— А почему нет?
— Не люблю исповедоваться.
Она это переварила, повернула ко мне большие усталые глаза.
— Почему? Что у вас с Саймоном…
Такой вопрос от Даниэль мог означать только одно.
Я взорвалась:
— Боже мой! Мы доехали на машине до Араховы, оставили ее там и прошли пешком в сторону Дельф. Устроили пикник на горке с красивым видом на Парнас. Потом я пошла домой, а Саймон — за машиной. Скоро он проедет внизу, долго здесь просидите — увидите. Если вы не знаете как выглядит нанятая вами машина, я скажу — большая черная. Не знаю, как называется. Не разбираюсь в машинах. Этого достаточно? И спасибо за компанию, мне пора.
Я бросила сигарету и вскочила.
Она шевельнулась в пыли, как змея, уронила сигарету, улыбнулась, и я увидела ее белые зубы и язык, розовый, как губы и ногти.
— Боитесь меня…
Я почувствовала себя очень взрослой в свои двадцать пять рядом с недоразвитым подростком.
— Дорогая девочка, что вас заставило вообразить такое?
— Я, видите ли, просто ревную Саймона, — сказала она из пыли.
Я страстно хотела повернуться и убежать, но у меня не было красивой реплики на прощание. Мое чувство превосходства растворилось в воздухе, и я сказала:
— Да?
— Все мужчины одинаковые, но он необычный. Даже вы это, наверное, чувствуете. Вообще любовники на меня тоску нагоняют, но Саймона я хочу. Очень.
— Ну правда!
— Да, правда. Знаете, что в нем есть? Это…
Я сказала резко:
— Не надо, Даниэль.
Она бросила на меня взгляд:
— Ты сама в него влюбилась, да?
— Какая чушь! — К моему ужасу мой голос звучал очень драматично. — Я его совсем не знаю! И кроме того, это не…
— Какая разница. Нужно две секунды, чтобы понять, хочешь мужчину или нет.
Я отвернулась.
— Послушайте. Я должна идти. Думаю, увидимся позже. До свидания.
— Увидите его завтра? — Вопрос был сказан лениво, тем же невыразительным голосом, но что-то заставило меня обернуться к ней. Она с притворным безразличием отвернулась и водила пальцем в пыли. — Что он будет делать завтра?
— Откуда я знаю? — ответила я как можно холоднее, а подумала, что мне это известно совершенно точно. Он определенно пойдет искать гипотетическую пещеру Михаэля. И совершенно наверняка, ему не понравится, если она будет за ним подсматривать. Весь разговор указывал на то, что она на это вполне способна.
Я сказала тоном, каким разговаривают с надоедливыми упрямцами:
— Ладно, скажу. Мы поедем в Левадию на весь день. Там конная ярмарка, будем фотографировать цыган.
— Ой. — Она смотрела через долину глазами, сузившимися от солнца. — На что он, дурной, тратит время!
Хотя я к ней уже привыкла, я не смогла удержать вспышку злости, которая пронзила меня насквозь.
— Значит, он не пришел вчера чинить душ?
— Много говорите, да?
— Извините, плохо воспитана. Пойду приму душ перед обедом. Увидимся позже. Знаете, что я вечером переезжаю в студию?
Ее глаза широко раскрылись, в них замелькала странная смесь неприязни, озабоченности и расчета.
— Это будет удобно, нет? — сказала она с известным только ей смыслом. Вдруг взгляд изменился, она смотрела через мое плечо с удивлением и чем-то еще.
Я обернулась. Кудрявый мужчина с усами над тонкогубым, но чувственным ртом, среднего роста в сером костюме, темно-красной рубашке с алым галстуком сказал по-французски:
— Привет, Даниэль, — но прозвучало это, как «все в порядке».
Она расслабилась.
— Привет. Как ты узнал, что я здесь?
Я подумала — потому что вы были вместе за кустами, а я вам помешала. Потом я отбросила эту мысль и подумала — надо же до чего доводит общение с этой девушкой. Пять минут, и воображение совершенно больное. Красотка произнесла лениво, даже слишком лениво, из пыли:
— Это — Камилла Хэвен. Она утром гуляла с Саймоном, а сегодня будет спать в студии. А это — Димитриос, гид, он не говорит по-английски.
— Говорите по-французски?
— Да.
— Вы пришли смотреть заход солнца?
— До этого еще долго…
— Может, не так долго, как вы думаете…
Даниэль повернула голову и посмотрела на него. Ее голова была на уровне моего бедра, и я не видела ее глаз под ресницами. По моей спине будто пробежало насекомое с холодными ногами. От этой парочки мурашки бежали по всему телу.
Я еще раз собралась с силами и сказала:
— Я должна идти. Если я собираюсь принять перед обедом ванну и разобраться с…
— Эти скалы, — сообщил Димитриос, — называются Федриады, или Сияющие. Я всегда рассказываю своим туристам их историю. Внизу между ними бежит Касталийский ручей, в нем лучшая в Греции вода, еще не пробовали?
— Нет еще, я…
Он придвинулся на шаг и оттеснил меня к краю.
— Они стоят здесь, как часовые, не так ли? Они не только защищали святое место, здесь наказывали за кощунство, знаете?
— Нет, но…
Еще шаг. Улыбка, полная очарования, очень приятный голос. Даниэль подняла голову, теперь она смотрела на меня. Она улыбалась, совсем не усталые глаза светились.
Я отодвинулась на пару шагов и встала в четырех футах от края. Димитриос вдруг сказал:
— Осторожнее, — протянул руку и мягко взял меня за плечо. — вы здесь не для казни.
Они смеялись, а я думала — я их ненавижу и боюсь, какого черта я здесь стою, неужели потому, что невежливо уходить, когда человек с тобой разговаривает?
Он продолжал.
— Одного мужчину привели сюда казнить. Двое подошли с ним к краю, как раз здесь, чтобы столкнуть его вниз. Он обернулся… Да, мадмуазель, далеко падать. И он им сказал — не толкайте меня лицом вперед, пусть я лечу вниз спиной. Понимаете, о чем он думал?
Его рука оставалась на моем плече. Ногти обгрызены, указательный палец испачкан кровью. Я попыталась вырваться, но он крепче сжал пальцы и наклонился ко мне.
— И они его столкнули, мадмуазель, и когда он падал…
Я сказала, задыхаясь:
— Разрешите мне уйти. Я боюсь высоты. Пожалуйста, отпустите меня.
