Только должны следить, чтобы мир получал свои часы темноты. И постепенно сматывают луну с неба. Ночь за ночью луна все уменьшается и уменьшается, диск света становится тусклым и увеличивается на веретенах девушек. Затем наконец луна исчезает, и мир получает темноту и отдых, обитатели склонов гор спасаются от охотника, и приливы становятся спокойными…»
Тело Марка ослабло возле меня, дыхание стало спокойнее. Я говорила так мягко и однообразно, как только могла. «Затем, в самую темную ночь, девушки уносят веретена к морю, чтобы помыть шерсть. И шерсть соскальзывает в воду и распутывается в длинную зыбь света от берега до горизонта, и тогда снова появляется луна. Она поднимается из моря тоненькой изогнутой ниточкой. Только когда вся шерсть вымыта и намотана в белый клубок в небе, лунные прядильщицы могут снова начать работу, чтобы сделать ночь безопасной для тех, за кем охотятся…»
За дверью лунный свет был слабым, сплошная серость, движение темноты. Вполне достаточно, чтобы сохранить Лэмбиса от падения или вывиха, чтобы отвести лодку в укрытие, не ожидая дневного света. Но недостаточно для того, чтобы сунуть нос туда, где лежали мы с Марком, очень близко друг к другу, в темной маленькой избушке. Лунные прядильщицы были там, на тропе, ходили по горам Крита, делая ночь безопасной и прядя свет.
Он уснул. Я положила щеку на щекочущие ветки, случайно прикоснулась к его волосам, грубым и пыльным, но приятно пахнущим сухой вербеной в нашей постели.
«Марк?» – это был просто вздох.
Ответа нет. Я просунула руку под куртку и нащупала запястье. Клейкое и теплое. Пульс все еще частый, но ритмичный и сильный. Я снова подоткнула под него пальто. Безо всякой причины, кроме того, что мне показалось, что так надо, я, поцеловав его волосы совсем слабо, устроилась, чтобы поспать.
Глава 5
Therebathed his honourable wounds, and dressed
His manly members in the immoral vest.
Я немного подремала. Вполне достаточно, хотя проснулась все равно разбитая. Марк все еще креп ко спал, свернувшись калачиком возле меня. Его дыхание казалось легким и нормальным, и кожа его там, где я осторожно ее потрогала, была прохладной. Лихорадка прошла.
Было все еще рано. Через дверь проникал перламутровый свет. Мое запястье очутилось где-то под щекой Марка, и я не смела его сдвинуть, чтобы посмотреть на часы. Интересно, это просто свет раннего утра, или перистые облака легли ниже и закрыли солнце? Во многих смыслах для нас облачность лучше. Но облака принесут холод и влагу, а пока нет одеял…
Эта мысль меня полностью разбудила. Лэмбис. Несомненно, Лэмбис к этому времени уже должен вернуться?
Я осторожно подняла голову и постаралась повернуть руку под головой Марка. Он зашевелился, пробормотал что-то, потер глаза, потянулся. Это движение толкнуло его ко мне, и открытие, что он не один, заставило его повернуться рывком, который, должно быть, побеспокоил его руку. «Ну, привет! Боже мой, я и забыл, что ты здесь. Должно быть, я был пьян вчера ночью».
«Это самая приятная вещь, которую когда-либо мне говорил мужчина после долгой ночи вместе, – сказала я, села и начала освобождаться от обломков постели, стряхивая их с себя. – Если бы я могла встать, не разбудив тебя, я бы это сделала, но ты так трогательно свернулся…»
Он улыбнулся, и я поняла, что впервые вижу, как он это делает. Даже двухдневная щетина и неестественная бледность не мешали ему выглядеть очень молодым. «Благодарю, – сказал он вроде искренне. – Хорошо выспался и чувствую себя великолепно. Даже, возможно, смогу двигаться. Но ты… ты вообще-то спала?»
«Немного, – ответила я честно. – Во всяком случае, достаточно. Совсем проснулась».
