– Благородный адмирал, это действительно возможно, но мне кажется маловероятным, – сказал Кирел. – У нас достаточно забот для обсуждения, чтобы придумывать новые.
– Тосевиты используют ракеты. Тосевиты используют корабли. Тосевиты возмутительно изобретательны. Это не кажется мне придуманной заботой, – сказал Атвар, добавив усиливающее покашливание. – Весь этот североафриканский регион имеет более здоровый для нас климат, чем любой другой на этой планете. Если бы весь Тосев-3 был таким, он был бы гораздо более приятным миром. Я не хочу, чтобы наши будущие поселения здесь были в опасности от ударов Больших Уродов с моря.
– И никакой другой самец, благородный адмирал. – Кирел не принял подразумеваемой критики Атвара. – Одним из способов усилить наш контроль над территорией был бы захват местности к северо- востоку от нас, известной под названием Палестины. Я сожалею, что Золрааг не добился лояльности местных мятежных самцов: если бы они выступили против англичан, уменьшились бы потребности в наших собственных ресурсах.
– Истинно, – сказал Атвар, – но лишь отчасти. Тосевитские союзники легко становятся и тосевитскими врагами. Посмотрите на мексиканцев; посмотрите на итальянцев; посмотрите на евреев и поляков. Неужели все эти Большие Уроды – евреи?
– Они евреи, благородный адмирал, – ответил Кирел. – Как эти евреи появляются в таких далеких друг от друга местах – это выше моего понимания, но это так.
– Это в самом деле так, и, где бы они ни появлялись, они везде создают неприятности, – сказал Атвар. – Поскольку евреи в Польше оказались ненадежными, я не питаю больших надежд, что и в Палестине мы сможем на них положиться. Например, они не вернут Мойше Русецкого Золраагу, что заставляет меня сомневаться в их добропорядочности. Однако во многом они стараются приписать свой провал групповой солидарности.
– Тем не менее мы можем использовать их, хотя и не можем им доверять, – высказал Кирел сентенцию, которую Раса использовала в отношении многих видов Больших Уродов после нашествия на Тосев-3. Командир корабля вздохнул. – Жаль, что евреи обнаружили поисковое устройство, которое Золрааг спрятал в комнате, где проходила встреча, иначе мы могли бы отыскать здание, в котором оно было установлено, и отобрать у них Русецкого.
– Действительно жаль, учитывая, что устройство было настолько миниатюрным, что их грубая технология не может даже приблизиться к тому, чтобы повторить его, – согласился Атвар. – Они должны быть такими же подозрительными по отношению к нам, как мы к ним. – Его рот открылся в кривой ухмылке. – И еще у них плохое чувство юмора.
– Истинно так, благородный адмирал, – сказал Кирел. – То, что обнаруженное ими устройство привело непосредственно к крупнейшей британской базе в Палестине, было разочарованием.
После прихода на Тосев-3 самцы Расы говорили это же самое и о множестве других вещей.
Когда Мордехай Анелевич покидал Лодзь – как некогда Варшаву, – он вспомнил, что евреи, прежде многочисленные, оставались в меньшинстве. Многие из них теперь были вооружены и могли создать свою милицию, которая располагала более мощным вооружением, но они были немногочисленны.
Поэтому перспектива сотрудничества с поляками – особенно в сельской местности – заставляла его нервничать. Большинство поляков либо бездействовали, либо аплодировали, когда нацисты загоняли евреев в гетто больших городов или уничтожали их в поселках и деревнях. Большинство поляков ненавидели ящеров не за то, что они изгнали немцев, а за то, что вооружили евреев, которые помогали им.
И теперь, когда в Лодзь пришло сообщение о том, что польскому крестьянину срочно требуется поговорить с ним, Мордехай боялся, не идет ли он прямо в ловушку. Затем он задумался: кто бы мог подготовить ее – если она вообще существовала. Его скальп могли захотеть получить поляки. А также ящеры. А также и немцы – если они хотели лишить евреев боевого лидера. И евреи, которые больше боялись нацистов, чем ящеров, могли пожелать отомстить тому, кто отправил Давида Нуссбойма к русским.
