преувеличение. Но японцы, все вместе и каждый в отдельности, были гораздо лучшими солдатами, чем солдаты и Народно-освободительной армии, и гоминьдана. Если бы отряд Мори вступил в местный народный фронт, то маленьким чешуйчатым дьяволам не поздоровилось бы. Поэтому Нье сделал еще одну попытку:
– Артиллерийские снаряды, которыми вы снабдили нас. сослужили хорошую службу, и маленькие дьяволы понесли большие потери.
– Лично я рад, что это так, – ответил Мори. – Но в то время, когда вы получали от меня эти снаряды, маленькие дьяволы и Япония находились в состоянии войны. Сейчас, похоже, положение другое. Если мы присоединимся к нападениям на чешуйчатых дьяволов и нас опознают, то все шансы на мирный договор будут уничтожены. Без прямого приказа с Родных Островов я этого делать не буду, что бы я ни чувствовал сам.
Нье Хо-Т’инг поднялся на ноги.
– Тогда я возвращаюсь в Пекин.
В этих словах сквозило скрытое предупреждение: если японцы не позволят ему вернуться или застрелят его, то целью китайских атак станут они, а не маленькие дьяволы.
У Мори, хоть он и был всего лишь восточным дьяволом, хватило мозгов понять предупреждение. Он тоже встал и поклонился Нье.
– Как я сказал, я лично желаю вам удачи в борьбе против маленьких чешуйчатых дьяволов. Но когда речь идет о нуждах страны, личные желания должны отступить.
Будь он марксистом-ленинцем, он выразился бы другими словами, но смысл остался бы прежним.
– Я тоже не испытываю к вам личной неприязни, – попрощался Нье.
Он выбрался из японского лагеря, расположенного где-то в сельской местности, и направился в Пекин.
Земля на дороге рассыпалась под его сандалиями. Стрекозы пролетали мимо, выполняя маневры, недоступные никакому истребителю. Крестьяне и их жены гнули спины на пшеничных и просяных полях, занимаясь бесконечной прополкой. Если бы Нье был художником, а не солдатом, он остановился бы, чтобы сделать наброски.
Но он думал вовсе не об искусстве. Он думал о том, что японцы майора Мори слишком долго находятся поблизости от Пекина. Маленькие чешуйчатые дьяволы, если бы когда-нибудь им пришло такое в голову, могут использовать японцев против народного фронта точно так же, как гоминьдан использовал войска ящеров против Народно-освободительной армии. Это позволит маленьким дьяволам воевать с китайцами, не подставляя под пули свои войска.
Он ничего не имел против японского майора, нет. Он уважал его, как солдата, но это лишь ухудшало ситуацию: потенциально японец представлял большую опасность. Острая, как бритва, логика диалектики вела к неизбежному заключению: гнездо Мори должно быть ликвидировано как можно скорее.
– Это даже к лучшему, – громко сказал Нье.
Никто его не слышал, кроме пары уток, плававших в пруду. Если маленькие чешуйчатые дьяволы имеют достаточно соображения, чтобы понимать косвенные намеки, то исчезновение возможных союзников даст им понять, что народный фронт ведет против них не только пропагандистскую кампанию, но и активно действует.
Он добрался до Пекина к полуночи. Вдали слышались выстрелы. Кто-то боролся за дело прогресса.
– Что вы делаете здесь в столь поздний час? – спросил охранник-человек у ворот города.
– Иду к своему кузену.
Нье протянул фальшивое удостоверение личности и сложенную банкноту.
Охранник вернул удостоверение, но не деньги.
– Тогда проходите, – сипло сказал он. – Но если я увижу вас поблизости в поздний час, то подумаю, что вы вор. Тогда вам плохо придется.
Он взмахнул дубинкой с шипами, наслаждаясь своей крохотной властью.
Нье изо всех сил старался не рассмеяться в лицо охраннику. Вместо этого он нагнул голову, словно испугавшись, и поспешил мимо стража в город. До общежития было недалеко.
Когда он пришел к себе, Лю Хань гонялась за Лю Мэй по пустой столовой. Лю Мэй визжала от восторга. Она принимала это за веселую игру. Лю Хань выглядела так, словно вот-вот упадет. Она погрозила дочери пальцем:
– Ты пойдешь спать, как хорошая девочка, или я отдам тебя обратно Томалссу.
Лю Мэй не обращала внимания. По усталому вздоху Лю Хань было видно, что она не ожидала от Лю Мэй такого неповиновения.
Нье Хо-Т’инг спросил:
– Что ты собираешься делать с маленьким чешуйчатым дьяволом по имени Томалсс?
– Я не знаю, – сказала Лю Хань. – Хорошо, что ты вернулся, но трудные вопросы задашь в другой раз. А сейчас я слишком устала не только чтобы думать, но даже смотреть. – Она подбежала и выдернула Лю Мэй из-под опрокидывающегося стула. – Невозможная дочь!
Лю Мэй решила, что это забавно.
– Как там чешуйчатый дьявол, достаточно наказан? – настаивал Нье.
– Он никогда не будет наказан достаточно за то, что он сделал со мной, с моей дочерью, с Бобби Фьоре и другими мужчинами и женщинами, имен которых я даже не знаю, – яростно выкрикнула Лю Хань. Затем она несколько успокоилась. – Почему ты спрашиваешь?
– Потому что вскоре может быть полезно предъявить самого маленького дьявола или его тело их властям, которые обосновались здесь, в Пекине.
– Это должно быть решение центрального комитета, а не только мое, – сказала, нахмурившись, Лю Хань.
– Знаю.
Нье смотрел на нее с настороженностью. Она далеко ушла от крестьянки, горюющей из-за украденного ребенка. Когда стирались классовые различия, когда предоставлялись и поощрялись возможности развить свои способности, занять более высокий пост в Народно-освободительной армии, – случались удивительные вещи. Примером была сама Лю Хань. Вряд ли в своей деревне она вообще знала о существовании центрального комитета. Теперь она умела манипулировать им не хуже, чем ветеран партии.
– Я не стал поднимать этот вопрос перед комитетом. Я хотел вначале узнать твое мнение.
– Благодарю за заботу о моем личном мнении, – сказала она и посмотрела на Нье, размышляя. – Я не знаю. Полагаю, что я могла бы согласиться с любым решением, если оно поможет нашему делу против маленьких чешуйчатых дьяволов.
– Говоришь как женщина партии! – воскликнул Нье.
– Может быть, и так, – сказала Лю Хань. – Я должна согласиться с общим решением. Разве не так?
– Так, – согласился Нье Хо-Т’инг. – Ты получишь инструкции, раз ты этого хочешь. Я буду горд проинструктировать тебя лично.
Лю Хань кивнула. Нье сиял. Вовлекая в партию нового члена, он испытывал такие же ощущения, как миссионер, привлекший в лоно церкви новообращенного.
– Однажды, – сказал он ей, – ты займешь достойное место и будешь давать инструкции, а не получать их.
– Это было бы прекрасно, – сказала Лю Хань.
Она смотрела сквозь него – видимо, заглядывая в будущее. От этого взгляда Нье занервничал: не видит ли она, как приказывает что-то ему?
Его улыбка сползла с лица. Если она будет прогрессировать с прежней скоростью, такая перспектива не кажется совсем уж невероятной.
