— Таково ее представление о счастье. Я думаю, ты скучаешь без воскресных полетов.
— Что? Извини, — встрепенулся Траверс, вертя головой, чтобы увидеть лицо Джой за экраном из роз. — Что ты сказала, Джой?
Джой по другую сторону роз повторила, что ей кажется, что ему не хватает здесь его полетов.
— Да, скучаю, — грустно согласился Траверс.
Он не ожидал, что она помнит и вообще думает об этом. Он был тронут. И поскольку больше здесь поговорить на эту тему было не с кем, он начал рассказывать этой девушке, сидевшей за одним столом с ним, о том, какое счастье — летать.
— Обычно говорят о пользе авиации для коммерции или на войне и совершенно не говорят о том наслаждении, которое получаешь от полета. — Рекс Траверс, прирожденный пилот, вдохновился. — Чувство высоты! Когда облака остаются внизу, оказываешься в удивительно чистой атмосфере. Туман, дождь — все это под облаками, а ты над ними, и «Мот» послушна каждому движению твоего пальца… Ты даже не чувствуешь скорости; чтобы убедиться в том, что движешься, надо найти внизу какое-нибудь дерево, к примеру; раз — и оно далеко позади… А земля под крыльями похожа на мягкий зеленый ковер…
Джой слушала с неподдельным интересом. Вот она о чем-то спросила…
— Что? Прости, я не расслышал. Может быть, убрать эту штуку? — Он кивнул на пирамиду из роз. Джой посмотрела на Мери, и та передвинула цветы. «Красиво», — про себя отметил Траверс. Еще один ее талант — она умеет обращаться с цветами и любит ими заниматься. Совершенно очевидно, что домашние дела увлекают ее гораздо больше, чем работа секретарши. Может быть, и все девушки, служащие по необходимости в офисах, таковы же? Если дать им возможность… Просто удивительно, как она расцвела здесь, на юге. А ему на юге плохо… Джой же здесь стала совершенно другой — и внешне, и внутренне… Даже жесты… Даже… интеллект… К тому же она умеет слушать…
— Понимаешь, Джой, Англия так прекрасна с высоты птичьего полета! Не видно оскорбляющих глаз мелочей… смотришь вниз и видишь сплошное зеленое море… домики, окруженные островками парков. Сплошной теннисный газон… сплошной цветущий сад… Вот ради чего я летал… А ты никогда не пробовала?
— Нет, никогда не представлялось случая; да и представься он, я страшная трусиха, всего боюсь.
— Не надо бояться! — с энтузиазмом воскликнул Траверс и вдруг ощутил дополнительное сожаление, что здесь нет возлюбленной «Мот». Будь «Мот» здесь, он мог бы подарить этой девушке счастье полета… Как это было бы прекрасно… Но сказал только: — Это чувство ни с чем не сравнимо!
— Однако, — заметила Джой, — ты не разрешал летать мальчику.
— Нет, — коротко ответил Траверс. — Не разрешал. Рано. Нельзя через все пройти уже в раннем возрасте. Мне было девятнадцать лет, когда я впервые сел за штурвал. В конце концов, пусть хоть что-то ему останется на потом.
Тут Мери внесла на зеленом блюде первую мелкую лесную землянику, красную, сочную, сладкую, и поставила на стол два коричневых кувшина охлажденных сливок.
Джой, как и положено молодой хозяйке дома, ничего не забывающей, вполголоса приказала:
— Отложите немного земляники и сливок для мистера Персиваля Артура.
— Да, мадам. Я уже сказала Мелани, она отложила. На кухне еще много ягод.
— Кто бы сомневался, — сказал Рекс Траверс с улыбкой, лишь наполовину веселой. — Сладкий кусочек всегда к услугам юного негодяя. Он воображает, что ему все можно, что ему все простится. Он стал совершенно неорганизованным!
— Да нет же! Он всего лишь один раз опоздал к ланчу!
Мери, выходя, подумала: «Шипят друг на друга, как кошка с котом. Ну ладно… милые дерутся, только тешатся… Небось к вечеру помирятся, станут целоваться… Вот ведь какая она, любовь…»
— Ты балуешь и защищаешь его. — Траверс говорил полушутливо, но все же с немалой долей раздражения. — И Мери. И Мелани тоже. Все женщины… Но в первую очередь виновата ты! Если мальчик срывается с цепи, воображает, что он в замке король — единственный! — нужно посмотреть, как к нему относятся женщины в доме. И прежде всего мать…
Он поднялся из-за стола. Джой открыла было детский розовый ротик, чтобы возразить: «Но я не мать Персиваля Артура», но, так ничего и не сказав, опять закрыла. Абсурдность ситуации заключалась в том, что Траверс, который давно считал этого веснушчатого сорванца своим сыном, на минуту забыл, что Джой — даже не его мачеха.
«Но она так истово защищает юного мерзавца, словно состоит с ним в кровном родстве», — опомнившись, в свое оправдание подумал Траверс, а вслух сказал:
— Во всяком случае, надо прекратить эту практику приходить к ланчу, когда пожелаешь.
Джой слегка высокомерно ответила:
— Эта практика еще не сложилась. Он опаздывает в первый раз! И как тебе удастся прекратить ее? Ведь когда он придет, ты уйдешь! Именно я встречу это создание и буду сидеть с ним, пока он ест! И я не возражаю.
— Женщины редко возражают, — сердито подмигнул ей Траверс, — против того, чтобы посочувствовать неправому!
Уже не в первый раз ему пришла в голову мысль, что Джой ближе мальчику, чем он. Может быть, потому, что очень юная девушка и подросток, почти юноша, и психологически, и просто по возрасту гораздо ближе друг к другу, чем к взрослому мужчине? И подростки, и юные девушки не уверены в себе, неопытны, болезненно чувствительны, зажаты, обуреваемы сомнениями, питают множество иллюзий… Это-то и отдаляет их от него, потому-то они и придерживаются столь разных точек зрения… И на сегодняшний день они, в сущности, друг другу никто…
Траверс не стал додумывать эту мысль.
Уже более мирно он продолжал:
— И я протестую против такого порядка вещей! Могу я узнать, что тебя так рассмешило?
— Мужчины, — исчерпывающе ответила Джой. Краска бросилась ей в лицо, она непременно должна защитить отсутствующего.
Что, такой страшный скандал только потому, что мальчик опоздал? Некоторые мальчики вообще не приходят к ланчу. Он что, никогда не был мальчиком? Никогда никуда не опаздывал? Она непременно спросит бабушку Траверс.
— Мужчины очень любят говорить, что протестуют против такого порядка вещей, против принципа, на самом же деле они начинают протестовать только тогда, когда кто-то покушается на их право быть в замке королем! Я думаю, именно поэтому мужчины всегда придираются к мальчикам: мальчики вырастут, и им придется уступить место! — Чувство справедливости, заставлявшее ее защищать слабейшего, подсказывало ей слова, которым удивлялась даже она сама, а не только Траверс, опешивший от неожиданности и в удивлении своем больше всего походивший на Роя, когда перед ним внезапно оказывался котенок Мелани. — То есть это просто ревность!
Он поднял голову и переспросил:
— Ревность? Что ты имеешь в виду?
— Не в этом смысле! — воскликнула Джой, хотя сама она вряд ли могла внятно объяснить, в каком же смысле. — Я только хочу сказать, что мужчины, отказывая мальчикам в праве на независимость, совершенно теряют чувство меры, раздувая пустячные провинности до Бог знает каких размеров. Мальчик просто заигрался и забыл о времени. Мужчины же втайне хотят, чтобы мальчик, подавленный и сокрушенный сознанием своего страшного греха, только и мог вымолвить: «О горе! Но ради Бога, дайте мне поесть, дядя Рекс!»
Здесь Рекс, будучи не лишен чувства юмора, громко расхохотался. «Как ловко она повернула! Сначала — множество тяжких обвинений в адрес мужчин вообще, с серьезными доказательствами, и вдруг все изящно сводится к конкретному случаю, абстрактные субъекты и объекты получают собственные имена, и получается очень смешно. Женщины всегда так делают», — думал Рекс.
— Мужчины после тридцати, — обвиняли его по другую сторону стола, — подвержены «комплексу Муссолини»! И в каждом — тираническая жилка!
