исторической диалектики – тогда что же?
И тем не менее фашистская Германия и Советский Союз несколько лет назад сумели договориться. Так и теперь Советский Союз и Соединенные Штаты, объединившиеся против гитлеризма, стали союзниками в борьбе против гораздо более страшного завоевателя. Если на время забыть о законах диалектики, окажется, что жизнь – диковинная штука.
Показав вперед на надменный изломанный каменный горизонт, переводчик Молотова сказал:
– Американцы тоже пострадали в этой войне, товарищ комиссар иностранных дел.
– Пострадали, – согласился с ним Молотов.
Почти во всех окнах небоскребов были разбиты стекла, сами дома изуродовали черные шрамы пожаров. Некоторые здания стояли, накренившись под необычными углами, словно пьяные матросы, которые больше не в силах держаться на ногах. Молотов окинул город холодным взглядом и заявил:
– Им полезно было напомнить, что идет война. Когда на нас напала фашистская Германия, они строили, а мы умирали.
К борту судна подошел буксир, на носу которого стоял человек с мегафоном в руках. Он что-то крикнул по-английски, и переводчик тут же повторил его слова Молотову.
– Он говорит: «Приветствую вас, литовский корабль! Вы оказались далеко от дома». Думаю, он решил пошутить.
– Хи-хи, – проворчал Молотов.
Он забыл, что на корабле развевается желто-зелено-красный флаг Литовской Советской Социалистической Республики (кроме того, он умудрился забыть, что до прихода ящеров она находилась в руках фашистов, а сейчас по-прежнему не желала подчиняться Москве).
– Что я должен ответить? – спросил переводчик.
Молотову ужасно хотелось поприветствовать американцев от имени съезда народных депутатов Литвы, но он сдержался.
– Скажи, что я приветствую их от имени советского народа и генерального секретаря партии большевиков товарища Сталина.
Прозвучал ответ по-английски, и переводчик сказал:
– На этот раз он ответил, как полагается. Он предлагает помочь доставить нас к причалу.
– Ладно, – ответил Молотов. – Обсуди это с офицерами корабля, я тут ни при чем. Я полагал, что они отправят на встречу с нами настоящих дипломатов, но, похоже, придется нам высадиться в Нью- Йорке.
Он сказал это так, словно был вынужден войти в джунгли, где его поджидают кровожадные звери и дикари. Впрочем, именно так он и считал: с его точки зрения капиталисты представляли собой хищных диких зверей, а Нью-Йорк являлся их логовом.
Следуя за буксиром, судно под литовским флагом вошло в Ист-Ривер. Потрепанный корабль оставил за кормой статую Свободы, которая гордо стояла на острове Бедлор. Молотов в принципе не имел ничего против идей, которые прославляла статуя, но считал, что Соединенные Штаты, где белые эксплуатируют черных, богатые – бедных, а капиталисты – пролетариат, не слишком их придерживаются.
Грузовое судно замерло у причала № 11, совсем рядом с берегом. Переводчик указал на знак и надпись на английском языке.
– Товарищ комиссар иностранных дел, знаете, что находится между этим и следующим причалом под номером двенадцать? – спросил он, и его голос задрожал от возмущения. – Муниципальная посадочная площадка. Здесь богатые капиталисты сажали свои личные аквапланы, чтобы оказаться как можно ближе к Уолл-стрит.
– Человек может быть настолько богат, что у него имеется собственный акваплан… – Молотов покачал головой.
Сколько человек голодает, чтобы горстка богачей купалась в роскоши?
Но он прибыл сюда не затем, чтобы порицать капиталистов, его задача – заключить с ними союз. Он уже встречался с нацистами и ничего, сумел справиться с собой. Молотов огляделся по сторонам: в доках кипела жизнь. Несмотря на вторжение инопланетян, в Америке продолжали функционировать предприятия, производившие необходимую стране продукцию. Он даже успел заметить несколько грузовиков, которые работали на бензине и вывозили товары, доставленные на кораблях. В СССР каждая капля бензина и дизельного топлива шла на военные нужды. Гражданским транспортом служили ослы, лошади и люди.
Молотов думал, что на причале их будет встречать автомобиль, но его ожидания не оправдались – их ждал фургон, запряженный лошадьми. Молотов нисколько не обиделся – ящеры имели обыкновение обстреливать машины, считая, что их пассажиры обязательно окажутся важными персонами. В результате важные персоны передвигались, как и все остальные, – на повозках.
Когда Молотов и его переводчик уселись в фургон, возница удивил их, поздоровавшись по- русски:
– Добрый день, господин Молотов.
– И вам добрый день, только я прошу вас называть меня товарищ Молотов, – ответил комиссар иностранных дел.
«Господин» – так называли аристократов до революции, ему больше нравилось простое слово «товарищ».
– Как пожелаете, – добродушно согласился возница.
Молотов решил, что русский для него не родной язык, поскольку говорил он с характерным английским акцентом.
Возможно, его родители когда-то приехали в Соединенные Штаты, и он выучил язык своих предков, разговаривая с ними, – или он американец, который изучал русский язык, как переводчик Молотова – английский.
Когда фургон сдвинулся с места, русский переводчик наклонился вперед. Вид у него был крайне недовольный. Молотов его прекрасно понимал: если в переводчике нет необходимости, ему придется отправиться туда, где от него будет больше пользы, а именно: с винтовкой в руках, терпя всяческие лишения, стараться выжить, участвуя в военных действиях против ящеров.
– Вы едете в здание казначейства США, товарищ комиссар иностранных дел, – сказал возница. – Наш первый президент Джордж Вашингтон принял присягу перед старым зданием городского муниципалитета. Камень, на котором он стоял, сейчас хранится в стеклянной витрине, чтобы все могли его видеть.
– Очень интересно, – пробормотал Молотов.
– Товарищ комиссар иностранных дел, – вмешался переводчик и показал вывеску на углу улицы. – Мы сейчас едем по Уолл-стрит.
Он с опаской оглядывался по сторонам, словно в любой момент ожидал нападения взвода жирных плутократов в цилиндрах, визитках и коротких гетрах. Пальцы у них должны быть унизаны кольцами с огромными бриллиантами, а в зубах торчат толстые сигары.
Молотов тоже принялся оглядываться по сторонам. Некоторые прохожие на знаменитой улице действительно были одеты в деловые костюмы, но большинство носили простую рабочую одежду или военную форму. И хотя выглядели они не такими измученными и потрепанными, как жители Москвы, истерзанной войной, они не производили впечатления людей богатых или даже процветающих.
– Здание казначейства находится напротив нью-йоркской фондовой биржи, – словно пытаясь их утешить, сказал возница.
Если бы у русского переводчика имелся подходящий к случаю амулет, он бы обязательно его вытащил и принялся лепетать молитвы, чтобы защититься от козней идеологического врага Советов.
Казначейство располагалось в высоком здании, построенном в прошлом веке в стиле Возрождения. С точки зрения Молотова, который верил в социалистический реализм, как Папа Пий XII в переселение душ, тот факт, что внешний вид сооружения не имел никакого отношения к его функциям, являлся очередным доказательством лживости капиталистической системы. А то, что на фоне небоскребов здание казначейства казалось серым карликом, показывало, где в действительности находится средоточие экономического могущества Соединенных Штатов.
