Для того, чтобы вы, читатель, оценили этот шаг Александра, добавлю, что любил он братьев (третьим был Михаил, защитник) всей душой – постоянно заботился о них, опекал. Но когда дело касалось интересов команды, даже любовь к братьям отступала на второй план…
С 1958 по 1962 г. выступал за «Химик» (Воскресенск). С 1962 по 1973 г. – за ЦСКА. Чемпион СССР 1963–1966, 1968, 1970–1973 гг.
Чемпион мира 1963–1971, 1973 гг. Чемпион Европы 1963–1970, 1973 гг. Олимпийский чемпион 1964, 1968, 1972 гг. В 1966 г. был признан ЛИХГ лучшим защитником чемпионата мира.
Награжден орденом Трудового Красного Знамени, двумя орденами «Знак Почета».
В командах игроки друг друга по отчеству почти никогда не называют. Но к этому богатырю, к этому красивому и сердечному человеку иначе как «Александр Палыч!» не обращались. Никто – в том числе и сверстники. Он был честью и совестью команды. К Рагулину шли, когда возникали споры, конфликты. За ним же было последнее слово, когда возникал вопрос о наказании проштрафившегося.
… Нашел и воспитал Рагулина Николай Семенович Эпштейн. Тренер, создавший Воскресенский «Химик», по сути дела, на голом месте. Николай Семенович – человек интересный, имеющий хоккейное кредо, свое, личное, мнение о тактических построениях, средствах и методах борьбы. И хотя оно не всегда было прогрессивным, с моей точки зрения, но, что, на мой взгляд, особенно ценно, он всегда работал по своим конспектам и никогда по чужим. Прекрасный, тактичный собеседник, умевший воспитывать игроков без окрика, он завоевал уважение многих, в том числе и тренеров-соперников, что в нашей профессии в общем-то редкость.
Кстати, чисто человеческая доброта первого тренера, видимо, сказалась и на хоккейном характере его ученика.
Часто от любителей хоккея – и прежде и сегодня – можно услышать уважительное: «… Александра Рагулина даже канадцы боялись». Но это не так – побаивались канадцы других, Александра же они, по- моему, уважали. Как человека, для коего солидарность и благородство в спортивной борьбе были законом жизни. И мы, тренеры, когда на льду возникали конфликтные ситуации, когда отношения выяснялись и силой и, что греха таить, злобой, Александра на площадку старались не выпускать.
Лишь раз, в Инсбруке, Рагулина противник вынудил изменить себе. Но и тут грубияна, разбившего ему лицо, Александр наказывал по-своему, по-рагулински. Не бил, а взял его в могучие объятия, стиснул разок-другой, будто приговаривая при этом: «Не смей хулиганить, не смей!»
Побаивались же наши противники, и канадцы в том числе, Эдуарда Иванова – защитника тоже выдающегося (хотя спортсменом выдающимся, правда, он из-за характера так и не стал). В Эдуарде всегда сидел бес юношеского задора, этакой злобы, неуемной игровой фантазии.
Эдуард поспевал всюду, ввязывался в единоборства в любой точке площадки, не давая противнику опомниться, поднять голову. И эти единоборства с Ивановым тем же канадцам запоминались надолго, ибо хоть отбирал он шайбу недостаточно расчетливо, но необыкновенно зло – не жалеючи ни себя, ни соперника. А уж коли «с мечом» на него шли, то… Ни одного раунда не уступил Эдуард никому – как никто, умел укротить противника. Однако, к сожалению, порой и сам затевал драки – не срабатывали «тормоза». Порой Иванов играл без рвения, словно по нужде – правда, лишь против соперника слабого, но на важные матчи выходил с горящими глазами…
А вот у Александра Рагулина мужество, высокое мастерство не зависели ни от ситуации, ни от важности матча, ни от силы противника. Умение закрыть телом ворота, своевременно пойти на столкновение, не позволить себя обыграть он демонстрировал с первой минуты и до последней и в клубе и в сборной. Причем делал это удивительно просто и рационально. Александр не был быстр, особенно с места, но в маневре, в действиях клюшкой никто не мог с ним соперничать. Не было равных ему и по интуиции. Вот почему пройти Рагулина, обыграть его один на один не могли ни противники в матчах, ни даже выдающиеся армейские форварды на тренировках. Определяя загодя намерения, не поддаваясь на финты соперника, его ложные маневры, Александр выбивал шайбу или, войдя в столкновение, овладевал ею. А овладев, великолепно, что очень важно, этой шайбой распоряжался – пасом создавал партнеру максимум удобств для развития атаки. Предвидение, интуиция, подобные рагулинской, – ценнейшие для хоккеиста качества. Обладают ими пока немногие. Однако верю, таких игроков станет больше, если тренеры будут биться не только за очки и победы, но и за души спортсменов. Если будут не только проявлять беспокойство по поводу освоения технических хоккейных приемов, но и заботиться об образовании, становлении взглядов хоккеистов на жизнь. Ибо без этого невозможно творчески познать хоккей, невозможно овладеть даром предвидения.