Когда пришло предложение встретиться, Берта Флейшман разложила по косточкам все эти возможности.
– Не ходи, – убеждала она. – Подумай, какими большими неприятностями это нам может грозить и как немного может быть хорошего.
Он рассмеялся. Легко было смеяться, находясь внутри бывшего еврейского гетто в Лодзи, среди своего народа.
– Мы не вырвались бы из-под власти нацистов, если бы боялись рисковать, – сказал он.
Он переубедил ее, и вот теперь он находился здесь, где-то севернее Лодзи, неподалеку от места, где ящеры пропустили немцев.
И глубоко раскаивается, что пошел. Здесь, где на полях работали исключительно поляки, каждый бросал на чужака подозрительный взгляд. Сам он не выглядел типичным евреем, но в предыдущих путешествиях он убедился, что сойти среди них за поляка не сможет.
– Четвертая грунтовая дорога на север от этого жалкого городишка, повернуть на запад, пятая ферма по левой стороне. Спросить Тадеуша, – сказал он сам себе.
Он надеялся, что правильно посчитал дороги. Вот эта узкая тропинка считается дорогой или нет? Непонятно. Его лошадь иноходью направилась к пятому крестьянскому дому по левой стороне.
Крупный здоровенный светловолосый мужик в комбинезоне накладывал вилами свекольную ботву в кормушку для коров. Он и бровью не повел, когда подъехал Мордехай с немецкой винтовкой за спиной. Винтовка «маузер», такая же как у Анелевича, лежала возле коровника. Парень в комбинезоне при необходимости мог бы тут же взять ее в руки. Он воткнул вилы в землю и оперся на них.
– Вам что-нибудь надо? – спросил он низким голосом, настороженным, но вежливым.
– Я ищу Тадеуша, – ответил Анелевич. – Я должен передать ему привет от Любомира.
– К черту приветы! – сказал поляк, скорее всего Тадеуш, с громким раскатистым смехом. – Где те пять сотен злотых, что он мне должен?
Анелевич соскочил с коня: это был пароль. Он потянулся. В спине что-то хрустнуло. Он потер поясницу со словами:
– Побаливает.
– Я не удивляюсь. Вы ехали, как увалень, – беззлобно сказал Тадеуш. – Послушайте, еврей, у вас, должно быть, множество тайных связей. Во всяком случае я не слышал ни о каком другом обрезанном, которого мог искать немецкий офицер.
– Немецкий офицер? – на мгновение вытаращил глаза Мордехай. Затем его голова снова заработала. – Танкист? Полковник?
Он не настолько доверял этому большому поляку, чтобы называть имена.
Голова Тадеуша закачалась вверх и вниз, при этом его густая золотистая борода то открывала, то закрывала верхнюю латунную застежку комбинезона.
– Именно такой, – сказал он. – Он сам хотел встретиться с вами, но тогда он бы спалился.
– Спалился… Попался ящерам? – спросил Мордехай, по-прежнему стараясь понять, о чем идет речь.
Теперь голова Тадеуша стала качаться из стороны в сторону.
– Не думаю. О нем расспрашивал какой-то другой вонючий нацист. – Поляк плюнул на землю. – Черт с ними со всеми, так я скажу.
– Послать их всех к черту легко, но мы должны иметь дело с некоторыми из них, хотя – видит бог – я не желал бы этого, – сказал Анелевич. С севера и с востока донесся гул артиллерийской канонады. Мордехай показал в ту сторону. – Слышите? Это немцы, вероятно, бьют по железной дороге или по лодзинскому шоссе. У ящеров трудности с доставкой военных грузов, они уже черт знает сколько времени не могут вырваться с ними из города – и к этому приложили руку мы.
Тадеуш кивнул. Его поразительно яркие голубые глаза, затененные бесформенной шапкой из почти бесцветной ткани, были весьма проницательными. Мордехай подумал: был ли он крестьянином до войны?
