в то, что есть божественный замысел, суть которого уж изложена в писаниях. Будущее еще не определено, и оно не может быть определено творцами, если только люди смогут научиться управлять этой мощью в своих целях. Такова тропа, которой я пытался следовать. Я прибыл в долину для того, чтобы осуществить обряд, который забрал бы часть мощи, там дремлющей. И я воплотил эту мощь во вновь зачатого ребенка. Некогда существовало много таких человекоподобных созданий, но теперь они почти исчезли. Имеется множество причин, по которым мне было намного удобней вызвать к жизни новое создание, чем разыскать какое-либо из уже существовавших. Я поместил ребенка под присмотр сестер Святой Синклитики, чтобы он пребывал в