Много лет великолепно служил Рагулин нашему хоккею. Но, увы, вес (Александр потяжелел с 80 килограммов до 115) стал сдерживать его активность. Казалось, пришло время и ему прощаться с хоккеем. Но уходить из хоккея Александру, как и многим, естественно, не хотелось, да и нам, тренерам, не хотелось расставаться с этим сильным и обаятельным спортсменом.
Вот и предложили мы Рагулину изменить игровую роль.
Тогда, в 1971 году, готовясь к Белой олимпиаде в Саппоро, мы загодя стали осваивать новые тактические построения. Вопреки обычному и традиционному распределению ролей в звене – три нападающих, два защитника – мы оставили только двух форвардов (Харламова и Викулова), введя принципиально новые роли двух полузащитников (Фирсов, а также Цыганков или Лутченко) и центрального защитника. Вот эту-то последнюю роль мы и предложили сыграть Рагулину.
– Надо? Значит буду осваивать… – таков был ответ Александра.
Осваивать эту новую роль Александру помог его друг, тоже защитник ЦСКА Олег Зайцев, напомнить о котором автор обязан.
Александр и Олег были во многом схожи – они как бы соревновались друг с другом в преданности хоккею. Но если Рагулин был на виду, то техническую экономность Зайцева обычный зритель как-то не замечал. Команда его любила, а мы, тренеры, восхищались самоотверженностью Олега, его мужеством.
Впрочем, о хоккейном мужестве разговор особый. Часто, говоря о мужестве того или иного хоккеиста, люди, не слишком близкие к хоккею, приводят такой аргумент: «…он же ложится под бросок, принимает шайбу на себя». Конечно, трусоватому такое не под силу – шайба, она, как кирпич, бьет. Однако я к такому мужеству отношусь как к качеству, без которого хоккеист – не хоккеист: уклонившегося от шайбы и трибуны освищут, и сам хоккей от него отвернется. Мужество же Зайцева и многих, многих других хоккеистов ЦСКА и сборной в первую очередь заключалось в стремлении с великолепным настроением, серьезно и в то же время весело, не жалеючи себя, тренироваться. Вот чему стоило бы поучиться у предшественников нынешнему поколению игроков. И еще скромности, которая, например, у Олега Зайцева была удивительной.
Четырехкратный чемпион мира и Европы, дважды олимпийский чемпион Олег Зайцев уже многие годы работает с командой СКА МВО. Работает успешно, хотя славой там не разживешься – игроки постоянно приходят и уходят, а тренеру каждый раз приходится начинать все сначала. Сотни молодых парней прошли через его руки и, уверен, плохого слова о своем тренере не может сказать никто – Олег опыт и умение, как свои, так и друзей-товарищей по хоккейному делу, отдает сполна.
Многие старые партнеры Зайцева по ЦСКА и в званиях его обходили (Олег – подполковник), и в почестях, но он все это считает нормальным. И по-прежнему чаще видит игроков команды МВО, чем любимых жену и дочь.
… Но вернемся в год 1971-й. Александру Рагулину предназначено было стать стержнем обороны, и
