него:
– Что?
– Э-э... Мэгги Горовиц сказала, что я могу к ней заглянуть.
– Послушай, странник. Куча народу пытается пролезть за кулисы. Моя работа – не пускать незнакомых рож. Твою я не знаю.
Вольф попробовал придумать ответ, но не смог. Он уже собрался уходить, когда чей-то голос сказал:
– Пусть войдет, Деке.
Это была Синтия.
– Посторонись, – сказала она раздраженно. – Не загораживай проход.
Привратник отодвинулся, и Вольф смог протиснуться внутрь.
– Спасибо, – поблагодарил он.
– Nada[03], как сказала бы Мэгги, – ответила Синтия. – Ее комната вон там, странник.
– Вольф, цыпа! – воскликнула Мэгги. – Как дела, лох? Видел шоу?
– Нет, я...
– А надо было. Это было здорово. Правда, здорово. Сама Дженис не смогла бы лучше. Эй, хватит нам здесь торчать. Пойдем куда-нибудь, попрыгаем, порезвимся.
В конце концов их компания, в которой было уже человек двадцать, оккупировала один из баров за пределами зоны электрического освещения. Некоторые из них принесли с собой инструменты и, спросив у хозяина разрешения, принялись играть.
Мелодия была тягучей и монотонной. Мэгги слушала с видом знатока, усмехаясь и качая головой в такт музыке.
– Ну как тебе это, лох? Здорово, да? Это называется мертвая музыка.
– Подходящее название, – покачал головой Вольф.
– Эй, слышали, ребята? Вот этот, Вольф, только что пошутил. Ты еще не безнадежен, дорогуша. – Она вздохнула. – Не можешь понять эту музыку, а? Жаль, мой мальчик. Я хочу сказать, что тогда, раньше, у них была настоящая музыка. А мы... мы только эхо, парень. Только и можем повторять их старые песни, а у самих нет ни одной стоящей.
– И поэтому ты работаешь в этом шоу? – полюбопытствовал Вольф.
– Да нет же, черт возьми, – засмеялась Мэгги. – Я здесь потому, что подвернулся шанс. Со мной связался Ди Стефано и...
– Ди Стефано? Инспектор?
– Один из его парней. Они все это придумали, и им нужен был кто-нибудь на роль Дженис. Для этого запросили компьютер, и он выдал мое имя. Мне предложили деньги, я проторчала месяц или два в Хопкинсе, пока надо мной работали, и вот я здесь. На пути к славе и бессмертию. – Ее голос становился все звучнее и громче, передразнивая сам себя на последней фразе.
– А что ты делала в Хопкинсе?
– Ты что, думаешь, я от рождения так выгляжу? Им пришлось изменить мое лицо. Изменить голос, за что я не перестаю благодарить Бога. Они сделали его ниже, расширили диапазон, придали способность брать, не срываясь, высокие ноты.
– Не говоря уже о тех штучках, которые тебе вживили в мозг... – добавила Синтия.
– А, да, имплантанты... теперь я могу петь блюз, не выпадая из роли, но это не самое важное.
Вольф был поражен. Он знал, что в Хопкинсовском университете умеют многое, но чтоб такое!
– Что мне не ясно, так это зачем ваше правительство делает все это? Какая ему от этого польза?
– Чтоб я понимала. Не знаю и не хочу знать. Вот мой девиз.
Сидевший неподалеку от них бледный длинноволосый парень тихо сказал:
– Правительство сдвинулось на социоинженерии. Они делают кучу странных вещей, никто не знает почему. Мы привыкли не задавать вопросов.
– Эй, послушай, Хок! Оживить Дженис – разве это странно? Это замечательно! – возразила Мэгги. – Мне только хотелось бы, чтобы она действительно ожила. Посадить бы ее возле меня. Как бы мы с ней здорово поболтали.
– Вы бы друг другу глаза выцарапали, – вставила Синтия.
– Да почему же?
– Ни одна бы не захотела уступить другой сцену.
– Ну что ж, может быть, и так. – Мэгги хихикнула. – И все же хотелось бы мне увидать эту девку. Настоящая звезда, не то что я – жалкий отзвук.
В разговор вмешался Хок:
– А ты, Вольф? Куда приведут тебя твои странствия? Наша группа послезавтра уезжает, а у тебя какие планы?
– По правде говоря, никаких, – ответил Вольф. Он рассказал о своем положении. – Может быть, побуду в Балтиморе, пока не придет время отправляться на север, а может быть, съезжу еще куда-нибудь на несколько дней.
– А почему бы тебе не поехать с нами? – спросил Хок. – Мы превратим наше путешествие в сплошную, непрерывную пьянку, а в Бостон мы вернемся меньше чем через месяц. Путешествие там и закончится.
– Да! – воскликнула Синтия. – Гениальная идея! Вот чего нам не хватало, так это еще одного бездельника на нашем поезде.
– Ну и что такого? – взорвалась Мэгги. – Не мы же за это платим! Почему же нельзя?
– Все можно. Просто это глупая затея.
– А мне она нравится. Ну так как, лох, ты с нами?
– Я? – Он помедлил. «А почему бы и нет?» – Да, я с удовольствием поеду.
– Отлично! – Она повернулась к Синтии. – Твоя беда в том, милочка, что ты просто ревнуешь.
– О Господи, ну вот опять.
– Ладно, оставим это. Нечего нам ссориться из-за ерунды... А что это за герой вон там, возле стойки?
– Мэгги, этому «герою», как ты его называешь, нет еще и восемнадцати.
– Ага, но он красавчик. – Мэгги задумчиво посмотрела в направлении стойки. – Все-таки он милый, правда?
Весь следующий день Вольф провел приводя в порядок свои дела. Утром в день отъезда он отправился на вокзал. Обменявшись несколькими словами с охранниками, он прошел на огороженный двор, где стоял их поезд.
Поезд состоял из уродливого паровоза и десятка старых, чиненых-перечиненых вагонов. Вдоль корпуса последнего из вагонов приплясывали старинные психоделические буквы, намалеванные флюоресцентной краской всех цветов радуги: «Жемчужина».
– Эй, Вольф, иди взгляни на эту старушку. – На другом конце поезда виднелась одинокая фигура Мэгги.
Вольф подошел к ней.
– Что ты об этом думаешь?
Он попытался придумать что-нибудь вежливое.
– Это впечатляюще, – вымолвил он наконец. Почему-то в его мозгу вертелось слово «гротеск».
– Да. Бегает на мусоре, знаешь об этом? Ну прямо как я.
– На мусоре?
– Ага, здесь близко метановый завод. Да ты погляди на меня! В восемь утра уже проснулась и на ногах! Ты видал когда такое? Пришлось, правда, закинуть пару колес.
Он не понял, о чем идет речь.
