чересчур неосторожен и сломал ее игрушку. Слишком плохо. Отец, напротив, стойко воспринимает неизбежность произошедшего. По крайней мере он не проявляет к бедному Грейнджеру никакой враждебности, в этом нет никакой выгоды. Никаких обвинений. Губы должны быть сжаты в прямую линию. Ив слегка растеряна. Наверное, с трудом вспомнила дорогого Майкла. Она была очень маленькой, когда он покинул дом. Должно быть, чувствует себя немного виноватой, так как не может его вспомнить. Она думала, что все это должно иметь для нее больше значения, но ничего не получается из ее попыток принять соответствующий вид.
Обо всем этом я узнал прежде, чем хоть один из них успел открыть рот.
— Вы совершенно не такой, каким я вас представлял, — сказал наконец глава семейства.
«Ладно, — подумал я, — не касайся главной темы. Поговорим лучше обо мне, если ты так хочешь».
— Жаль, — сказал я.
— В письмах Майкла вы совсем другой.
— Я провел два последних года в одиночестве на голой мертвой скале, — напомнил я ему.
— Дело гораздо серьезнее, — сказал он. — Вы не похожи на человека, которого стал бы идеализировать мой сын.
Идеализировать? Мне стало интересно, что это там Лэпторн обо мне понаписывал.
— Что касается моего сына, то для него вы были чем-то вроде героя, — пояснил он.
Для меня это было новостью.
— Вы имеете в виду его первые письма… — сказал я с сомнением. — Тогда он был молод…
— О нет, — перебил меня Лэпторн-старший. — Я имею в виду все его письма. За пятнадцать лет его мнение о вас не изменилось. Он всегда думал о вас одно и то же, отзываясь о вас одинаково. Его письма не изменились.
Его письма не изменились. Пятнадцать лет глубокого космоса — насыщения новыми знаниями, новым опытом, новым чувством, а его письма родным не изменились. Я готов поклясться, что Лэпторн, погибший на скале, и Лэпторн, покинувший дом, — не одно и то же. Ни в коем случае. А сейчас его отец сидит в своем неизменном кресле в своей неизменяющейся комнате и говорит мне, что он не мог заметить разницы.
— Не понимаю, — автоматически произнес я.
— Должно быть, было нелегко, — сказала Ив Лэпторн, — после того, как корабль сел.
— Ветер составил мне компанию, — с издевкой улыбнулся я.
— Сейчас, однако, вы, кажется, в полном порядке, — вмешалась мать.
— Прекрасно себя чувствую, — сказал я. — Все было не так уж плохо: я был немного голоден, но сейчас уже все позади. — Я излучал истинное мужество и благородство. О, все пустяки. Вы можете это сказать, когда у вас за спиной пара недель и вы сидите в чьей-нибудь гостиной.
— Вещи, которые вы привезли, — произнесла пожилая женщина, — где они?
— В моем рюкзаке, — ответил я. — Я оставил его в холле. — Я встал, но она усадила меня обратно, и Ив принесла рюкзак, открывая его на ходу. То, что она обнаружила сверху, оказалось моей грязной рубашкой. Я встал и забрал у нее рюкзак.
Я достал личную собственность Лэпторна со дна мешка. Это были его часы, документы и солнцезащитные очки. На этом набор бытовых вещей закончился.
Еще там были четыре куска камня, каждый из которых имел редкий рисунок, но никакой ценности не представлял; пара крыльев большого антропоида и несколько мелких предметов чужеродной бижутерии — подарки различных людей.
— Это все? — спросил отец.
А чего вы ждали, чуть было не сказал я, праздничные фотографии? Лэпторн не нуждался в грубых образах — его воспоминания были живыми. Все, что я привез, было всего лишь хламом.
— Мы не возим с собой много вещей, — попытался объяснить я. — Наш корабль — не лайнер, на котором полно свободного места и лишнего топлива. Это всего-навсего личные вещи — просто для того, чтобы у человека были какие-то вещи. Мне жаль, что здесь нет ничего, представляющего ценность хотя бы для ваших чувств, но у вашего сына не было ничего материального, что бы он ценил.
— Что вы имеете в виду, когда говорите «ничего материального»? — спросила Ив.
— Я хочу сказать, что он хранил все в своей памяти, — сказал я.
Не совсем так. Как я мог им объяснить все это?
— У нас есть его письма, — сказала мать. Подразумевалось: мы могли бы обойтись и без тебя. Нечего было беспокоиться.
— Да, это так, — сказал отец. — В письмах гораздо больше смысла, чем мы надеялись найти в содержимом его карманов. Вы не хотите взглянуть на них?
«Кого вы хотите надуть? — подумал я. — Вы бы не разглядели смысла даже в том случае, если бы он был шести футов в высоту». Но его предложение меня удивило.
Меня допускали к святыне чувств семьи Лэпторн в том, что касалось покойного и оплакиваемого сына.
— Нет-нет, благодарю вас, — сказал я.
Матери Лэпторна эта идея тоже не понравилась. Она была рада, что я отказался.
Семейное дело подходило к концу. Я чувствовал это. Все мы отдали свой долг погибшему. Все, что было необходимо сказать, чтобы исполнить общественный долг, было сказано, и ничего больше не осталось. Мое присутствие скоро станет навязчивым, но они и не подумали бы о том, чтобы позволить мне уйти. Они всегда искали случая узнать меня. Нам есть о чем поговорить. До черта. Они даже не заметили, что за чепуху они говорят.
Почувствовав себя в западне, я остался на обед. По крайней мере это была еще одна трапеза, которая не отразилась на моем кармане.
5
На следующий день я хотел уехать как можно раньше. Перед завтраком я принял душ. Пока я спал, мою одежду привели в порядок. Я схватил рюкзак, как только мы поели, наспех попрощался и понесся к выходу. Лэпторны-старшие были шокированы моей стремительностью. Ив тут же вызвалась довезти меня до станции. Едва ли я мог отказаться.
— К чему такая спешка? — поинтересовалась она. — Я думала, что вы с радостью останетесь у нас на несколько дней.
— Нет, спасибо. Неудобно. Все же мне надо найти работу.
— Это будет нелегко.
— Это необходимо, — сказал я решительно. Она вопросительно посмотрела на меня. Я рассказал ей об уловке компании «Карадок».
— Вчера вы об этом ничего не сказали.
— А зачем? Это не имеет никакого отношения к вашему брату. Э, да вы ведете машину, как космический пилот.
Одна рука на руле, другая на рычаге передач. Большинство водителей все время держат руль двумя руками, но пилоты привыкли пользоваться двумя панелями управления. Она не обратила внимания на мое замечание о ее манере вождения и сказала:
— Мы, возможно, смогли бы вам помочь.
— Я полагаю, ваш папочка вручил бы двадцать тысяч без тени сомнения, — сказал я насмешливо. — Просто так, ради былых времен его сына.
— У нас есть кое-какие связи на линии звездолетов, — сказала она.
— Меня не взяли бы работать на лайнер. Я — вольный торговец. Но в любом случае, спасибо. Каким образом у старика оказались связи в этой области? Играет в гольф с членами экипажей лайнеров?
Мои слова вызвали раздражение, и она не стала вдаваться в объяснения. Только сказала:
