– А как дела у Барбары? Как вы думаете, она захочет со мной встретиться?
– Тут я ничего не могу вам сказать, доктор Ларссен. – Голос Гровса прозвучал устало, что было совсем на него не похоже. – Дело в том, что они… с мужем уехали отсюда после того, как вы отправились в Ханфорд. Игер получил новое назначение. Кстати, и она может принести там пользу, поэтому она последовала за мужем.
– Понятно, – сказал Йенс.
В первый раз, когда он покинул дом, Барбара не дождалась его – бросилась на шею какому-то идиоту-бейсболисту.
А теперь, когда он снова отправился выполнять задание своей страны, она даже не пожелала его встретить по возвращении. Мир – отвратительное место.
– А куда она… куда они уехали? – спросил он.
– Боюсь, я не могу ответить на ваш вопрос, – сказал Гровс. – Я не ответил бы на него, даже если бы вы не были знакомы с ними обоими. Мы постоянно заботимся о безопасности, несмотря на то, что порой у нас возникают с этим серьезные проблемы. Да и вообще, учитывая все обстоятельства, лучше вам не знать, где они, – для всех лучше.
– Да, возможно. – Йенс был с ним совершенно не согласен.
Наверное, так лучше для шлюхи, которая когда-то была его женой, и для ублюдка, с которым она спуталась, а для него, для Йенса Ларссена? Он должен получить то, что ему принадлежит, назад. Снова сменив тему разговора, он спросил:
– Куда вы меня поселите?
– Так, поглядим. Если я все правильно помню, вы жили в общежитии для холостяков в Лоури-Филд, верно? – Гровс обладал поразительной способностью помнить даже самые незначительные мелочи. – Давайте пока направим вас туда? Здесь, в университетском городке, у нас маловато места.
– Ладно, – не стал спорить Йенс. «Вот уж точно, запасная покрышка». – Однако вам не следует забывать, что я буду продолжать попытки убедить вас и всех остальных, что Хан-форд лучше Денвера подходит для производства атомных бомб.
– Не сомневаюсь, – заявил Гровс. – Впрочем, мне трудно поверить в то, что нам имеет смысл сворачивать производство здесь и начинать все заново там. Ну, не настолько же там хорошо. Вам следует отдохнуть и оглядеться по сторонам, чтобы понять, что мы успели сделать в ваше отсутствие. Возможно, вы измените свое мнение.
– Непременно, – сказал Ларссен, твердо зная, что никакая сила в мире не заставит его изменить свое мнение – после всего, что ему пришлось пережить. Он встал и направился к двери.
– Подождите, – крикнул ему вслед Гровс и что-то быстро написал на листке бумаги. – Покажите это часовым в Лоури-Филд. А потом полковнику Хэксхэму, если он не захочет выделить вам комнату в общежитии.
– Хорошо. – Ларссен взял листок бумаги и начал спускаться по лестнице. Он забрал винтовку у Оскара, вышел на улицу, сел на велосипед и пробормотал: – Старина Хэксхэм.
Если бы полковник Хэксхэм разрешил ему сразу отправить Барбаре письмо, она бы, скорее всего, осталась его женой. Интрижка с сукиным сыном Игером ничего не изменила бы; в конце концов, она считала, что ее муж погиб. А так из-за проклятого полковника Хэксхэма вся его жизнь отправилась псу под хвост.
А Гровс послал его именно к Хэксхэму. Йенс медленно проехал по Университетскому проспекту, затем повернул направо, в сторону Лоури-Филд. Он крутил педали и жалел себя. Неожиданно ему отчаянно захотелось проехать мимо военно-воздушной базы и двинуться дальше на восток, куда-нибудь к границе Колорадо и Канзаса. Здесь никто не желает его слушать, они даже не понимают, что он прав. Ящерам будет очень интересно узнать, что происходит в Денвере.
Эта мысль посещала его и раньше. Ему даже пришлось усилием воли заставить себя повернуть на запад, а не на восток, когда его отправили осматривать Ханфорд. Тогда он с собой справился, считая, что имеет обязательства перед человечеством.
– Но ведь все люди мечтают только об одном – доставить мне неприятности, – заявил он, обращаясь к безмолвной зимней тишине.
Тишина ему ничего не ответила. Когда Ларссен добрался до поворота на Лоури, он остановился и несколько минут неподвижно стоял на месте. Но в конце концов взял себя в руки и поехал в сторону аэродрома. Даже себе самому он был не готов признаться, что только чудом удержался от того, чтобы повернуть в другую сторону.
Глава 15
Со свинцового неба лил непрекращающийся дождь. В псковском парке с деревьев осыпались почти все листья и теперь, коричневые и всеми забытые, лежали на желтой траве. Джордж Бэгнолл шел к Крому и думал о том, что деревья и кустарники с голыми ветками выглядят грустными и несчастными, словно скелеты, поднявшие руки перед неизбежностью приближающейся зимы.
Бурные ручьи струились по тротуару, и дождевая вода собиралась в воронках, превращая их в грязные маленькие пруды. Если по невнимательности провалишься в такую воронку, можно промокнуть до пояса – а если не повезет, окунешься с головой. Говорят, в них даже утонуло несколько человек.
Часовые прятались под крышей у входа в Кром, чтобы не промокнуть и чтобы ящеры не засекли их с воздуха. Древняя псковская крепость приняла несколько бомбовых ударов в начале войны с ящерами, потом инопланетяне оставили ее в покое. Все в городе надеялись, что ящеры больше не будут бомбить Псков.
– Кто идет? – окликнул немецкий часовой, а его русский напарник поднял автомат.
Бэгнолл откинул капюшон плаща.
– Англичанин, – сказал немец на своем языке, а потом повторил по-русски.
Его напарник кивнул и жестом показал, что Бэгнолл может проходить.
– Спасибо, – сказал Бэгнолл по-русски.
После месяцев постоянной практики он почти свободно говорил по-немецки, чего нельзя было сказать о русском, поэтому Бэгнолл использовал любую возможность, чтобы потренироваться.
Он поднялся в кабинет командующего немецкими войсками, генерал-лейтенанта Курта Шилла.
– Добрый день, мистер Бэгнолл, – сказал Шилл на превосходном английском. – К сожалению, командиры Герман и Васильев еще не пришли. Благодарю вас за пунктуальность.
Бэгнолл пожал плечами. Если ждать пунктуальности от русских, можно легко сойти с ума.
– Они придут, генерал, – сказал он.
Они придут – через пять минут, полчаса или два часа. Если вы договорились с ними на 9.00, они считают, что должны прийти утром. Ничто другое человеку с русским менталитетом недоступно.
Партизанские лидеры появились без двадцати десять. Если они и поняли, почему рассержен Курт Шилл, то виду не подавали.
– Итак, – сказал Николай Васильев, – давайте обсудим наши действия против империалистов из другого мира. Мы сумеем изгнать их из Пскова, пока нам помогает зимняя погода.
Его товарищ Александр Герман перевел слова Васильева на идиш, который был достаточно близок к немецкому, чтобы Шилл и Бэгнолл его поняли.
От себя Александр Герман добавил:
– Они слабеют зимой даже еще больше, чем вы, немцы, в первый год войны.
Шилл успел привыкнуть к подобным выпадам и в долгу не остался.
– Однако у нас хватило сил, чтобы не пустить вас в Псков, – с холодной улыбкой ответил он, – а с тех пор мы сумели приспособиться к холоду. Надеюсь, ящерам не удастся.
– Думаю, ящерам будет трудно зимой, – по-немецки сказал Бэгнолл; Александр Герман перевел его слова Васильеву. – Ящеры очень медленно приспосабливаются к изменяющимся обстоятельствам.
– Однако они достаточно опасны, – заявил Васильев при помощи Германа. – Им не хватает