«Который час?»
«Начало шестого».
Он беспокойно сдвинул брови, изменил положение руки, словно она вдруг начала болеть. «Лэмбис не вернулся?»
«Нет».
«Дай Бог, чтобы с ним ничего не случилось. Если я втянул и его в эти неприятности…»
«Послушай. Умоляю, не взваливай на свои плечи и Лэмбиса. Он за это не поблагодарит и, полагаю, может сам о себе позаботиться. – Я встала, все еще отряхиваясь. – Ну, пока ты похрапывал, я размышляла. Думаю, нужно переместиться из этой хижины. И чем скорее, тем лучше».
Он потер рукой лицо, словно смахивая остатки сна. Глаза затуманены сильной усталостью и беспокойством. «Да?»
«Если кто-нибудь все же придет снова искать тебя, доберется сюда… Если у них есть хоть капля соображения, они будут искать у воды и заглянут первым делом в избушку. Лэмбис прав, что вначале выбрал ее для укрытия. Но теперь, когда тебе немного лучше, думаю, следует найти место под открытым небом, в тепле и на воздухе, где есть тень и можно видеть все вокруг. Лучше, если ты будешь скрыт на склоне, чем в единственном очевидном убежище на горе».
«Правильно. И не могу сказать, что буду сожалеть, что выберусь из этой… Для начала, поможешь мне сейчас выйти?»
«Конечно».
Он был тяжелее, чем казался, и не так силен, как надеялся. Потребовалось много времени, чтобы поставить его на ноги, прислонив к стене. Теперь я увидела, что он невысок, но крепок. Широкие плечи и крепкая шея. «Хорошо. – Он тяжело дышал, словно принимал участие в состязании по бегу, а лицо его покрылось испариной. – Придерживаясь стенки, мы можем преодолеть этот путь».
Медленно, но верно. Когда мы достигли дверного проема, взошло солнце, меж высоких папоротников слева лился бриллиантовый свет. Длинные тени цветов ложились на траву. Избушка была все еще в тени, и воздух был прохладным. Я усадила Марка на ствол поваленного оливкового дерева и пошла к ручью.
До озерца солнце тоже пока не добралось. Вода ледяная. Я умылась и вернулась в избушку за металлической кастрюлей, которую раньше заметила. Это что-то вроде чайника или котелка, которым, должно быть, пользовались пастухи. Хотя поверхность закоптилась до черноты, внутренность была довольно чистой и без ржавчины. Я вычистила странный сосуд как можно лучше крупным песком, наполнила водой и вернулась к Марку.
Сейчас он сидел на земле возле поваленного дерева, откинувшись к нему, и выглядел измученным и таким больным при холодном свете, что я не удержалась и охнула. Скорее бы Лэмбис пришел. Лэмбис, одеяла, горячий суп… Я зачерпнула из котелка полную кружку ледяной воды. «Вот питье. И если хочешь умыться, есть чистый носовой платок… Нет, пораскинув умом, думаю, лучше предоставить это мне. Сиди тихо».
На этот раз он не возражал. Позволил умыть лицо, а затем руки. Этим я пока ограничилась. Чистота, возможно, стоит рядом с благочестием, но когда вода ледяная… Марк походил на бродягу в затруднительном положении. У меня было чувство, что я выгляжу очень подходящей для него супругой. Сегодня у меня не было смелости заглядывать в озерцо наяды.
Завтрак был отвратителен. Хлеб стал твердым, как пемза, и его пришлось размочить в ледяной воде, прежде чем есть. Шоколад был лучше, но вызывал отвращение и не приносил удовлетворения. Апельсины стали мягкими, как замша, и не имели вкуса. Усилия воли, с которыми Марк жевал и глотал невкусную еду, были физически ощутимы. Я наблюдала за ним с тревогой и пробуждающимся уважением. Возможно, он упрям и властен, но какая сила! Сражение с собственной слабостью, стремление не
